Садия Хуссейн: пережившая обрезание спасает девочек от ножа
(примерное время чтения: 10-11 минут)
Проведённое ей в десятилетнем возрасте обрезание привело к тому, что её роды сопровождались невыносимой болью и осложнениями. На сегодняшний день Хуссейн ощутимо преуспела в стремлении покончить с женским обрезанием.
Садия Хуссейн мучилась схватками третий день, когда осознала, что больше не выдержит. Было очевидно: роды проходят не как задумано. Однако обитательницы кенийской деревушки наотрез отказывались отправлять Хуссейн в больницу. Мать заявила: врачи «разрежут» Хуссейн ножницами, а дома хотя бы есть лезвие. «Мало было болезненных родов, — вспоминает она, — так меня ещё непрестанно резали».
В итоге на свет появилась девочка. Придя в себя часами позже, Хуссейн обнаружила: ей связали ноги, из-за чего и сесть невозможно, не то что новорождённую держать. В комнату вошла мать — принесла чай. Хуссейн попросила передать ей дочь. «Слёзы текли сами, — делится Хуссейн. — Я говорила: „Как же сильно я тебя люблю. Меня мать не уберегла, но я тебя в обиду не дам“. Тогда я поклялась: с моей дочерью такого ни за что не случится».
Ужасающие роды — прямой итог женского обрезания, перенесённого в десятилетнем возрасте. Как и у многих женщин, у Хуссейн опыт пережитым в десять лет не ограничился. Годы спустя, когда Хуссейн выходила замуж, её покалечили снова, чтобы подготовить к близости. И ещё раз, в родах, когда казалось уже, что не выжить ни Хуссейн, ни её дочери.
Хуссейн тогда был всего 21 год, но с детства подавляемые гнев и растерянность вдруг вылились в чёткое желание: дочь свою, Марьям, уберечь от подобного любой ценой. Никто и ни за что не уведёт девочку раным-рано в заросли, не обездвижит и не изувечит. Мать в сердцах назвала Хуссейн трусихой; мол, испугалась обычных трудностей деторождения. Дескать, внучка обязана пройти через то, что её предшественницы терпели поколениями.
«А я ей: „Ты мать мне, но не моей дочери. Как поступать с моей дочерью, решать мне“», — вспоминает Хуссейн.
Натиск гормонов, накопившаяся ярость и беззаветная любовь к дочери пробудили в Хуссейн решимость противостоять не только матери. Марьям, вообще-то, была отнюдь не единственной маленькой кенийкой, над которой нависла угроза обрезания, а Хуссейн — отнюдь не единственной матерью, которая была против него. «Тогда я и решила: такого не должно происходить с девочками вовсе», — рассказывает она. И так она принялась влиять на общественное сознание — по семейству за раз.
Судя по оценкам, среди ныне живущих девочек и женщин обрезание пережило 200 миллионов, причём подавляющее их число — из Африки, Азии и с Ближнего Востока. Большинство калечат до пятнадцати лет; некоторых — в первые же дни жизни. На международном уровне такое порицается, однако не везде выходит искоренить обычай легко и быстро. Не всюду пристально следят за исполнением запретов; сам вопрос часто не принято обсуждать; где-то без обрезания женщин не признают таковыми. В итоге в части государств — все они расположены в Африке — обрезанию подвергается 80% женщин.
В Кении обрезание запретили ещё в 2011 году. Наказание — не меньше трёх лет тюрьмы и/или штраф не менее 200 000 шиллингов [около 110 000 российских рублей]. Но обрезание переживала, по оценкам, каждая пятая женщина из тех, кому сегодня от 15 до 49 лет. Однако усреднённые показатели поверхностны. На севере-востоке, возле Сомали, они подскакивают до 98%, а на западе — падают до 1%. И распространённость женского обрезания очевидно преобладает среди определённых народностей. Прошлогоднее исследование Детского фонда ООН показало: чаще обрезанию подвергаются девочки из бедных семей, обитающие в сельской местности, получающие менее качественное образование и исповедующие ислам.
У Хуссейн, которая с детства обитает в кенийской скотоводческой общине, итоги исследования, как ни прискорбно, откликаются. Хуссейн — представительница племени варди, что обитает в основном по берегам реки Тана, говорит на сомалийском и исповедует по большей части ислам. Хуссейн росла в окружении тех, кто считает женское обрезание обязательным, по меркам веры, требованием — иначе не возьмут замуж.
