Он никогда не видел, как цветут сады
Попытки уже взрослой девушки воскресить воспоминания и узнать правду о человеке, которого она любила в детстве. Автофикшн о запоздалой скорби, чувстве утраты и желании подарить бессмертие тому, кого уже давно нет.
Он никогда не видел, как цветут сады
Здравствуй, А.!
Пишет тебе пограничник 101 погранотряда А*******.
Ты еще не знаешь, меня 7 декабря призвали в армию и отправили служить домой. Служба пока ничего, идет карантин, но скоро он закончится и начнется вешалка. Здесь служит очень много знакомых дедов, так что пока все клево, и даже один в столовой, так что иногда наедаюсь до отвала. Здесь сплошной устав, не заколебут, так изваляют. Один раз бегал в самоволку, попил кофе с печеньем. Мама приходила уже 2 раза, может быть, отпустят домой на Новый год. В казарме около 100 человек. Курить разрешают только на улице, но мы курим в сортире, кто не рискует, тот не курит, правда, если пролетишь, заколебешься мыть. Делать будет нечего — напиши, а то скучно. Все получают письма, а я нет. Еще собираюсь написать Шурику, тебе пишу первой. Сижу в штабе и строчу какие-то секретные документы с пацанами. Завтра должен их отвозить на… (неразборчиво), так что пообещали оставить на ночь работать.
Ну пока все, немного послужу и напишу еще раз, и ты как-нибудь напиши. Мой адрес: _______________
До свидания! Пиши!!!
28.12.1992.
Привет, Ш.
Как дела? У меня полный кайф. Правда, морозы у нас опять до –42. Пока на службе ничего не делаем, но уже все заколебало. Сейчас хоть сижу в штабе и что-то переписываю, и вот решил пока написать тебе письмо. Только что написал А., сейчас тебе. Служу в трехстах метрах от дома (если напрямую) в погранцах. Скоро примем присягу, отучимся несколько месяцев в учебке, и, может быть, пошлют на границу или оставят здесь. Мама приходила уже два раза. Хочется есть, особенно вечером, но слава богу, в столовой служит мой старший (то есть дед) и другой раз наедаюсь до отвала. Ты почаще пиши мне, а то все получают письма, а я нет. Так что сразу, как получишь письмо, напиши ответку. Мама вам там посылку отправила со штанами и полевой сумкой. Напишите обязательно, когда получите. Ну ладно, вроде бы уже все, пока писать нечего!
Мой адрес: _______________
Передавай привет тете В. и всем, кого знаешь. Не забудь написать. Все. До встречи.
28.12.1992
В руках — выцветшие от времени, вырванные листы тетради в клеточку, адресованные разным людям, но отправленные в одно место. Синяя печать и поныне не потеряла яркости. Чего не скажешь о моей памяти. Повторяющееся дважды «все получают письма, а я нет»зацепило меня, как граната.Все силы ушли на попытки не подорваться и не испортить старые письма слезами, которые не удавалось контролировать. Внутри кто-то будто ножом прокручивал по спирали.
Я плакала по человеку, которого давно нет.
* * *
У меня с ним мало воспоминаний. А те, что есть, весьма смутные. Как будто через калейдоскоп смотришь, вот только вместо пестрых и изменчивых картинок меня встречали тусклые, заблюренные кадры.
Мне было два года в нашу первую встречу. О ней я знаю из рассказа мамы. Артур со своей матерью, которую все называли тетей Л., приехали неожиданно, никого не предупредив. Меня тогда укладывали спать, но я, как червяк, ползала по кроватке, не желая засыпать. Мама долго промучилась со мной и все же одержала победу. Стоило ей отойти на кухню, как кто-то постучал в окно. Первый этаж все-таки, подумали, снова кто-то хулиганит. Ш., мой дядя, выглянул и как закричал: «А., смотри! Артур и тетя Л. приехали». О дневном сне пришлось забыть, ведь, конечно же, я проснулась от крика и хвостиком за мамой увязалась. Она рассказывала, что до этого я с незнакомцами почти не пересекалась, поэтому все думали, я буду бояться и капризничать. А я пошла к Артуру на руки без особых возражений, и он стал первым чужаком, с которым я заснула. Гости добирались до нас двое суток на машине и валились с ног, поэтому тетя Л. сразу попросила дать сыну поспать. Мама в шутку предложила отправить меня с ним и не ожидала, что ее вредная двухлетняя дочка согласится и спустя пятнадцать минут будет сопеть в две дырочки, как маленький комочек. Мама не могла в это поверить, ведь обычно я дольше засыпала, чем спала. И даже с Ш. никогда не ложилась, а с Артуром вот так... видя его впервые. Я забыла и про маму, и про папу, везде ходила следом за ним. «Кто еще будет любить меня так, как она?» — говорил обо мне Артур.
