Грязная стычка
Дверь закрывается максимально тихо, так, чтобы глубокой ночью ни в коем случае не разбудить родителей. Чонгук с содроганием вставляет ключ в скважину и как можно медленнее проворачивает его один раз. Этого достаточно. Не ограбят же их посреди ночи?
С громким вздохом облегчения прислоняется к стене в подъезде и натягивает на ноги белые кроссовки, кое-как их зашнуровывая. Чертыхается, понимая, что в очередной раз забыл куртку и ключи теперь придётся привязывать к шнуркам на домашних серых брюках, потому что карманов у него нет.
Телефон требовательно звонит в тот самый момент, когда он торопливо выбегает из подъезда, оглядываясь по сторонам и решая, как будет быстрее добраться. На экране, как и ожидалось, то самое имя, из-за которого он уже третий месяц сам не свой и творит просто непонятную для себя и всех хрень. Стискивает зубы и принимает звонок, прислоняя гаджет к уху.
— Гукки, ну ты скоро? Мне уже срочно-срочно нужно! — омега по ту сторону плаксиво хнычет, и Чонгук на заднем фоне слышит вой полицейской сирены.
Куда эта непоседливая задница опять забралась?
— Я вышел. Через 7 минут буду, — тихо отвечает, выдвигаясь на помощь к этой стерве с вызывающими фиолетовыми волосами и пронзительным взглядом.
— Давай, жду тебя, альфа, — делает голос приторно томным, явно облизывая греховно пухлые губы. Знает, как правильно играть в эту игру, правила для которой сам же и придумал.
Чонгук сбрасывает звонок, тихо хмыкнув в ответ, и срывается на бег. В боку предательски колет с непривычки, но альфе сейчас на это глубоко плевать. Прикрывает глаза, несясь по ровному тротуару в тёмной ночи один и думая о том, как вообще из этого водоворота по имени Чимин выбираться.
Омега нагло им играется и пользуется, когда надо, вызывает, когда нужно в очередной раз спасение из какой-то херовой ситуации, в которую маленькая бестия любит себя загонять почти каждую ночь.
Чонгук за эти полтора месяца уже один раз побывал на границе с Северной Кореей, забирая оттуда вхлам пьяную попку в короткой юбчонке, а в другой полностью отдавал всю стипендию как «выкуп» за омегу у одной явно недоброжелательной банды разбойников, у которых Чимин украл ключи от машинки и пытался угнать её, не имея при этом прав.
Неделю назад пришлось впервые в жизни драться, и хоть нос с бровью были безбожно разбиты и окровавленные костяшки отдавали ноющей болью ещё неделю, а преподаватели в университете косо смотрели, не понимая, что произошло с лучшим студентом потока, первый, хоть и смазанный поцелуй в щёчку, от желанной омеги точно того стоил.
Чонгук шумно выдыхает воздух, резко останавливаясь. Сердце бешено стучит в груди, кровь приливает в голову, и альфа вскидывает лицо к небу, переводя дыхание. Угораздило же влюбиться без памяти в такую стерву. Чимин о чувствах его знает и явно открыто пользуется, понимая, что влюблённого альфу можно уговорить вообще на всё на свете, стоит лишь правильно покрутить перед его лицом пышной попкой и кокетливо прикусить губки. И Чонгук, как послушный хороший волчонок, его слушается, бегая за ним в каждую неразбериху и капая слюнями следом.
Родители уже и лекции читали, и кричали, и запирать пытались. Даже почти заставили переехать из своей студии обратно к ним в квартиру, чтобы было проще следить. Не тут-то было. Влюблённый альфа готов на всё ради своей омеги, а потому и Чонгук спокойно научился даже с третьего этажа через окно спускаться, если нужно, и никакие наставления отца ему не преграда.
За поворотом громко орёт сирена, заставляя затуманенный размышлениями мозг вернуться в настоящий момент и прийти немного в себя. Чонгук в последний раз проводит руками по лицу и быстрым шагом идёт к месту происшествия, ещё даже не зная, что в этот раз учудила омега и как эту проблему решать. Но решить точно надо, по-другому он не может.
— Я же сказал, сейчас ко мне подойдут! — высокий сладкий голос сразу привлекает внимание, и волк внутри тут же вскидывает голову, принюхиваясь в поисках родного феромона.
— Мы и так дали вам гораздо больше поблажек, чем положено. В отделении разберёмся, — рычаще отвечает доведённый до белого каления выходками наглой омеги полицейский и довольно грубо заламывает ручки бестии.
Чонгук подлетает молниеносно, довольно грубо инстинктивно отпихивая от своей омеги чужие руки и заслоняя собой. Два альфы смотрят друг другу в глаза с дикостью и первобытным желанием задавить противника феромонами, но полицейский явно в этом деле проигрывает, по долгу службы находясь на подавителях, а потому свистит в свисток, зовя на помощь напарника.
