Рассказ Ольги Ломакиной «Следующий!»
Тихон сидит в очереди. Это не очередь за документами. Это не приемный покой, где с трепетом ждут врача. Здесь никто не знает, когда услышит слово «Следующий!»
Герою рассказа Ольги Ломакиной потребовалось время в «коридоре», чтобы осознать собственный путь... после смерти.
Следующий!
На церковном куполе полыхало вечернее солнце. Внутри, под фресками, металось затихающее эхо песнопения «Царю небесный». Священник пустил по рукам прихожан шкатулку для пожертвований. Небольшая, но увесистая, она быстро наполнялась с каждой купюрой, брошенной в узкую щель. Тихон стоял у выхода и следил за путешествием шкатулки. Притихшая паства принимала драгоценную вещицу и передавала её из рук в руки и, жертвуя деньги, на всякий случай загадывала, что там наверху, небесный суд вспомнит, как при жизни люди не только словами молитв, но и деньгами доказывали свою верность Всевышнему.
Тихон принял ящичек. Его руки дрожали от тревоги и напряжения. Дырявый карман жгли купюры, заблаговременно приготовленные для пожертвований на храм. Он поднял глаза к высокому потолочному своду, к равнодушным, скучающим лицам святых на пёстрой фреске. Не встретил там ни осуждения, ни радости. В его спину сильно подуло из распахнутой двери. Всего лишь шаг, и он уже за церковью. Не раздумывая, Тихон сунул шкатулку с деньгами под мышку и выбежал на улицу. Он бежал быстро, как умел. Боялся оглянуться, чтобы не видеть, как из Геенны огненной за ним тянутся косматые, когтистые лапы бесов. Во что, а в наказание за грехи, Тихон верил. Но деньги были нужнее. Внезапно его настигла жёлтая, широко улыбающаяся рожа автобуса. Водитель и перекошенные лица пассажиров наблюдали, как тело несчастного отскакивает от автобуса, неестественно изгибается и падает на дорогу. А сверху по нелепо развалившемуся Тихону, на бешеной скорости, проезжает автомобиль. На улице заверещали, заохали, засигналили. Движение остановилось.
Тревожные сирены скорой помощи и полицейских машин заглушили пронзительные визги толпы. То, что осталось от Тихона, распласталось на обочине, но крепко сжимало подмышкой шкатулку с деньгами.
***
Тихон стоял у обочины и смотрел как к его странно изогнутому телу подбегают санитары. Наблюдал как полицейские оттягивают зевак от его изувеченного трупа и не чувствовал ничего. Внезапно потух свет. Через миг он кувыркался в тёмном ватном тоннеле, а ещё через мгновение упал на стул в длинном коридоре. Сел. Завертел головой. По обе стороны, в очереди молча сидели люди. Тишина.
— Следующий! — откуда-то из конца коридора каркнул женский голос. Вдалеке хлопнула дверь и снова стало невыносимо тихо.
— Зачем тут сидим? — косясь на гигантскую очередь, Тихон поинтересовался у соседей по стульям в коридоре. Молчание.
— Ждём распределения! — весело прилетело откуда-то. Тихон вытянул шею, привстал и взглядом стал искать хозяина голоса. С противоположной стороны ему махал худой загорелый парень в гавайской рубашке и плавках.
— Узнать бы что это такое, распределение, — Тихон с интересом и недоверием рассматривал мрачных людей в коридоре и весёлого парня в плавках и рубашке. Вспоминал нарисованные, равнодушные лица святых на потолке церкви, шкатулку с деньгами, как его сбил улыбающийся автобус, как выглядело его тело на обочине, и ёжился. Хотел заплакать, но не смог. — Какие есть варианты: Ад и Рай? — парень в гавайке хохотнул.
— Наивные однобокие верования! Бери шире. Тут у каждого будет свой персональный загробный мир. Зависит от того, во что ты при жизни верил и как умер. Вот я утонул. Обкурился и на спор полез на волну, не справился — и вот мой стульчик.