Хуссейн уже 34, и она — самая влиятельная и убедительная борица против женского обрезания. Основательница Dayaa Women Group и Brighter Society Initiative, она успешно убедила многих отказаться от обрезания на родине — в округе у реки Тана, благодаря чему спасла сотни девочек. Недавнее исследование показало: количество «изменивших мнение» по поводу женского обрезания поднялось с 60% (на февраль 2019 года) до 97% (январь настоящего года). Заслуги Хуссейн не раз удостаивались признания: в частности, в марте фонд «Лучи света» наградил её за «выдающийся вклад в искоренение женского обрезания и борьбу за права кенийских девочек».
Хуссейн помнит, как её, девочку, до обрезания дразнили в школе: нечистая. «Я каждый раз плакала — ощущала себя недоженщиной». При этом неясно было, как женщиной стать; суть женскости в общем понимании была окутана тайной. Хуссейн по наивности полагала: раз нечистая, достаточно как-то по-особому омыться. Девочка жестоко ошибалась.
Солнце не взошло, как её отвели в заросли мать с бабушкой. «Я была в предвкушении. Думала, будет много воды; стану чистой, — рассказывает Хуссейн. Она не насторожилась, даже когда собравшиеся женщины принялись раздевать её. — А потом смотрю: никакой воды. Лишь лезвия.
Я спросила маму: „Что творится?“ Та не ответила, а меня обездвижили. Уложили женщине на колени. Так, что голова оказалась на чужой груди и было не вырваться. Мне развели стороны руки. Ноги. Надавили на грудь. Поднесли ко рту ткань — так, — Хуссейн сжимает в кулаке свой платок.
— И я такая: „Боже, помоги“. Не прошло и нескольких минут, как стало дико больно. Лезвием, оказывается, меня собирались резать. Я возвела глаза к небу в молитве. Потому что, кроме неба, ничего не видела. Так и лежала: глаза в небо. Беспомощная».
Обрезание женщинам проводят по-разному, и Хуссейн пережила тяжелейший вид — третьей степени, называемое инфибуляцией, при котором половые губы удаляют, а оставшуюся плоть перемещают, сужая и преграждая вход во влагалище. Обрезание Хуссейн проводила бабушка. А мать потом блаженно заявила: две недели — и заживёт. Всё заживало два месяца. «Вообразите только: никаких обезболивающих». Едва телесная боль отступила, Хуссейн предпочла всё забыть, возвратилась к учёбе, а произошедшее сочла «приемлемым». Важнее даже было, что «я это вытерпела; всё кончилось». Потом, годы спустя, Хуссейн отдавали замуж. Кошмар повторился.
В 1988 году сомалийка Дахабо Муса написала стихотворение, в котором выразила ужас женщин, что, пережив обрезание, впоследствии мучились вновь — чтобы заново влагалище вскрыть, перед свадьбой. Многих вскрывают ещё и в ходе родов. «Бабушка называла это тремя женскими печалями», — пишет Муса.
Три женские печали: день обрезанья, брака ночь
Рождение детини.
О помощи молю, покуда плоть горит от боли
Нещадно. Но твердят: терпи!
Боль женская — она не вечна.
Боль женская ни капли не важна.
Когда Хуссейн выходила замуж, вход во влагалище пришлось расширять обратно — руками предписанной обычаем повитухи. «В детстве тебя зашивают так надёжно, что перед свадьбой нужно вскрывать», — объясняет Хуссейн. И вновь она убедила себя, что происходящее приемлемо: его «достаточно, видно, перетерпеть ещё раз». Но тут Хуссейн забеременела Марьям, и деторождение стало худшим кошмаром из, как казалось, нескончаемой череды. «Я даже выразить не могла, что со мной происходит, — рассказывает она в ходе видеозвонка из дома. — И стало до того плохо, что я решила: умираю. Пришёл конец. Родов я не переживу».
С таким опытом пережившие обрезание сталкиваются нередко. С 2001 по 2003 год Всемирная организация здравоохранения проводила исследование, в ходе которого обнаружила: обрезание, особенно третьей степени, сильно повышает вероятность осложнений в ходе родов. Уровень смертности новорождённых, чьи матери подвергались инфибуляции, на 55% выше, чем у новорождённых, чьи матери обрезанию не подвергались.