— Гукки… — маленькая ладошка на плече заставляет мотнуть головой и прийти в себя. Чонгук недовольно скалится и снова, для спокойствия своего волка, немного задвигает самку подальше за мощную спину.
— Как мы можем с вами договориться? — тихо, но уверенно подаёт голос, стараясь успокоить разбушевавшиеся феромоны и настроить служителей закона на более коммуникабельный лад.
— Омега разбила стекло в магазине и попыталась украсть украшения, а при попытке задержания сопротивлялась и ударила сотрудника при исполнении. Думаете, мы можем ещё как-то договориться? — язвительно отвечает напарник, складывая руки на груди и смотря на парочку будто снизу вверх.
Чонгук прикусывает губу, кидая тёмный злобный взгляд на омегу за спиной, и в который раз за ночь шумно тянет воздух, стараясь успокоиться, но лёгкая примесь омежьего феромона заставляет лишь взбеситься ещё больше. Опять, сука, всё через пизду. По-другому у них не бывает.
— Возможно, у нас всё же получится прийти к взаимопониманию? — слегка снимает чехол с телефона, демонстрируя свёрнутые крупные купюры.
— Ну, если вы так разговор заводите, — полицейские переглядываются, кивая друг другу, и один из них отходит в сторону, оглядывая местность на наличие камер.
Чонгук заметно расслабляется, понимая, что сейчас всё закончится. Он снова расстанется со своими последними деньгами, лишь бы омегу не забирали в отделение, а потом будет в мыле бегать и искать себе срочную подработку, чтобы выжить этим месяцем, параллельно выслушивая гундёж недовольных родителей о том, что так самодостаточные альфы себя не ведут и им крутят, как хотят. Но на это плевать, переживёт, главное, что маленькая бестия будет спокойно разгуливать по улицам и творить свои пакости и дальше. А Чонгук будет ходить и спасать его неуёмную попку.
— Чисто! — оповещает напарник альфу и тот кивает Чонгуку, даже не скрывая горящего от предвкушения взгляда.
Чонгук снимает чехол полностью, с неким сожалением вынимая свои последние деньги и протягивая их служителю закона.
— Ну конечно, — неожиданно хмыкает за его спиной омега и щелчок вспышки озаряет на секунду всё происходящее в темноте, — вот такие у нас доблестные полицейские! Берут взятку и даже не стесняются!
— Э, мы так не договаривались!
Чонгук медленно бледнеет на глазах. Полицейский отпихивает его руку и без слов кивает напарнику на самку, которую тут же скручивают и, надев наручники на брыкающуюся и выкрикивающие проклятья омегу, довольно грубо закидывают в машину. Чонгука запихивают следом, но уже без наручников и без лишнего сопротивления с его стороны, и надёжно закрывают за ними дверь.
В обезьяннике холодно и неприятно. Чонгук устало утыкается лицом в ладони, упираясь руками в колени, и прикрывает глаза, стараясь отвлечь себя размышлениями о завтрашнем дне в университете. Несомненно, он в очередной раз опоздает, нужно будет ещё зайти домой за сумкой с конспектами, а также сдать свой реферат, чтобы… громкий смех и гам рядом отвлекают, сконцентрироваться не получается.
Чимин шумит рядом, воюя с полицейскими через решётку, дёргая её на себя и выкрикивая проклятья в их адрес. Те лишь смеются, подшучивая над взвинченным омегой и провоцируя его ругаться ещё больше и придумывать что-то более ухищрённое. Например, снять с себя кроссовок и умелым точным броском кинуть в морду сидящего на стуле полицейского с самодовольным криком.
У Чонгука пульсирует в голове и отдаёт тупой болью в виски. Перед глазами разом проскальзывают все моменты, когда он, кладя хуй на все свои планы, срывался к этой омеге, чтобы спасти и вытащить. Заслужить его любовь и признание, выслужиться, как хороший неопытный щенок, лишь бы тот хоть раз взглянул на него не свысока, а как на равного себе.
Он прекрасно знает, какие альфы нравятся Чимину — все его бывшие говорят сами за себя. Высокий мускулистый лаборант Намджун, который исправно брал маленькую бестию в аудитории, даже не запирая дверь и ухмыляясь каждый раз, когда Чонгук их заставал в такой позе. Или не менее крепкий сейчас уже как год выпускник Юнги со своей агрессивной и устрашающей аурой, который, не стесняясь, пальцами трахал чужую хлюпающую киску перед всеми в коридоре, всего лишь приподняв юбочку.