— Следующий! — каркнуло из-за двери. Мрачный человек из очереди испуганно озирался, приложил руку к груди, сверился с сигналом внутри, его ли зовут, быстро встал и исчез в коридоре. Хлопнула дверь.
— Ты будешь следующим? — Тихон опасливо пригнулся и шептал. Лихорадочно пытался понять, во что он верил, когда жил.
— Не факт. Я давно тут сижу. Не знаю, сколько это здесь в коридоре — давно, но меня не зовут. А другие, кто пришёл позже меня, уже ушли. Есть версия, что когда баба каркает, внутри сидящего появляется что-то вроде сигнала: «моя очередь» и он знает, что нужно идти туда, в дверь, — утопленник в гавайке махнул в сторону, откуда регулярно доносился неприятный каркающий голос. — Но никак не могу объяснить, почему кого-то вызывают сразу, а кого-то, типа меня или вон того с бородой, не зовут. Кстати, я когда упал на стул, дедуган тут уже был, — оба повернулась к старику. Он сидел с закрытыми глазами, упершись бородатым подбородком в кривой сучковатый посох.
— Подойду к нему, расспрошу о жизни после смерти, есть ли Бог или кто-то высший и главный в загробном мире. Ведь если дед давно тут, наверняка всё знает. Или знал при жизни. Он выглядит очень старым и очень мудрым, — Тихон вполголоса шептал загорелому. Тот громко рассмеялся, демонстрируя обе челюсти. — Что я такого сказал? — Тихон ссутулился и обиженно отвернулся, но передумал, резко встал и сделал большой шаг вперёд. Занёс ногу, чтобы идти дальше, но упёрся в преграду. Невидимым цилиндром она накрывала место, где он сидел. — Что, нельзя ходить? Мы же тут заперты как насекомые в банке! — он покрутился, ощупал преграду, поцарапал ногтем, лизнул и плюхнулся назад на стул. — И так сидеть целую вечность на этом стуле?!
— Ежели таков твой путь, то да, сидеть вечность, — старик быстро сказал это молодым звонким голосом. Открыл один глаз, затем второй, уставился на Тихона мутными бельмами и снова погрузился в дремоту.
— А как узнать какой мой путь, если меня ещё не вызвали? Кто скажет какой у меня путь? Эй, дед! Поговори со мной.
— Эврика! — парень в гавайке вскочил на стул. — Я понял, зачем всем сидеть в коридоре и кого когда зовут.
— Следующий! — в очередной раз каркнула невидимка. Загорелого словно подстрелили: глаза вытаращились и остекленели. Он дёрнулся, застыл в нелепой позе, ухватился за грудь, и не оглядываясь пошёл на зов.
— Ты не успел договорить! Эй! Да что такое! — Тихон вплеснул руками и они плетями упали на колени. — Ну вот, я почти что один, — он с тоской посмотрел на опустевший стул, где только что шутил парень в гавайке, и перевёл взгляд на старика с посохом. Тот, как всегда, спал.
***
Тихон сидел в бесконечном коридоре на стуле в невидимой банке и представлял себя насекомым. Пацаном он ловил в траве зеленых кузнечиков и засовывал в трёхлитровую банку. Бросал туда горсть травы, чтобы они чувствовали себя как на воле и ложился спать, а утром находил внутри сухие трупики. Долго не мог понять, в чём дело, пока бабушка не указала на крышку, плотно прилегающую к горлышку: «Им же нечем дышать. Они, как и ты, дышат кислородом, а когда он заканчивается — умирают». После этого Тихон дырявил крышки гвоздём, но кузнечики всё равно погибали. Оказалось, чтобы жить, им нужен не только кислород и еда, но и свобода.
Даже спустя много лет, Тихон должен был запомнить этот урок из детства. Но не запомнил. Взрослую свою жизнь устроил так, что сам оказался на месте кузнечиков – в плену за стеклянной стеной.