Мое первое осознанное воспоминание в жизни связано с ним. Может, поэтому я, даже повзрослев, не могла перестать о нем думать. Первое воспоминание, как первый поцелуй или разбитое сердце, нельзя так просто перечеркнуть. Если о первом приезде Артура и тети Л. мне поведала мама, то о следующем — собственная память. Помню, как увидела незнакомца (я, конечно же, успела забыть того, с кем так сладко сопела) и спряталась за мамиными ногами, как оказалось — снова, а он стоял на пороге дачи, которая жива до сих пор.
Я называла его «Аря», моих ораторских способностей в четыре года хватало лишь на это, а он великодушно позволял вольность в коверканьи своего имени. К девяти, к нашему следующему воссоединению, знакомиться снова уже не понадобилось. Я встретила его, ни за кем не прячась, и бросилась в объятия с рычащим «Ар-р-ртур». Прежним осталось одно — я всюду следовала за ним. За несколько лет я окончательно обрела уверенность в способности держаться на ногах, и теперь уже ему приходилось поспевать за мной.
Отчетливее всего в память врезалась его доброта, которая даже спустя столько лет трогала меня. Люди высмеивают первую любовь ребенка, называя ее щенячьей привязанностью. Но с Артуром я никогда не ощущала себя мелкой пигалицей, что путается под ногами.
Кто-то обязательно посчитает это незначительным. Будто не каждый из нас в детстве пересекался с какими-то дядьками и тетьками, а потом они где-то растворялись. Артур же не был «кем-то». Хотя бы потому, что спустя столько лет я все еще помнила его, думала и тосковала о нем. Может, было бы легче, если бы его, как раковую опухоль, удалось вырезать из памяти. Артур же успел пустить во мне метастазы. Жуткое сравнение, но лучшего обнаружить не удалось. Оно полностью описывало обреченность ощущений.
Незначительное для кого-то было важным для меня. Даже такие мелкие детали, как то, что он купил мне первый в жизни Биг Маг, в то время как родители лишь Хэппи Милами баловали, как любого другого ребенка. Но Биг Маг — это уже другой уровень, словно я тоже взрослая. Артур относился ко мне как к равной, постоянно катал в машине и водил в кино. «Модная мамочка» с молодой Кейт Хадсон и третья часть «Гарри Поттера» навсегда будут связаны с ним. Большинство фанатов считают «Узника Азкабана» лучшей частью франшизы. Я в том числе. И только с годами понимание созрело до состояния спелого плода — всему причиной он, а не фанатское единогласие. Я любила эту часть, потому что тосковала о человеке, с которым разделила эту историю впервые.
— Когда вырасту, выйду замуж за Артура, — заявила я после одной из таких поездок, а мама смеялась над моей новой причудой.
— Он же твой дядя, хоть и двоюродный!
— Ну и что? Он нежадный. Будет покупать мне все, что я захочу.
Для девятилетки достаточно серьезное заявление, однако искренность пропитывала каждое слово. Внимание, которым он окружил меня, при этом не выказывая ни скуки, ни раздражения, ни усталости, пленило. Несколько недель с Артуром хватило, чтобы я привязалась к нему куда сильнее, чем к родному дяде. Хотя с Ш. я жила на протяжении всех девяти лет жизни и по всем законам мироздания он должен был быть мне ближе. Но что такое время и расстояние в сравнении с искренним вниманием? Лишь в присутствии Артура мне чуть ли не до свербежа хотелось отличиться. Я жаждала сказать что-то очаровательное или рассмешить его. Хотелось сделаться для него важной. Пока Гамлет мучился, «быть или не быть», я изнывала от вопроса «почему уезжать должен именно Артур?» Пусть остается со мной! Я была готова променять его на Ш., позволив дяде уехать с тетей Л. (не оставлять же старушку одну, жалко как-то). Уже тогда способность разбираться в людях разрасталась во мне, точно виноградная лоза. Но я никогда не думала, что человек, который мне так нравится, может больше не вернуться. И не потому, что не хочет.
Как ракушки на пляже, я собирала сведения у людей, которые обладали передо мной преимуществом не только в том, как долго знали его, но и четкостью памяти. «Каким он был?» — попугайничала из раза в раз. Лепила посмертный слепок по чужим указаниям. Застенчивый, скрытный, покладистый, не наглый, семи пядей во лбу и преданный матери. Исключительно чувствительная душа.