Чимин принципиально не носит нижнего белья, аргументируя это тем, что борется за права омег и отказывается носить на себе вещи, призванные порабощать их и запихивать в социальные рамки, созданные альфами для контроля. И это раздражает неимоверно. Если ещё год назад Чонгук не особо на него заглядывался, просто не смел, зная, что тот скачет с члена Джуна на член Юнги, то в этом году внутри что-то перевернулось и Чимин в его глазах неожиданно стал кем-то важным и особенным.
Был ли это вмиг очистившийся после двух месяцев недотраха истинный запах омеги, который однажды заполнил лёгкие Чонгука и отказался оттуда выходить, или же просто его разбитая и заплаканная мордашка после того, как отец от него отказался и малыш не придумал ничего лучше, чем сесть на край университетской крыши, чем напугал нашедшего его там альфу, Чонгук не знает. Правда не знает. Но сейчас, оглядывая воинственно бушующую омегу в этом тесном маленьком обезьяннике и замечая следом сальные похотливые взгляды альф на нём, чувствует, как звереет.
Встаёт и в два коротких шага оказывается рядом с бестией, довольно грубо хватает её за руку и под тихий писк неожиданности, вжимает его спиной в стену, угрожающе нависает сверху, заглядывая во впервые в жизни реально напуганные глаза. От Чонгука воняет агрессией и злобой, волк внутри зубасто скалится, доведённый до предела этими глупыми играми в неопределённость, и маленькая омега не может не реагировать на подобное, тут же тушуясь под чужим опасным взглядом.
Да, он не обладает такими связями, как Намджун, и точно не имеет такую же подавляющую ауру Юнги, но вот по внешности ничем им не уступает, как и по внутреннему стержню, который, почему-то, сломался после встречи с Чимином. От былого спокойного и уверенного в себе матёрого волка не осталось ничего, лишь маленький щенок, который скулит при виде недосягаемой самки. Это раздражает, Чонгук больше в такое не вернётся.
— Приструни свою сучку, правильно! — веселится легавый, мерзко посмеиваясь на развернувшуюся картину, чем драконит альфу ещё больше.
— Звонок. Вы не дали мне позвонить, — низко хрипло отвечает, не отводя взгляда от напуганного кукольного лица и впечатывая себе в мозг каждую его миловидную черту.
— Твоей омеге было дано даже больше одного звонка, так что не выёбывайся, — усмехается полицейский, отмахиваясь от альфы, как от назойливой мухи.
В глазах темнеет. Чонгук медленно отталкивается рукой от стены, переводя нечитаемый взгляд на сидящего на стуле альфу. Берёт пискнувшего омегу за локоть и подталкивает ближе к решётке, вытягивая его руку на свет и не сдерживая грозного рычания.
— Не выёбываться? — на тонкой ручке отчётливо видны тёмно-синие с красными подтёками уродливые синяки, оставленные грубыми действиями сотрудника полиции. — А что скажет ваше начальство на заявление о домогательствах к омеге? Я подтвержу, что был в этот момент там, и вы забрали меня, как соучастника, чтобы я никому не рассказал.
— Да кто тебе поверит? У нас есть видео с камер, где омега разбивает стекло в магазине, — фыркает альфа, но заметно напрягается, садясь в стуле ровнее.
— Правда? И они увидят, что меня на записи нет. А всё остальное не писалось, иначе вы бы не захотели взять деньги. Или я не прав? — приходится активно сдерживать рычание из груди, чтобы не усугублять ситуацию, и у Чонгука это пока что получается.
Чимин слабо возится около него, на что получает довольно громкий шлепок по оголённому бедру от разозлённого альфы, и тут же затихает, поражённо наблюдая за всей развернувшейся ситуацией. Чонгук выглядит горячо. Даже слишком для университетского ботана. Весь серьёзный, со взмокшей от пота шеей, сдерживающий внутреннего альфу, который впервые за всё время их знакомства решил показать свою истинную силу. Между ножек предательски мокнет от такого ревностного проявления мощи со стороны самца, и Чимин едва заметно притирается бёдрышками, продолжая с упоением ждать окончания всего.
О, он даже не сомневается в том, что Чонгук всё решит. Он всегда решает все его проблемы, но особенно сейчас, когда его довели до белого каления и дикой всепоглощающей ревности действия омеги, Чимин уверен, что решит он всё куда быстрее обычного. А Чимин уж его наградит сполна этой ночью, потому что киска предательски зудит, напоминая о том, что довольно давно не седлала крепкого члена.
Взгляд омеги плавно скользит вниз и скрещивается в том месте, где сквозь светло-серые спортивные штаны выпирает небольшой многообещающий бугорок. И это в спокойном состоянии… Чимин восторженно прикусывает губку, уже представляя, как будет самозабвенно кататься на этом члене через часик.
— Ты сейчас права решил качать или мне показалось? — полицейский встаёт со стула, подходя ближе к взбешенному альфе.
