Рассказ Ксюши Чаадаевой «Последняя весна»
Жизнь и смерть идут рука об руку. Молодой парень оказывается в онкодиспансере, а потом – в больнице. Может ли случиться там что-то хорошее? Может ли что-то светлое ворваться в жизнь обреченных? И какая она – последняя весна, если ты знаешь, что обречен?
Последняя весна
Эта весна стала моей последней.
Утром я умирал на очередном сеансе химиотерапии. Я сидел в кресле, к руке тянулись вены капельниц, по которым тек яд.
Один яд убивал другой, в крови.
Терминальная стадия миелоцитарного лейкоза.
Когда я пришел сдавать кровь как донор, я был улыбчивым парнем-первокурсником и весь мир лежал у меня на ладони. Я хотел путешествовать, тискать девчонок по коридорам, пить пиво на спор, да и, в общем, жить.
Доктор завел меня в свой кабинет, снял очки и задумчиво сунул дужку в рот.
— Александр, я могу вас так называть?
— Конечно, меня же так зовут, — улыбнулся я.
— Я не могу сказать иначе, поэтому скажу как есть. У вас подозрение на миелоцитарный лейкоз. Конечно, нужно провести дополнительные анализы, чтобы исключить ошибку.
В голове образовалась вата, слова врача пытались пробиться ко мне, но доносилось только невнятное бормотание. Я не понимал диагноза, но слово «лейкоз» мне было знакомо. Рак. А значит, я умирал.
— Александр, пожалуйста, послушайте меня. — Пространство схлопнулось до стен кабинета. — Вам нужно кому-то позвонить?
— Нет. Я один, родители давно погибли, а бабушку беспокоить не хочу, она не переживет. Не сейчас.
— Хорошо. Я вам сочувствую. Давайте проведем необходимые анализы.
Я вновь провалился в вату.
После того как я сдал все анализы, рак крови подтвердился, последняя стадия, обещали максимум полгода при соблюдении режима лечения. Мне дали расписание химиотерапии, целый ворох бумаг, и моим домом стал онкодиспансер.
Я вышел на улицу, вещи привезти было некому — я поехал сам, возможно, в последний раз.
Весна была в самом разгаре: ветер поднимал пыль, задирал редкие юбки, обнажая белые ноги, только-только появились листья на деревьях, и солнышко ласково гладило по голове.
Мир изменился. Я понимал, что тело — мое, что я в нем тот же, вокруг всё то же: люди, город, магазины, машины, собаки. Но внутри всё стало другим.
Я слышал, как лопаются на деревьях почки и лист, скрипя сочной зеленью, выбирается наружу. Я услышал стук когтей бродячей собаки по асфальту. Проезжающие машины стали невообразимо громкими, а вокруг зашуршали тысячи человеческих ног, шаркая по асфальту стоптанными кроссовками. Словно мир навалился на меня и закричал в уши: «Теперь ты видишь? Слышишь? Почувствуй!»
Я долго шел домой, считая каждый шаг. На небе причудливо толпились облака, будто старушки в очереди, подталкивая друг друга пышными руками. В этом году весна пахла мокрым асфальтом и крепким кофе.
Дни в онкодиспансере тянулись как жвачка, которая прилипла к подошве и тянется, и тянется, а потом не отдирается, нацепив на себя песок и землю. Химия медленно убивала. Причем неизвестно, что убивало меня быстрее: лекарство или рак. Чтобы не грустить по своим некогда шикарным волосам, я сразу побрился наголо и надел вязаную цветную шапку. У меня их было навалом, это первое, что я взял с собой. Уроки труда в выпускном классе не прошли даром: я поймал кайф, вывязывая крючком петли. Взял сразу все, теперь как минимум пятеро человек ходили в моих шапках, и у меня даже осталась одна на смену. Мне все время было зябко, не считая тех дней, когда бросало то в жар, то в холод, то выворачивало в туалете по несколько часов кряду.
Она появилась на очередной химиотерапии. Сидела в кресле, поджав под себя ноги, и читала книгу. На руках у нее дремал чихуахуа. Боже, кто пустил сюда собаку? Я прошел мимо и сел в соседнее кресло.
— Мне ее приносит сестра в сумке. — Она подняла на меня темно-карие глаза. Они казались просто огромными на бледном худом лице.
— Я ничего не сказал.
