Лобненская осень Венедикта Ерофеева
24 октября 1938 года родился русский писатель Венедикт Ерофеев. Возможно, если бы он не злоупотреблял алкоголем, ему бы сейчас исполнилось 80 лет.
С другой стороны, если б не алкоголь, то, наверно, Ерофеев так и не стал бы тем писателем, которого мы сейчас знаем и любим.
Подмосковье не раз становилось источником вдохновения для русских писателей. Так, в усадьбе Мураново с успехом творили поэты Тютчев и Боратынский, чеховский гений блистал в Мелихово, а Вяземы стали, не много, ни мало, поэтической родиной Пушкина. Целый дачный поселок писателей и поэтов, Переделкино, подарила нам советская эпоха.
Казалось бы, Лобня не может похвастаться в этом смысле громкими именами русско-советских мастеров эпистолярного жанра. Ан нет! Наш город стал своеобразным катализатором «мук музы» автора бессмертной псевдо-автобиографической постмодернистской поэмы в прозе, «алкогольного трипа» писателя Венедикта Ерофеева «Москва – Петушки». Он сам об этом и пишет в самом конце поэмы: «На кабельных работах Шереметьево — Лобня. Осень 69 года».
«Москва – Петушки» начинается с того, что наш лирический герой приезжает на Савеловский вокзал. Откуда, спросите вы, приезжает, как не из Лобни? В это время Венедикт Ерофеев работал бригадиром в ПТУСе (производственно-техническом управлении связи) на уже упоминавшихся кабельных работах линии Шереметьево - Лобня.
Сделаем небольшую ремарку: в литературных произведениях Савеловский вокзал, как и Лобня, упоминается редко и как-то безрадостно. Вот цитата из «12 стульев» Ильфа и Петрова: «Самое незначительное число людей прибывает в Москву через Савеловский. Это — башмачники из Талдома, жители города Дмитрова, рабочие Яхромской мануфактуры или унылый дачник, живущий зимой и летом на станции Хлебниково. Ехать здесь в Москву недолго. Самое большое расстояние по этой линии — сто тридцать верст».
Вот и у Ерофеева «Савок» ничем примечательным не отмечен, кроме того, что Венечка употребил на нем стакан «Зубровки».
Да и сама Лобня, даже имея в виду свойственный автору чернушный юмор, упоминается в поэме дважды и оба раза – очень в негативном контексте. В главе «Железнодорожная – Черное» героя обламывает возлюбленная:
«В одну из пятниц, например, когда я совсем был тепленький от зубровки, я ей сказал:
- Давай, давай, всю нашу жизнь будем вместе! Я увезу тебя в Лобню, я облеку тебя в пурпур и крученый виссон, я подработаю на телефонных коробках, а ты будешь обонять что-нибудь — лилии, допустим, будешь обонять. Поедем!
А она молча протянула мне шиш…»
Вторая цитата из главы «Неизвестный подъезд» даже жутковата:
«Когда-то, очень давно, в Лобне, у вокзала, зарезало поездом человека и непостижимо зарезало: всю его нижнюю половину измололо в мелкие дребезги и расшвыряло по полотну, а верхняя половина, от пояса, осталась как бы живою, и стояла у рельсов, как стоят на постаментах бюсты разной сволочи. Поезд ушел, а он, эта половина, так и остался стоять, и на лице у него была какая-то озадаченность, и рот полуоткрыт. Многие не могли на это глядеть, отворачивались, побледнев со смертной истомой в сердце. А дети подбежали к нему, трое или четверо детей, где-то подобрали дымящийся окурок и вставили его в мертвый полуоткрытый рот. И окурок все дымился, а дети скакали вокруг и хохотали над этой забавностью...»
В записных книжках писателя, изданных не так давно, есть еще одно упоминание нашего города, где Ерофеев не уходит от своей традиции:
«Глаза, глубоко спрятанные и с каким-то плещущим сиянием и мутью. С чем бы их сравнить? Вот, вы были в уборной на станции Лобня? Там, на страшной глубине, в отверстии, плещется жижа. Вот какие это были глаза…»
Видимо, Лобня как-то особенно удручающе влияла на Венедикта Ерофеева, тем не менее, вызывая вдохновение, что и толкало его на написание депрессивных «Москва-Петушки».
