Химеры
Что, если русалки существуют не только в сказках и народных поверьях? Они рядом - практически на расстоянии вытянутой руки... И даже серьезный мужчина, "морской волк", не сомневается в их реальности.
Химеры
Бесстрастно облила сиянием луна
Болота топкого зыбучие трясины,
Окно бездонное покрыто пленкой тины,
И посреди его, взгляни, — озарена
Серебряным лучом, виднеется одна,
А дальше — две других… О, если б миг единый:
Побыть близ этих дев! Пусть лапе лебединой
Подобны ноги их! Но что за белизна
У тел, прикрытых лишь волос волною темных,
И лиц, исполненных желаний неуемных!..
Вон та шевелится… Внемли: она поет.
Как песнь ее звучит среди ночных болот,
Огней блуждающих и бесенят нескромных,
Что плещут лапками, из черных выйдя вод!
(Александр Кондратьев)
Витальку с сыном я высадил. Теперь успеют на автобус до Зелёноборска. А я никак не мог завести мотор. Мой «Вихрь» успел остыть на этом сумасшедшем ветре. Дёргаешь, дёргаешь пускач, а тебя опять прибивает к берегу. Берег у Глинянки каменистый. Булыжник на булыжнике. Да и булыжники эти с добрую печь. Того и гляди, чтобы гребной винт не сорвало. Поднимаю мотор, снова сажусь за вёсла. Ветер не даёт головы поднять. Согрелся, прыгая с вёсел к мотору и обратно. Вот удалось отплыть от берега. Пусть вёсла алюминиевые гнутся! Отплыл. Попробую завести. Снова метнулся к мотору. Опустил его в воду. Дёргаю пусковой шнур, обмотав им диск магнето. Дёргаю, дёргаю. Не заводится.
Когда я понял, что завести мотор мне не удастся, решил вывести свою дюралевую «Казанку» на мысок. Пусть там ветренее, но зато меня будет видно для тех, кто за мной придёт из села. А то, что за мной придут, я нисколько не сомневался. Жена знает, что я должен уже вернуться, а потому поднимет кипеж.
На берегу всё так и было. Видя, что я не возвращаюсь, а буря разыгрывается всё сильнее и больше. Вот уже белопенные барашки разошлись по всей поверхности… Ирина металась из дома в дом. Всё происходящее на берегу я знаю с её слов. Сначала она обращалась к соседям, стучалась в дома на нашем берегу реки, в Запани. Ей говорили:
- Сейчас на море стихнет и сам придёт, а то и снимем…
Кто – то даже видел будто бы меня, разглядывая в бинокль острова и берег Оленьего. Это может быть так и было, потому что я, несмотря на сильный ветер в мою сторону, надёжно поставив свою посудину, так чтобы порывами ветра её не било о камни, встал на берегу и распахнул тёплую куртку с тем, чтобы был виден издалека мой красный свитер.
- Не волнуйся, Ирина, ничего не будет с твоим. Скоро штормяга устанет бушевать. Да уже успокаивается.
Видя, что тут у нас никто не идёт в море, Ирина побежала в село. Там в первом же доме, Афонином, жена его, выслушав Ирину, бросила:
- Подожди. Сейчас разбужу. После бани он выпил и заснул.
Спустя очень короткое время из дома вышел Афоня. Серьёзный взгляд, смотрит прямо перед собой, сжатые губы. Подошёл к Ирине, протянул ей руку:
- Афоня, - проговорил он. - Твой, что-ль мужик в море? Куда он двинул?
Ирина всё объяснила.
- Тебя в Запань забросить? Ведь мимо пойду.
Ирина, видимо, растерялась или застеснялась. Она сказала, что она здесь пока….
- Ну, тебе виднее, - сказал Афоня и пошёл вниз к лодочным сараям.