Хуссейн до сих пор, рассказывая о произошедшем, переживает адскую боль заново. «Поначалу я принималась плакать. Но раз за разом пересказывала — и как будто исцелилась. Частично». Хуссейн хотелось бы, чтобы так же исцелилось как можно больше женщин. Но те, по её словам, слишком часто молчат — в то время как Хуссейн не смогла.
Оправиться от родов вышло через два месяца. После Хуссейн принялась говорить с местными. Усаживала дочь в тканевую перевязь и рассказывала соседкам о пережитом ужасе, который считала неприемлемым. «Говорила: „Нельзя ведь обрекать на такое наших дочек?“ А мне: „С ума сошла“. Не слушали».
На Хуссейн жаловались её матери, которая осудила дочь. А после — местному чиновнику, который Хуссейн поддержал. «Он спросил: „В чём дело, уважаемая?“ А я ему: „Женщинам так плохо, а они молча терпят“. Он меня похвалил: „Горжусь вами“. Первый, кто меня поддержал».
С тех пор Хуссейн погрузилась в деятельность. Все силы направила на то, чтобы уберечь родственниц и землячек от обрезания. С первыми Хуссейн несомненно преуспевала: обрезанию не подвергли ни одну из её дочерей (их трое: возрастом в семь, двенадцать и тринадцать лет). Страница Садии приветствует посетительниц видео, где старшие дочки, Марьям и Наймах, читают стихотворение «Гордые африканские девочки». «Мы с рожденья безупречные, — говорят обе, грозя пальцем. — Никакого обрезания, дайте нам образование!»
Со вторыми Садия работает как может, пусть даже Кении далековато до того, чтобы, следуя замыслу президента Ухуру Кениаты, искоренить к новому году обычай женского обрезания (судя по показателям, страна преуспевает постепенно: согласно Детскому фонду ООН, количество обрезаний снижается на более чем 4% ежегодно).
Хуссейн поперву просвещала собственную общину: сначала — живущих в округе у реки Тана; затем — тех, кто подальше. Постепенно Хуссейн создала сеть влияния на местах — на трёх известных ей языках: английском, суахили, сомалийском. Посетив мастер-класс в рамках глобальной медийной кампании (в ходе которой использованию медиа для усиления своего влияния обучилось более пятисот жительниц стран Африки — местных общественных деятельниц) по борьбе с женским обрезанием, Хуссейн добилась потрясающих успехов — даже невиданных, по словам представительниц кампании. Недавний опрос, призванный оценить влияние медиа на местных жительниц, показал: доля обитательниц округа у реки Тана, которые поддерживали женское обрезание третьей степени, в феврале 2019 года составляла 89%, а в январе этого года — 5%.
Хуссейн поняла: чтобы всё изменить, необходимо воздействовать на общины по отдельности, а не спускать усреднённые решения из Найроби. К примеру, заявляет Хуссейн, если в общине женское обрезание — это обряд посвящения, необходимо его чем-то заменить. В близлежащих к родным землях препятствием чаще всего выступало представление о женском обрезании как о неотъемлемой части мусульманской веры; в таких местностях выступать против обрезания означало оскорблять верующих. Хуссейн, сама набожная мусульманка, нашла выход и здесь — настоятельно посоветовала местным представительницам веры «отвязать женское обрезание от ислама».
Сегодня, по подсчётам самой Хуссейн, она помогла окончательно отказаться от женского обрезания четырём деревням. В первых двух пришлось подыскивать иные источники дохода для тех, кто обрезание проводит. «Мне заявили: „Садия, мы готовы бросить делать обрезания“. Я обратилась к местному уполномоченному лицу, и меня уверили: выдадим каждой по двенадцать коз — и так и сделали. Теперь в этих двух деревнях обрезания не делают», — рассказывает Хуссейн. По её же словам, в третьей деревне помогло выступление на радио представительниц мусульманской веры; до тех пор считалось, что Хуссейн не иначе как „бездумно повторяет за белыми“. А в четвёртой понадобилось провести череду «живых бесед» между представительницами веры, жертвами обрезания, молодёжью и исполнительницей калечащей процедуры, чтобы удалось наконец прийти к заключению, что нанесение увечий женским половым органам необходимо оставить в прошлом. «Каждый раз, оказываясь в одной из этих деревень, я искренне радуюсь, горжусь», — признаётся Хуссейн.