— Всего лишь показываю ваши дальнейшие перспективы, если нас сейчас же отсюда не выпустят. Хочет ли ваше отделение разбираться с заявлением о домогательствах? — как можно спокойнее отвечает Чонгук, сверля подошедшего полицейского суровым взглядом и сжимая в ладони омежье бедро.
— Мы не можем просто так отпустить, рапорт уже составлен, — альфа уже не выглядит таким уверенным, как пару минут назад, оглядываясь на такого же застигнутого врасплох напарника.
— Я уверен, что вы что-то придумаете. Иначе, я обращусь к вашему начальству и решу этот вопрос лично, — Чонгук довольно грубым движением отводит Чимина за спину опять, прикрывая от таких неприятных для его внутреннего волка взглядов со стороны альф на его самку. — Чон Хосок же, верно? Догадайтесь, какая у меня фамилия.
Лица сотрудников бледнеют, когда они слышат заветное имя. Они отходят в сторону за ключами, тихо перешёптываясь о своих дальнейших действиях, и Чимин не успевает даже съязвить ничего, как оказывается уже на свободе на улице, с разозлённым альфой под боком и влажным текущим беспорядком между ног.
Чонгук ничего не говорит, лишь окидывает суровым взглядом омегу и, сложив руки в карманы, без слов направляется в сторону его дома. На часах уже безбожно перевалило за час ночи, а это означает очередную бессонную ночь и тяжёлый день завтра, но альфе не привыкать жить на одном лишь кофе целыми днями и всячески стараться не спать на парах, чтобы ещё и из-за обучения не выслушивать нотаций от родителей.
— А ты правда знаешь лично их начальника? — Чимин подбегает ближе, равняясь с альфой, и первым начинает разговор, явно стараясь замаслить волка.
— Нет. Блефовал, — коротко отвечает Чонгук и снова замолкает, никоим образом не удостаивая омегу своим вниманием, что бестии, конечно же, не нравится. Тот недовольно морщит носик и предпринимает ещё одну попытку завести разговор.
— А как узнал его имя тогда? — маленькая аккуратная ладошка ложится на чужой бицепс, плотно обтянутый чёрной тканью футболки, и Чимин впервые в жизни для себя подмечает, что альфа очень даже неплохо сложен. Вполне в его вкусе, седлать член будет даже приятнее, чем он думал.
— Когда в прошлый раз тебя из пизды очередной доставал, — рычит недовольно, опять никак не реагируя на чужие прикосновения, и ускоряет шаг, желая скорее оставить омегу у подъезда.
Чимин обиженно прикусывает губы, думая о том, как же развести такого озлобленного альфу на такой нужный ему сейчас секс. Чонгук ему не то, чтобы безразличен, нет, просто чувств сильных к нему в груди у омеги нет, но он всегда так рядом и готов помочь безвозмездно, что невольно всё же цепляет омежье сердечко. И отпускать так просто его не хотелось. Вот Чимин и придумывал себе лишний раз проблемы, чтобы можно было снова позвонить и попросить о помощи, в которой Чонгук, конечно же, не откажет. Только вот сегодня он, похоже, немного переборщил и разозлил альфу по-настоящему, и теперь вот не знает, как же это всё смягчить и отблагодарить так, как умеет.
— Пришли, — грубо бросает альфа, останавливаясь у знакомого подъезда и кивая на дверь. — Доброй ночи.
— Чонгук! — маленькие ладошки обхватывают альфью грудь со спины, и Чимин не может сдержать восторженного вздоха от ощущений перекатывающихся мышц под пальчиками. — Подожди, пожалуйста, я… хочу поговорить.
— О чём же? — глаза в очередной раз за вечер опасно темнеют, когда Чонгук разорачивается к бестии лицом и пристально смотрит на него в ожидании ответа.
— Просто… ты меня так выручил сегодня, что я хотел бы отблагодарить тебя, — кокетливо шепчет Чимин, заправляя прядь за ушко и хлопая глазками.
— И как же? — усмехается Чонгук, складывая руки на груди и продолжая также смотреть на жалкие попытки омеги флиртовать с ним.
— Ну я подумал, что ты мог бы подняться ко мне, и мы могли бы… — омега не заканчивает.
Утробный рык альфы заставляет сжаться в маленький комочек, а волчицу выпустить больше испуганных феромонов, призванных разжалобить альфу. Чонгук вжимает его спиной в стену и в который раз за сегодняшний вечер нависает, оглядывая сверху вниз.
— Ты решил переспать со мной, серьёзно? — рычит в лицо, даже не обращая внимания на тихие попискивания. — Это что за благотворительная акция?
— Нет, ты не так понял… — бестия в его руках впервые так сильно пугается, что аж подрагивает и запинается, не в силах найти нужные слова.