Кстати, в Лобне Ерофеев задолжал денег. Из тех же записных книжек следует, что к 17 января 1970 году писатель должен был некой «поварихе» 1 рубль 20 копеек, человеку по фамилии Тихонов – аж 4 рубля, а также имел два менее существенных долга по 20 и 40 копеек каждый.
Интересно, что Ерофеев частенько терял свои рукописи либо по причине рассеянности, либо по пьяной лавочке. Но к этому относился легко, особенно не переживая. Чего нельзя сказать про поэму «Москва – Петушки», когда он не на шутку перепугался после обнаружения пропажи зеленой общей тетрадки с рукописью, доведенной уже до главы «Воиново — Усад».
По воспоминаниям литературоведа и друга писателя Игоря Авдиева, осенью 1969 года они с Тихоновым (видимо, будущий инвестор четырех рублей) навестили Ерофеева в Лобне и после, как пишут в милицейских протоколах, «совместного распития спиртных напитков», тетрадку забрали.
«Работяги быстро окосели, и Веня прогнал их. Вадя куда-то пропал. Веня задремал. А меня все эти два дня мучила загадка: что Веня спрятал под подушкy, когда мы с Вадей вошли вчера с полным портфелем? Из-под подушки торчал краешек тетради», — пишет Авдиев в «Монологах о Венедикте Ерофееве» и продолжает: «Я тихонько вытянул тетрадь из-под подушки, подхватил портфель и устремился на станцию. В электричке я втиснулся в уголок и стал читать».
Литературовед-собутыльник, по его словам, забрал тетрадку, так как боялся, что Ерофеев ее потеряет, а там могло быть что-то гениальное. Видимо, так оно и было. И Венечка разделял эту мысль, потому что уже утром на следующий день приехал в Москву на ее поиски:
«Наутро нас разбудил ошалелый Веня.
- Вы сперли зеленую тетрадочку?!
- Веня, это я! Прости. Вот она».
Несмотря на то, что сам Венедикт Ерофеев явственно дал понять в финале поэмы, что написал «Москва – Петушки» на кабельных работах Шереметьево – Лобня осенью 1969 года, дату и частично – место, можно взять под сомнение.
Например, сам писатель в своей краткой автобиографии пишет: «Осенью 1969 года добрался, наконец, до собственной манеры письма и зимой 1970 года нахрапом создал «Москва-Петушки» (с 19 января до 6 марта 1970)».
В одной из биографий, опубликованных на сайте, посвященного творчеству Ерофеева, сказано следующее: «С 1969 по 1974, работая телефонным монтером в Москве, Ерофеев написал свою самую известную работу «Москва-Петушки» (за рубежом переведенную как «Moscow to the End of the Line»)».
В биографии Ерофеева, автором которой является уже упомянутый Авдиев, написано такое: «В течение 10 лет занимался монтировкой кабельных линий связи по всей стране; на этих работах вокруг Москвы, в районе г. Железнодорожный, Ерофеев начал, а через два месяца в районе Лобни-Шереметьева закончил принесшую ему мировую известность поэму в прозе «Москва-Петушки». Годом создания поэмы Авдиев называет 1970 год.
В уже упоминавшихся своих воспоминаниях о том, как в Лобне Игорь Авдиев стащил у Венедикта Ерофеева тетрадь с неоконченной поэмой «Москва – Петушки», литературовед пишет, что компания сидела, имея в виду в качестве повода «день гибели сельской библиотекарши Елизаветы Ивановны Чайкиной». Напомним, что немцы расстреляли партизанку Лизу Чайкину 23 ноября 1941 года. А это и есть осень.
По мнению известного журналиста и блогера Максима Кононенко, «Это важный момент! Он показывает не забывчивость Вени <…>, а его неуемную страсть к мистификациям — во всем, в любой казалось бы мелочи».
Юрий СМИРНОВ, «Пушка».