У людей есть свобода воли, и они могут выбирать как им жить и с кем. Для себя Тихон выбрал красивую девушку на пару курсов старше. Решил, что чувство, раздирающее его изнутри — навсегда, и он во что бы то ни стало должен на ней жениться, чтобы стало легче. Ради этого он готов стать хоть кузнечиком, хоть влезь в банку семейной жизни. Римма оказалась не только красавицей, но и алчной жадиной. Старше, опытней и хорошо знающей, чего хочет сама. Она сообщила Тихону, как теперь будет жить он, и ввела правила: что есть, с кем встречаться, что читать и смотреть, как одеваться, как любить и во сколько это обойдётся.
Ожидания, что станет легче, не оправдались. Стало намного хуже: горько, душно и несвободно. По вечерам, когда Римма засыпала счастливой, уставший на смене и от семейной жизни Тихон, с нежной грустью вспоминал своих кузнечиков из детства, снова сопереживал им и с нетерпением ждал утра. Вставал ни мёртвым, ни живым и думал, что свобода необходима всем, чтобы нормально дышать, но если жить с кем-то, то она ограничивается другим человеком. А когда рядом такой человек как Римма, то ад наступает уже при жизни. Он втайне мечтал, что с Риммой что-то случится, и ему не придётся больше терпеть.
Тихон не убивал Римму. Так считали он и его государственный адвокат. Но судья решил иначе. Адвокат так и не смог доказать, что Тихон никого не убивал, потому что жутко боялся жену и кару небесную. Никто не поверил, что Римма — жадная, неразборчивая в еде и людях женщина, сама перепутала таблетки и дозировку. Тихону повезло, его выпустили из тюрьмы раньше срока за примерное поведение.
После заключения, куда бы Тихон ни шёл, невидимая банка всегда была над ним. Так он разучился жить свободным. Душное детство — поглощающая семейная жизнь — тюрьма. Быть свободным оказалось бессмысленно.
Даже тогда, в церкви, Тихон не собирался красть шкатулку. У него всё было — и даже деньги, но что с этим делать, он забыл. Случилось само. Что-то дёрнулось внутри, и он побежал. Вернуться назад, в тюрьму, не удалось, хотя понятная жизнь в камере казалась ему нормальной. Теперь Тихон сидел в длинном коридоре, заполненном людьми, ждущих своей очереди на распределение в загробный мир. Тут регулярно кто-то каркал, вставал и хлопала невидимая дверь.
— Следующий, — громко каркнуло совсем близко. Человек рядом встал со стула и двинулся на голос. На свободное место тут же плюхнулся новичок. Босой, лысенький человечек в пижаме, он сонно потирал глаза.
— Где я? — новенький заметил Тихона.
— В большой нигде, — хохотнул он. — Если честно, я не знаю что сказать — сам не понял ещё.
— Следующий! — человечек содрогнулся от резкого царапающего уши звука, и попытался убежать, но уткнулся носом в невидимую преграду. Обмяк и обречённо опустился на стул.
— Не волнуйся, это звали не тебя. Ты бы почувствовал. Мой приятель не договорил, но успел сказать, что каждый человек понимает, когда он следующий. Внутри будто красная лампочка загорается. Знаешь и всё. Жди и всё произойдёт вовремя. Когда ты успокоишься и обнаружишь то, во что веришь и утратишь всякую надежду, — Тихон покосился на дремлющего старца. Хотел свериться, правильно ли он его понял. Но тот спал. — Мы тут как кузнечики в банке: кто-то в заточении, задыхается, а кто-то привык жить в неволе, и иначе не хочет или не умеет. Вечное чистилище — персональный рай для таких, как я. Ад — отсутствие определённости из-за огромного количества свободы.
— Следующий! — громко до тошноты, каркнуло внутри Тихона. Он смешно дёрнулся, лицо равнодушно застыло. Приложил руки к груди и смирно пошёл к выходу. Ему вслед тоскливо смотрел босой заспанный человечек в пижаме и слепой, всевидящий старик с кривым, сучковатым посохом.
Автор: Ольга Ломакина
СПАСИБО!