— Что я не так понял, Чимин? — своё полное имя из альфьих уст на удивление режет больнее нужного, малыш вскидывает голову, храбро заглядывая волку в глаза. — Я уже заебался бегать за тобой в каждую дыру и доставать тебя оттуда. Тебе весело так жить и пользоваться мной? Так вот я устал и заебался, сегодняшняя ночь была последней. И спать со мной в знак благодарности уж точно не надо, не опускайся в моих глазах ещё ниже, — фыркает Чонгук, наконец, выпуская всё то, что было так долго на уме, и с неким облегчением отходит от омеги, вдыхая холодный воздух полной грудью.
— Нет, Чонгук, я… — бестия явно теряется в своих словах, не зная, что и как сказать, чтобы правильно объяснить свои чувства, а потому не находит ничего лучше, кроме как схватить чужую руку и засунуть её себе под юбочку, чтобы дать прочувствовать всю влагу на бёдрах, — правда хочу. Очень.
— Сука, — Чонгук с диким рыком вжимает пышное тельце в себя, вгрызаясь в пухлые сладкие губы грубым поцелуем.
Чимин протяжно стонет, закидывая руки на чужую шею и бёдрами потираясь о достоинство альфы в штанах. Грубые мужские руки опускаются на румяную пышную попку, сжимая до алых собственнических следов, и бестия в отместку клычками прикусывает чужую нижнюю губу до крови, самозабвенно слизывая красную жидкость.
Альфа с утробным урчанием насильно отстраняет от себя зарвавшуюся омегу, цепко прихватив его за холку, как нашкодившего щенка, и оглядывает его почерневшим от возбуждения и злости глазами. Вид перед ним греховный, и Чонгук готов разорвать себе глотку и вскрыть грудину, чтобы разодрать своё никчёмное сердце, которое бьётся в безответной любви к самой настоящей суке, но не может не признать, что всё ещё готов пойти на что угодно, лишь бы быть единственным, кто видит этот вид.
Больно усмехается, укладывая руку на чужие раскрасневшиеся щёки и сжимает их, принимаясь крутить голову омеги в разные стороны, оглядывая и запоминая. Он для этой омеги лишь игрушка на одну ночь, способ снять напряжение и привязываться слишком опрометчиво, но волк изнутри скребётся, прося отдать ему под контроль хотя бы эту ночь, лишь одну, чтобы прочувствовать желанную пару рядом с собой, под собой, покрыть и повязать, оставить свой запах.
Чонгук на секунду прикрывает глаза, замирая, продолжая сжимать чужие щёки и не реагируя на тихие возбуждённые поскуливания. Он может уйти. Развернуться и уйти, невзирая на каменный стояк в штанах и дикую горькую боль в груди.
Ловит чужое поплывший глупый взгляд и фыркает, перемещая руку на тонкую шею, обхватывая полностью и сжимая до отсутствия кислорода в лёгких. Горько ухмыляется, признавая своё поражение, и наклоняется к пухлым губам, широким мазком языка проходясь по ним, но не целует, продолжая пристально смотреть в глаза. Чимин сладко пищит, стараясь мелкими движениями бёдер притереться к его в попытках удовлетворить себя.
Запах текущей самки слишком отчётливый, заставляет альфу принюхаться к воздуху и тихо собственнически зарычать: никто не смеет чуять его омегу. По крайней мере этой ночью, когда он по праву принадлежит ему, находясь сейчас в его крепких руках.
Наклоняется и подхватывает самку на руки, заходя в подъезд, и по запаху безошибочно находит его маленькую квартирку. Омега робко диктует и так знакомый ему код и он вваливается в коридор обезумевшим от страсти и ревности волком, тут же скидывая с себя пару и вжимая её в стену.
— Какого чёрта ты сделал со мной, омега? — вжимается носом в запаховую железу, ревностно вынюхивая, как маленький щенок обнюхивает грудь матери в поиске молока и защиты. — Почему думать ни о чём не могу, кроме тебя? — Чимин слабо стонет, откидывая голову назад и позволяя вынюхивать себя сильнее.
— Ах, альфа… — аккуратно разводит ноги шире, закидывая одну на бедро альфы, которую тот сразу же ловит, прижимая плотнее к горячему телу.
— Почему ты такой, Чимин? — продолжает порыкивать, покрывая слюнявыми поцелуями излюбленную шейку, пока рукой оглаживает гладкую кожу ноги, поднимаясь всё выше и выше к внутренней стороне бедра. — Какого чёрта я вообще сунулся во всё это, почему не могу сдвинуться? — ладонь скользит под безбожно задравшуюся юбку, сразу же попадая в плен влажных плюшевых складочек под громкий протяжный стон на самое ухо.
— Чонгук, пожалуйста… — Чимин подаётся бёдрами сам вперёд, пытаясь хотя бы проехаться по любезно подставленным пальцам призывно торчащим от дикого возбуждения клитором, но альфа наглым поцелуем затыкает его и снова вжимает в стену, фиксируя бёдра.