— Я знаю. Просто этот вопрос мне все задают. Медсестры делают вид, что не замечают, а Сосиска ведет себя хорошо. — Она потрепала собачку по голове. — Я Карина.
— Саша.
Она взяла в руки книгу и опустила взгляд, и я снова для нее исчез.
У Карины был рак кишечника. Ей шестнадцать, и у нее только сестра. Карина носила на голове цветные платки, каждый день разные, завязанные причудливыми узлами. У нее длинные худые руки, на которых будто фломастером нарисованы реки вен и капилляров. Медсестры постоянно приговаривали, что у нее не руки, а мечта капельниц. Карина грустно ухмылялась.
Мы встречались раз в два дня на три часа в зале ожидания смерти.
Карина стала мне вроде младшей сестры. В хорошие дни мы болтали обо всем: о книгах, о фильмах, о школе. Я рассказывал, как поступил в университет. Иногда Карина смеялась. Ее смех походил на звон колокольчика, тихий и чистый. А иногда мы сидели в соседних креслах, просто молчали и держались за руки.
Сосиска часто перебиралась ко мне на колени и лежала на протяжении всей химии. Карина делала вид, что ревнует, и обижалась на нас с собакой. Потом заливалась звонким хохотом, когда Сосиска виляла хвостом и тыкалась носом нам в ладони.
Однажды Карина не пришла. Медсестра положила мне на спину тяжелую и такую теплую ладонь.
— Саша, она не придет.
Из груди вышибли воздух.
Время в онкодиспансере течет по-другому. Три недели превращаются в три года. Карина стала мне по-настоящему близкой и родной.
— Она умерла рано утром. — Медсестра ободряюще сжала мое плечо.
Я стащил с головы шапку, обнажив бледный неровный череп.
— Ей было больно?
Она покачала головой.
— Просто не проснулась. Ее сестра сказала, что зайдет сегодня к тебе.
Я кивнул, опять провалившись в вату.
Не знаю, сколько прошло времени, в руке уже не торчала капельница, а за плечо меня трясла сестра Карины.
— Саш, Саша.
Я тряхнул головой и посмотрел на нее.
— Саш, Карина написала тебе письмо, но отдать не успела. — Она протянула мне белый конверт с выведенными корявыми буквами «Сане». — Я оставлю тебя одного, вот мой телефон, звони сразу, как только что-то понадобится. — Она сунула визитку.
«Сань, ты стал мне братом, другом и родной душой. Я уверена, мы с тобой обязательно встретимся. Не буду тут сюси-пуси разводить. Мы оба понимали: кто-то из нас умрет первым, и, видимо, я, раз ты читаешь это письмо.
Просьба моя будет странной, но ты должен мне пообещать, что выйдешь отсюда здоровым и заберешь мою Сосиску. Она полюбила тебя так же, как любила меня. Будь ей другом.
Береги себя.
Люблю. Карина».
Я сложил письмо в нагрудный карман больничной рубашки. Деваться некуда, придется жить.
Изо дня в день моей целью было выжить. Я заставлял себя радоваться всему, что происходило вокруг. Я брал тетрадь и составлял списки: вкусная котлета, светит солнце, медсестра поставила капельницу с первого раза, меня не тошнило. С каждым днем списки пополнялись. Я как сумасшедший выискивал малейшие поводы для радости.
По ночам я лежал в кровати и излучал божественный вай-фай. Я представлял, что свечусь и свет проходит через все стены, цепляя всех, кто находится здесь, разливаясь за пределы здания, улицы, города, излечивая всех и от всего. Мне было плевать, помогает ли он кому-то, или я просто сошел с ума. Мне так становилось легче. Я верил, что меня свет лечит в первую очередь. Я полюбил каждую трещинку на стене, каждого врача, медсестру и даже мой рак.
Сколько лет я думал о том, что такое любовь, а ответ нашел здесь, в онкодиспансере, благодаря девчонке в цветном платке со смешной собачкой.
Я стоял перед калиткой чуть покосившегося обветшалого домика. А навстречу мне спешила старушка.
— Сашка, внучок. Ты в гости?
— Не, бабуль, насовсем. — Из рюкзака за моими плечами высунула морду Сосиска и громко тявкнула.
Бабушка всплеснула руками и рассыпалась морщинками улыбки на загорелом лице.
Эта весна стала моей последней. Этим летом я родился снова.
Автор: Ксюша Чаадаева
СПАСИБО!