От «Не дай Бог» до Doxa и SVTV
Полный крах русской журналистики в 2022 году вновь поднял в нашем обществе те темы, которые, казалось бы, были забыты с начала нулевых. Может ли журналист остаться в профессии, если он уехал из страны, о которой пишет? Страдает ли объективность расследователя, если на статьи или видео об очередной путинской яхте он берет деньги от условного Госдепа? А если не берет, то почему? И вообще, связана ли финансовая независимость с журналистскими стандартами, или их может нарушать и самиздат?
Все эти вопросы о морали в профессии открываются как будто бы заново. Кажется, что дилеммы о двойных стандартах и независимости редакционной политики от мнения издателя остались где-то в учебниках по теории журналистики, от которой веет скукой и бубнежом старого мудака, когда-то работавшего в Гостелерадио СССР.
На самом же деле вопрос о том, как вести себя так, чтобы в конечном счёте не стать Владимиром Соловьёвым — это главный вопрос, на который должен ответить себе каждый журналист, который пишет сегодня по-русски. Ведь в реальности он никогда так и не был задан.
С аномального медийного бума конца восьмидесятых прошло уже более 30 лет, а русская журналистика так и не смогла выработать тех четких правил, которые позволили бы ей выжить в такой суровой среде, как Россия при Владимире Путине. Наслаждаясь собственной, пожалуй, мнимой, свободой в 1990-е, бывшие инженеры, искусствоведы, дети партийных чиновников и просто люди с улицы, которые тогда наводнили медиа, погрузились в самозабвенный эстетский поиск новых форм, который, что неудивительно, всегда сводился к авторской компиляции форм западных. На какие именно ценности нанизывать эти формы, тогда никто не думал. Журналисты газеты «Коммерсантъ», или, например, «Сегодня», получали деньги за свои заметки и радостно наслаждались уникальной исторической возможностью сочетать профессию с мечтой.
Эта самая мечта упала на них из ниоткуда. Они не добыли её долгим упорным трудом или многолетней карьерой, в которую вложили все свои жизненные силы и ещё пару родительских кредитов в придачу. Чистота их таланта позволила им проскочить этот нудный путь по иерархической лестнице, который проходили их коллеги из New York Times или Washington Post. И именно по этой причине все разговоры о журналистской этике для них оставались не более чем темой для светского разговора за бутылкой коньяка после тяжелого дня в редакции.
Это и было их главной ошибкой. Западная журналистская этика, доставшаяся русским медиа первого поколения даром, никак не хотела приживаться на русской почве сама, без посторонней помощи, а русские редакторы и корреспонденты, ещё вчера прозябавшие в безвременье совка, теперь были заняты удовлетворением собственных амбиций и помогать ей вовсе не хотели.
Специфической русской журналистской этики за это время тоже не возникло. И откуда бы ей взяться, если в СССР вместо этики была линия партии, а традиция дореволюционных медиа была безвозвратно утрачена? От неё оставался лишь романтический фасад, с которого газета «Коммерсантъ» содрала себе еръ.
Такое отношение к самому важному аспекту профессии по сути предопределило все последующие компромиссы, на которые русские журналисты шли поколениями, пока не оказались в аэропорту Шереметьево с билетом до Тбилиси в руках.
Да, конечно, в разрушении русских медиа виноват один человек, который и создал систему, физически опасную для любого, кто пишет без оглядки на темник. Но в этом разрушении виновата и газета «Не дай Бог», в которую большая часть тогдашней редакции «Коммерсанта» пошла без всякой рефлексии о морали, общественном долге и высоких стандартах. Ради щедрых гонораров и внутренне комфортной борьбы с коммунистами они очень быстро отказались от того, что и так досталось им в подарок.
В этом разрушении виновата и большая часть коллектива НТВ, которая ради ипотеки и образования детей согласилась с тем, что их талант будет продан государству за долги. Многие из них до сих пор работают на канале, теперь радуясь боевым действиям.
Именно так мы получили государственную пропаганду на всех федеральных телеканалах, бокалы виски в мэрии, медиакиллеров, тусовочку, безнаказанность главного редактора либерального медиа после обвинений в домогательстве и либертарианские СМИ, слово в слово повторяющие тезисы Z-патриотов.
Моральный компромисс, на который шли русские журналисты все эти годы, размыл их собственное представление о том, как следует вести себя человеку их профессии. Можно ли уволить своего сотрудника за оговорку в эфире? А ради сохранения лицензии на вещание? А нужна ли лицензия на вещание в стране, где ведущему запрещено оговариваться?
Все эти вопросы так и не найдут ответов без глубокой рефлексии над тем, зачем вообще нужны люди, готовые ради опубликованного слова сесть в тюрьму или быть убитыми. И что им делать, когда работа всей их жизни оказывается никому не нужна?