Омега сладко скулит в поцелуй, вплетая пальчики в чужие волосы, и оттягивает, заставляя волка тихо негодующе зарычать и резко войти двумя пальцами в истекающую смазкой девочку. Чимина под ним выгибает дугой, он громко кричит в поцелуй, за что получает довольно грубый ответный укус за розовый язычок.
— Сейчас ты просишь? А когда моя очередь будет просить? — язвительно отвечает и под тихий всхлип разочарования выходит из киски, небрежно вытирая пальцы о футболку.
Отходит от омеги, направляясь к миленькой кроватке с плюшевыми игрушками, которые безжалостно скидывает с покрывалом. Чимин послушно семенит следом, слыша, как на каждый небольшой шажочек его вагина громко и одиноко хлюпает, чем лишь забавляет альфу ещё больше.
Чонгук встаёт напротив омеги и, глядя ему прямо в глаза, снимает с себя футболку, откидывая ту в сторону. От внимательного взгляда не укрывается с каким вожделением самка оглядывает его мощную грудь и венистые руки, сжимая бёдра ещё сильнее. Лучшее признание превосходства. Было бы, не будь Чонгук так до безумия влюблён и разозлён одновременно.
— На колени, — говорит спокойно, кивая себе под ноги, пока сам медленно развязывает брюки, приспуская.
— Ч-что? — бестия больше не выглядит бестией, скорее, маленький потерянный малыш, выглядящий так, будто взрослый дядя альфа пришёл развращать невинного ребёнка. Чонгук на это лишь усмехается.
— На колени, Чимин, — голос сам неожиданно становится строгим, приказным, очень приближённым к альфа-голосу, которому омегам противостоять очень сложно. — Я же сказал: моя очередь.
Малыш мелко кивает, подходя ближе и покорно опускается на колени, смотря преданным наимилейшим котёнком на альфу. Старается задобрить. Медленно тянет брюки с боксёрами ниже, слабо приспуская ровно настолько, чтобы вкусный ароматный член гордо выскользнул и шлёпнул ему по носу. Чимин восторженно пищит, облизываясь, и тут же губами прижимается к крупной мясистой головке, здороваясь с ней короткими чмоками.
— Ну что? Нормальный размерчик для тебя? — усмехается Чонгук, опуская руки на голову активно кивающей на вопрос омеги, и грубо задирает его лицо на себя за волосы под тихий писк и брызнувшие из глаз слёз боли. — Ты же у нас спец по альфьим членам.
Чимин обиженно сопит, губками обхватывая головку и укладывая ладошки на полные питательной вкусной спермы яички, принимаясь их ласково перекатывать в пальчиках. Размерчик действительно, что надо, и омега слегка краснеет, понимая, что вряд ли сможет принять до самого основания сразу, потому что горлышко уже начинает саднить, хотя он еле дошёл до середины.
Чонгуку до горла и не надо. Грубо снимает хнычущую омегу со своего члена и вжимает его крохотную мордашку себе под член, носиком в яйца, и наслаждается тихим сопением и ласковыми короткими полизываниями язычка в попытке задобрить.
— Твоё место, Чимин. Запомнил? — последний раз вжимает сильнее, заставляя как следует испачкаться в феромоне и отпускает, ожидая, что омега тут же отпрянет, но тот довольно причмокивает, губами обхватывая одно яичко и ручкой укладывая влажный текущий член себе на лицо, позволяя пометить себя вязкой смазкой. — Блять…
Грубо хватает омегу за руку и поднимает с колен, впиваясь в пухлые губы с утробным рычанием. Действовать спокойно не получается, этот омега слишком его довёл своими выходками и нежного секса сегодня точно не получится. Не то, чтобы Чимин этого хотел изначально. Он расплывается в счастливой улыбке, отвечая на поцелуй и стараясь даже немного побороться за главенство, но получает шлепок по оголённой из-за задравшейся юбки попке и сдаётся, позволяя альфе вести в поцелуе.
Чонгук отстраняется, диким голодным волком глядя в глаза самки, и снимает с него эту тоненькую просвечивающую блузочку, явно раздирая по пути несколько пуговиц, и толкает омегу на кровать, сдирая следом с него юбочку. Нависает, оставляя ещё несколько алых собственнических поцелуев на шее, и спускается ниже, носом бодая бёдра, чтобы послушно раскрыл перед дорвавшимся волком ножки, являя сладкую розовенькую плачущую девочку.
Альфа наклоняется, буквально носом вжимаясь в возбуждённый клитор, и шумно тянет воздух, насыщая лёгкие таким нужным концентрированным феромоном, чтобы надолго запомнить. Чимин сверху сладко хнычет, ёрзая бёдрами и призывая альфу скорее приступить к действиям, и тот с тихим смешком послушно накрывает губами чувствительную пуговку, принимаясь языком её посасывать.