Прошло время и уже я услышал однотонный стук Афониного стационара. Лодочка шла медленно, волны швыряли её как игрушку. По белым гребням волн лодка шла как по снегу. Сначала она была маленькой - маленькой, но постепенно стала вырастать в размерах. И шла лодка прямо на меня. Видимо Афоня издалека меня заметил.
Порывы ветра были такими сильными, что, казалось, собьют меня с ног.
Подойдя к берегу, он вылез из своей длинной деревянной лодки, строго посмотрел на меня. Это был типичный помор. Здоровенный малый. С широченной грудной клеткой, с мощными плечами. Без кепки, в одной клетчатой рубахе. Густые русые волосы трепал ветер. Лицо открытое, располагающее к себе.
- Афоня, - отчеканил он, представляясь.
Я назвался.
- Тент опусти. Якорь давай-ка мне, - последовали точные и короткие приказы.
Я опустил тент своей лодки. Передал якорь, который Афоня зацепил за одну из банок, вытянул, сколько смог якорный шнур, оставив расстояние между нашими посудинами два – три метра. Замотал шнур и завязал узел. Всё это он делал, придерживая боком свою лодку. Протянул руку под её днище и вытянул «ногу» с винтом своего стационара. Затем Афоня одним рывком сдёрнул мою казанку с камней, на которые посудина села при наступающем отливе.
- Садись! – снова скомандовал он, показывая куда.
Я сел к нему в лодку. Афоня запустил мотор и успокаивающийся «топот» стационара стал перекрывать завывания ветра.
На берегу нас ждал накрытый Ирой и дочкой Аней стол. Тут была привезённая нами колбаса, хлеб бородинский, лук и консервированные огурцы, какие-то ещё консервы. Мы ведь всего пару дней назад приехали в село. Так что запасы, привезённые с собой, были. И главный продукт - венец стола – спирт. При своих отпускных приездах в село я всегда старался взять, как мы с приятелями называли его между собой, «абсолютное оружие» - спирт. Этот напиток был в то время безотказной валютой. Все материалы для дома, все услуги можно было получить, имея «абсолютное оружие». Не могу сказать, что я человек ловкий и оборотистый. Нет. Далеко нет. Но вот вписаться в эту схему деловых отношений мне удалось.
Афоня пил много и пил с удовольствием. Это сказывалось на его лице: чем дольше шло застолье, тем шире была его улыбка. Я старался не сильно отставать от Афони, но всё равно такими большими дозами я не мог пить, да и в отличие от нашего гостя я разбавлял напиток.
Анька и Ирина благодарно смотрели на Афоню, я же старался расспросить его о жизни села, о рыбалке, о видах на урожай грибов, ягод.
Узнал, что Афоня работает стропальщиком на лесозаводе, для чего каждый божий день на своём стационаре добирается до Оленьего, по каналу идёт в Банную губу… Там его друг имеет гараж. Зимой Афоня передвигается на снегоходе.
Меня интересовало много ли рыбы в этом году, об особенностях лова… В «Науке и жизни» я прочитал статью одного биолога о крабах в Белом море; мол перебрались они сюда из Баренцева, куда их переселили с Дальнего Востока. Все рыбные запасы Белого эти новосёлы подчистую извели. Я не мог не спросить Афоню так ли это.