Тайна её убедительности — во внушительном сочетании ума, нравственной отваги и личного горького опыта. После столь открытых и красноречивых заявлений о том, через что Хуссейн прошла сама, мало кто осмеливается с ней спорить. Вот что об этом говорит она: «Я испытала всё на собственном опыте, а потому никто не убедит меня, будто женское обрезание не имеет последствий. Какая-нибудь женщина может позвонить на радио и заявить: „Я вот родила пятнадцать раз и ни разу не столкнулась с теми осложнениями, о которых вы рассказываете“. Даже ей мне будет что ответить».
Буквально через год после первых родов, забеременев во второй раз, Хуссейн столкнулась с новыми трудностями. «Только представьте: ты живёшь там, где все рожают ежегодно. И каждые роды тебя буквально разрезают на части, — рассказывает она. — Это как бы ад». Ещё через несколько лет Хуссейн родила третью дочь, в более чем полутораста километрах от дома, посредством срочного кесарева. Рожать естественным путём было опасно для жизни.
Хуссейн чрезвычайно грустно осознавать, что она одна такая — пережила обрезание, а теперь выступает против него. К счастью, в конце концов опомнилась её мать. Но многие, по словам Хуссейн, отказываются прислушиваться, зачастую из страха навлечь позор и бесчестие на дочерей. «Я однажды поняла: большинство жертв обрезания предпочитают молчать, — рассказывает она. — Им кажется, будто обрядом этим следует гордиться. И что подвергать такому дочерей приемлемо».
За день до нашей беседы Хуссейн позвонил мужчина: он пытался убедить супругу не калечить их дочь. «Он сказал: „Тут, рядом со мной, тёща и супруга. Не могли бы вы любезно просветить их по вопросам женского обрезания?“ Вообразите только: у матери высшее образование. Магистерская степень. А она со мной спорит, дескать, „Садия, у меня никаких осложнений не было. Не хватало ещё, чтобы моя дочь стала падшей женщиной“».
Однажды, надеется Хуссейн, она сумеет внушить женщинам такую уверенность, что образуется «целое движение жертв, сотни таких же Садий, которые открыто заявят об ужасах обрезания, поделятся личным опытом и не столкнутся при этом с общественным порицанием». Пока же она заявляет о происходящем сама, везде где может, а дочерей, когда их дразнят в школе те, кому внушили, будто обрезание очищает тело, учит отвечать простым: «Мы и так чистые: мы в душ сходили».
Ковид, конечно, борьбе препятствует. Хуссейн не сомневается, что в ходе пандемии количество женских обрезаний вырастет: школы закрылись на месяцы, все сидят по домам, и все «предоставлены сами себе». При этом тяжелее стало и общаться с кем-то воочию. Однако Хуссейн с двойным усердием работает медиаплощадках; она с ликованием отмечает, что один её недавний пост просмотрели более 16 000 раз. Хуссейн пишет стихи и песни. Выпускает написанную в прошлом году книгу под названием A New Dawn for Children («Новая заря для детинь»), которая, надеется Хуссейн, поможет молодёжи сбросить оковы убеждений старшего поколения.
«Я в первую очередь надеюсь, даже мечтаю о том, что наше общество, если мы грамотно настроим молодёжь, станет светлее и человечнее, — говорит она. — Мне так хочется помогать детиням всех вероисповеданий, культур, рас и национальностей. Мне хочется, чтобы в нашем обществе всем было уютно, чтобы оно всех принимало, чтобы все могли наслаждаться своими правами и защищать, продвигать и поддерживать чужие».
В книге присутствует стихотворение о том, чтобы все детини имели право на образование. «Как самолёты, — пишет Хуссейн, — пусть летают без ограничений». Она надеется, что именно подобные мысли закрепятся в сознании читательниц прочнее всего. «Мне хочется оставить после себя что-то, что позволит мне жить в людских душах; чтобы обо мне говорили: «Ну Садия Хуссейн, которая „Никакого обрезания, дайте нам образование!“, помнишь?»