Омега изгибается на кровати, громко несдержанно постанывая, и нерешительно опускает подрагивающие ручки на чужую голову, слегка направляя. Чонгук послушно опускается ниже, к нуждающейся дырочке и широкими мазками принимается её вылизывать, раздвигая слипшиеся плюшевые губки мягким языком.
Пальцы вновь проникают внутрь сокращающейся в диком желании дырочки, сгибаясь к верхней стенке в поиске нужной точки. Чимин распахивает рот в немом стоне и сжимает пальцы в его волосах, не справляясь со всеми нахлынувшими разом чувствами.
— Ах… Гукки… — плаксиво ноет, смотря замыленным взглядом на альфу между своих ног.
Тот лишь усмехается и ускоряет движения пальцев, подушечками каждый раз неизменно лаская чувствительную точечку, а сам губами накрывает снова нуждающийся клитор, всасывая его и лаская языком. Чимин натурально плачет от сладкой пытки и конвульсивно сокращается вокруг длинных вкусных пальцев, которые даруют такое нужное сейчас удовольствие.
— А-альфа, пожалуйста, пожалуйста, — Чимин принимается ёрзать, цепляться за длинные волосы в попытке оттащить альфу от его лакомства и выпросить у него крепкий член.
Языка ему всегда было мало, чтобы кончить, даже если сейчас он и делает себе пометку, что продолжи альфа в таком ритме ещё несколько минут, он бы возможно и достиг такого желанного сейчас пика. Но члена хочется больше, поэтому Чимин продолжает усиленно хныкать, дёргаясь.
— Капризная штучка, — фыркает Чонгук, отстраняясь и показательно облизываясь, собирая с губ сладкую вкусную смазку.
Снова нависает над идеальным пухлым телом и впервые дарует более спокойный глубокий поцелуй, лаская нежно чужой язычок своим и перебирая со всей аккуратностью губами плюшевые полные. Чимин слабо сопит, держась за мощную шею, и трогательно скрещивает за его спиной ножки, отвечая на поцелуй.
Чонгук отрывается с пошлым громким хлюпом, разворачивает омегу под собой на живот и громким шлепком по ягодице заставляет встать на колени, выпятив попку. Чимин переставляет подрагивающие ножки и громко стонет, еле удерживаясь на подрагивающих руках, когда альфа вводит внутрь лишь головку, растягивая влажную дырочку.
— Что такое, давно члены не принимал? — уже чуть менее язвительно спрашивает Чонгук и, получив в ответ лишь обиженное пыхтение, толкается до конца.
Омегу под ним выгибает спине. Он слабо хрипло стонет уставшим от всех криков за день голосом, а после послушно прогибается в спине, явно намеренно склоняя голову так, чтобы показать обозлённому от ревности альфе чувствительную шею с местом для метки. Чонгук тяжело сглатывает, смотря на манящую кожу и наклоняется над дрожащей от удовольствия самкой, накрывая своим мощным телом.
— Играешься? — усмехается, ласково прикусывая удлиннившимися клыками вкусное плечико и ускоряется, вбиваясь в пухлую киску до громких шлепков яиц о влажную промежность.
— Может и так, — шепчет Чимин и, повернувшись, вжимается губами в чужие в нежном поцелуе.
Чонгук отвечает сразу. Со всей нежностью сминает любимые родные губы, лаская их и даруя омеге такую нужную сейчас поддержку. Руки сами скользят на аккуратную грудь, альфа сжимает её сильнее, наслаждаясь тихими поскуливаниями в поцелуй, и пальцами принимается терзать вставшие чувствительные соски, доводя омегу до громких хныков.
Движения становятся более дёрганными и грубыми. Чимин не выдерживает, падая лицом в кровать и позволяя альфе вжать себя в подушку ещё сильнее, уложив руку ему на голову. Он накрывает дрожащее от удовольствия омежье тело своим и грубо вбивается, вспенивая смазку. В прямом смысле покрывает самку собой и порыкивает, чувствуя, как импульсивно натруженная вагина сжимается вокруг его медленно набухающего узла.
Чимин громко хнычет, повернув голову вбок, чтобы вдохнуть такой нужный ему воздух, и опускает ладошку вниз, накрывая клитор пальчиками. Чонгук вколачивается особенно глубоко, каждый раз головкой касаясь шейки матки, заставляя самку тихо попискивать от ощущения наполненности и закатывать глаза в предвкушении сильного оргазма.
— Сладкая текущая самка, — рычит альфа, наклоняясь к шее и впиваясь в неё собственническим поцелуем-укусом, параллельно с этим буквально заталкивая свой узел в туго сжимающуюся дырочку.