- Слышал я об этих дальневосточных хищниках. Что они всех наших мальков, всю тресковую икру подъели. Я крабов не встречал. Ну, была пара задохликов. Таких, что я удивляюсь, почему их треска пожалела? Как они выжили? Нет, крабы у нас так и не появились. Рыбные запасы сами по себе уменьшились. Всего – селёдки, зубатки, наваги, трески, камбалы - стало заметно меньше. Иначе и быть не может. Травят её. С ферм все отходы, всю нечисть в воду спускают… А вот что изменилось у нас - попёрли вдруг русалки. Или сиренами их ещё называют. Помните, моряков они манят? Песнями завлекают? Меня они чуть ли не преследуют. Я на удочку давно не ловлю. На рыбалку с того лета стал ходить с сетями. Небольшие сетки, крупноячеистые. Две штуки у меня. Закидываю их возле Красных камней. К столу и в запас всегда рыба есть. Даже сёмга на днях попалась. С твою дочку ростом. Несу домой как зеркало от трюмо. Блестит на солнце, глаза жмуришь. Вот последнее время возле сеток меня и караулят русалки. Вроде бы одни и те же. Хорошо, что сети не рвут. Только это и радует. Итак уж от тюленей жизни нет. Те как повадятся рвать, так не отпугнёшь. А русалки? Иной раз на работу идёшь, а они на островках, на камнях греются, загорают. Такое впечатление. Увидят моторку – сразу в воду соскальзывают. Плавно так, без всплеска.
Дочка и жена смотрели на рассказчика, открыв рот.
- Может они вас, Афоня, поджидают и вы им как мужчина нравитесь? – спросила жена.
- Может и так. Всё может быть. Но они меня не привлекают. И даже наоборот - отталкивают.
- А почему так?
- Не привлекают! Потому что ног у них нет. Хвост вместо ног. Грудей тоже нет, одна чешуя. Кому это надо? Противно даже!
Я слушал Афоню и понимал, что он ничего не выдумывает про сирен, русалок… Всё же я могу отличить, врёт человек или нет. Так вот Афоня не врал. Надо будет ещё соседей поспрашивать. К Афоне же я обратился со следующим вопросом:
- Откуда же они взялись тут, Афонь?
- С мужиками мы думали и решили, что, скорее всего, Гольфстрим завёл их сюда. Гольфстрим то затихает, то вдруг усиливается и загибает сюда, к нам. Вот и завёл русалок год назад. Они даже зиму одну уже перезимовали. Так что и к холоду привыкают. Есть ещё мнение. Рабочие с лесовозов говорят, что кто-то из мореходов, из мореманов, завёз их из тёплых морей …
- А вот, похоже, их развелось много, как же они размножаются?
- У меня в доме биологи снимают комнату. Они говорят о каких то болезнях, отклонениях, о мутации генов… Я не могу определённо сказать. Одно отмечу, много у нас химер разных развелось. И это неожиданно. Вот сосед на днях ходил в лес за морошкой. В этом году рано созрела. Прыгал он с кочки на кочку, маячками горели спелые ягодки. Манили его. Заводили. Болотный дурман и солнце ударили в голову, закружили его. Опьянел он от болотных запахов… Сами знаете: багульник, вербейник, аир, прочее, пахучими парами охватывают тебя… И несут. Вот и его понесло. И будто кто зовёт его:
- Эй! Мужичок! Считай! Считай!
Может и не «считай», а другое слово. Но так ему слышалось. То тут его зовут, то с другого места… Слышит он нежный – нежный голос, а смотрит…никого. А он чувствует, что вот рядом кто-то, рядом. Совсем голову потерял, угорел в чаду…
А ещё сосед говорил, что плутал он по болоту тому и вдруг увидел он девицу нездешнюю. Глаза – цвета незабудок. Большие и вместе с тем хитрые. Кожа у наяды, он так думает, что их наядами зовут или болотницами, жемчужной белизны. Как у речного жемчуга. Волосы соломенные и по плечам рассыпаны. Улыбка у неё чарующая, а голос – сладкий, зовущий. В самую душу проникает.
Лежала эта бесстыдница на стволе поваленного дерева. Возлежала и манила пальчиком афониного соседа… Это дерево все в селе знают. И диваном называют. Много лет оно там пребывает. Отдыхать больно удобно на нём… Но вспомнил вдруг сосед, что последнее время корзинки и бидоны стали встречаться на ёлках. Висят, а хозяев этих ёмкостей нет. Пропали… кто домой не убежал.
Окончание рассказа читайте ЗДЕСЬ
Автор: Валерий Бохов