Артур родился за три тысячи километров от родины своей матери, в Заполярье, куда она молодой девушкой уехала вслед за военным, с которым познакомилась, пока гостила у двоюродного брата. Отец Артура умер, когда сыну едва шесть месяцев отроду исполнилось. На этом его роль в жизни Артура и закончилась. Мать Артура однажды словами, как ножницами, отсекла:
— У тебя нет отца. Только мать. Больше никогда не спрашивай меня о нем.
И он не спрашивал. Наверное, боялся расстроить ее, поэтому и смирился. От отца осталось лишь отчество, а со временем и оно исчезло. На надгробии значились только имя и фамилия. Тетя Л. осталась верна себе до последнего, она стерла все следы мужчины, из-за которого пережила то, о чем никому не поведала. Даже сестрам. Даже спустя сорок лет. Когда я увидела ее уже глубоко пожилой дамой, что с трудом ходит, она напоминала мне ларец с сокровищами, вот только вместо сокровищ — осколки сломанной судьбы. Она ненавидела, когда ей лезли в душу, и умерла, унеся историю своего выбора в могилу.
Пока она была жива, я не решалась спросить тетю Л. о погибшем сыне или таинственном мужчине ее молодости, хоть и сама успела вырасти.
Теперь ее могила соседняя с его. Желание исполнилось — она не оставила Артура до последнего. Несмотря на уговоры семьи вернуться, она, как тысячелетнее дерево, вросла в то место. Материиспытывают неведомое для тех, кто ими еще не стал, желание быть похороненными рядом с детьми, если те нарушили очередность, опередив их.
Болезненный ребенок и сильная женщина, положившая жизнь, чтобы вырастить сына. Только они были друг у друга. Почти на самом краю света, в военном советском городишке (это сейчас он уже считается поселком)выбор для повзрослевшего парня был ограниченным. После армии он остался служить дальше. Найти другую работу почти не представлялось возможным. За несколько лет Артур дослужился до прапорщика, а затем отправился на войну. Едва двадцатилетний юнец.
Неподдельное потрясение заполнило меня, и какое-то время я с трудом дышала, услышав об этом от своей мамы впервые.
— Артур был на войне? Настоящей войне?
— Да, российских пограничников отправляли в Таджикистан. Он в плен попал, около полугода там пробыл. Тетя Л. ничего не знала об этом. Артур не признался, что его отправили воевать. Она думала, что он в затяжной командировке, пока письма не перестали приходить несколько месяцев. Она пошла узнавать в военную часть, где ее сын. Когда он чудом вернулся живым, она забрала его с армии.
Осознание, что самый добрый человек моего детства был на войне и убивал людей, не укладывалось в голове. События, произошедшие до моего рождения, открыли мне глаза — я знала Артура уже таким... тоже с запертым сундуком подспудных ужасов и боли.
— Он когда-нибудь рассказывал о войне?
— Не-а.
— А ты сама не расспрашивала?
— Мне, дурочке, тогда это даже как-то в голову не пришло, — сожаление, как мед из банки, вытекали из мамы. — Сейчас сама себе думаю: а почему было не расспросить? Вот что значит молодость. Артур, как и тетя Л., был скрытным, поэтому легко было забыть, что он вообще пережил такое. Они приехали в следующий раз уже на нашу с твоим папой свадьбу, не до того как-то было... Только однажды, значительно позже, я все же спросила об этом, он сказал лишь, что война — это плохо. И очень страшно. Когда убивают людей, и ты должен тоже... убивать.
Так уж вышло, что я много и часто читала. Нередко попадались книги о двух мировых войнах, где живые мальчики возвращались контуженными и травмированными мужчинами. Хотя живыми они были исключительно телом, внутри же умирали или становились совсем другими людьми. Негласное табу на разговоры о пережитом сковывало их сердца. Наверное, нежелание Артура вспоминать дублировало реакцию многих поколений измученных на войнах душ.
Поддавшись матери, а он всегда ей уступал, Артур перестал служить и какое-то время перебивался попытками выжить: таксовал и доставлял продукты. Ближе к тридцати он снова пошел служить, в этот раз к вертолетчикам.
Влюбиться Артур успел лишь однажды. Больше не позволили. Кто-то скажет, поздновато — в тридцать лет, еще и в сумасбродную семнадцатилетнюю одиннадцатиклассницу. Но он не был Гумбертом, а она — Лолитой. Безымянная девушка оказалось той, о ком он подумал в первую очередь, прося о помощи, однако не дождался...
Продолжение следует...
Автор: Владлена Терещук
СПАСИБО!