Чимин вздрагивает всем телом и, тихо мило хныкнув, поджимает пальчики на ножках, готовясь вот-вот кончить. Чонгук ему в этом помогает. Клыками царапает чувствительную запаховую железу и мелко двигает бёдрами, буквально трахая натруженную зудящую дырку плотным узлом.
— А-альфа! — Чимин откидывает голову назад, выгибаясь до звонкого хруста, и, зажмурившись от накативших разом острых ощущений, с тихим-тихим стоном кончает, тут же обмякая в руках альфы.
Чонгук стискивает зубы, шипя от ощущения стиснувших его стеночек, и кончает глубоко внутрь, наполняя жадную дырочку своим семенем и запечатывая после узлом. Омега устало валится на кровать, тихо переживая свой оргазм без лишних звуков, и Чонгук делает для себя неожиданное открытие: омега с другими не кончал.
— Ты симулировал тогда с Намджуном? — тихо спрашивает, даже не ожидая честного ответа.
Но Чимин на это лишь заливается румянцем и часто-часто кивает без слов, облизывая после юрким язычком пересохшие губы. Чонгук удивлённо хмыкает, но тянется за стаканом с водой, стоящим на тумбе, и заботливо подаёт его омеге, наблюдая, как тот жадно принимается пить, прикрыв глаза.
— Зачем? — спрашивает тихо, дождавшись, пока бестия под ним напьётся.
— Альфам нравятся громкие крики и стоны. Я кончаю тихо, такое обычно не любят, — объясняет Чимин и, отдав стакан обратно альфе, валится снова на кровать, устало выдыхая.
— Почему со мной не стал? — в том, что омега действительно кончил сейчас у Чонгука сомнений точно нет.
— Ммм… — омега молчит пару секунд, явно решая, говорить ли истинную причину. — Не знаю. Почувствовал, что ты не осудишь и не докопаешься.
Чонгук фыркает, отстраняясь от спины омеги, и садится на пятки, зачёсывая влажные волосы назад. Узел медленно спадает, сперма тоненькими струйками вытекает из румяной натруженной вагины, и альфа выскальзывает, тут же вставая с кровати и идя в ванную, которую заприметил ещё в начале, чтобы обтереться и вернуться обратно за одеждой.
— Уже уходишь? — обеспокоенно спрашивает Чимин, садясь в кровати и прикрывая обнажившуюся грудь простыней.
— Да, — коротко отвечает, натягивая на себя боксёры и брюки, и даже не смотрит в сторону сконфуженной омеги.
— Н-но… я думал, ты останешься немного, и мы… — замолкает неловко, поймав внимательный взгляд Чонгука.
— И мы что? Переспим снова? — Чимин кивает, тут же неуверенно закусывая губу. — Ага. А потом опять по новой всё?
— Гукки, я просто не готов сейчас… — тихо шепчет, опуская взгляд вниз, и принимается нервно ковырять руки.
— Чимин, — альфа оказывается так неожиданно рядом, обхватывая так деликатно на контрасте с их животным сексом подбородок, и заставляет поднять голову и посмотреть в свои чёрные глаза. — Я люблю тебя.
Признание, так долго хранившееся в самой глубине сердца, даётся на удивление легко. Чонгук свободно за последний год вздыхает, ощущая себя непривычно легко и хорошо, и заглядывает в округлившиеся от неожиданности глаза омеги.
— Но любовь это причина важная, но недостаточная, — продолжает, криво улыбаясь сквозь ноющее сердце. — Я не буду больше играть в твою игру. Либо я есть в твоей жизни, как твой альфа, либо меня нет совсем.
— Н-но… — договорить не дают. Чонгук укладывает указательный палец на любимые покрасневшие от поцелуев губки, прося помолчать.
Звенящая тишина давит. Омега слабо всхлипывает, снова опуская голову вниз и впервые в жизни испытывая столь сильное чувство стыда за все свои поступки. Альфе стоило лишь открыть своё сердце, честно сообщив о своём состоянии, и громоздкая стена, годами возводимая раненным в прошлом сердцем, посыпалась, как карточный домик.
Чимин не сразу замечает, как по щекам текут солёные слёзы, а альфа отпускает его подбородок, просто сидя рядом. Сказать друг другу нечего. Чонгук уже выговорился, Чимин физически чувства в слова сейчас собрать не может, чтобы выразить насколько ему жаль.
— Думай, Чимин. Думай, — спокойно добавляет альфа и, наклонившись, оставляет целомудренный поцелуй на лбу, тут же после отстраняясь и выходя из квартиры.
Чимин грустно смотрит ему вслед, сворачиваясь калачиком на кровати и подтягивая к себе подушку, которая сильнее всех пропахла Чонгуком. Шумно вдыхает чужой запах и прикрывает глаза, позволяя себе расплакаться так, как никогда раньше.