Глава 3. Пленник в заброшке – тайна, о которой никто не догадывался (Новелла 18+)
Перед глазами Сокдона разверзлась картина, от которой у него перехватило дыхание.
Наблюдая за его реакцией, Хан Сынхо ехидно фыркнул:
— Чего уставился? Ты же сам сказал, что хочешь, чтобы мне стало лучше?
Он намеренно раздвинул обнажённые ноги чуть шире, дразняще поддразнивая. Между его бледных бёдер алело воспалённое отверстие, отчего дыхание Сокдона участилось.
Сынхо нарочито демонстрировал себя перед Сокдоном, выставляя напоказ свою распухшую, покрасневшую дырочку. Он утверждал, что слюна ускорит заживление — полнейший бред, призванный соблазнить простака.
Не то чтобы он действительно хотел снова подвергнуться насилию, но мысль подразнить этого идиота показалась ему забавной.
— ...Е-если плюнуть на д-дырочку... она быстрее заживёт.
Сокдон, словно загипнотизированный, уставился на отверстие и машинально повторил слова Сынхо.
— Ага. Разве твоя мама не учила тебя таким вещам? На рану нужно плюнуть, чтобы она быстрее зажила, не знал?
На языке вертелось издевательское «тупой дебил», но Сынхо сдержался.
Сокдон же, не замечая насмешки, не отрывал взгляда от обнажённого места.
— А-а, я знаю. С-Сокдон тоже знает. В-в детстве, если я падал и к-кровил, м-мама плевала на ранку.
Услышав его запинающиеся слова, Сынхо легонько подтолкнул своё согнутое колено и продолжил:
— Вот видишь. Так лечат всё, что болит. Раз твоя палка причинила боль, ты должен всё вылизать. Чтобы быстрее зажило.
— Вот так, скоро станет лучше, и ты снова сможешь вставить свой член и двигаться, да?
Его голос, липкий и уговаривающий, как у ведьмы, соблазняющей откусить отравленное яблоко, проник прямо в уши Сокдона.
В конце концов, Сокдон кивнул и опустил голову между раздвинутых ног.
Предвкушая грядущее удовольствие, Хан Сынхо медленно провёл языком по губам.
Он был дураком, который умел только засовывать свой член и двигаться взад-вперёд, так что неудивительно, что у него не было никакого умения для чего-то подобного. Ощущение, что он учит чему-то непристойному того, кто настолько ничего не понимал, заставляло сердце Хан Сынхо биться чаще.
Слегка наклонив голову в замешательстве, Сокдон послушно высунул язык, как ему и велели.
— ...Высунь его сильнее... ещё...
Под нетерпеливым напором Сынхо Сокдон высунул язык ещё больше — теперь уже не чуть-чуть, а полностью, от самого основания.
Вид этого толстого, широкого языка, почти такого же массивного, как его тяжёлый член, заставил дыхание Сынхо постепенно сбиваться.
Одно только представление о том, как эта грубая плоть тщательно вылизывает его воспалённое место, пробегая вплоть до самого основания, вызвало покалывающую дрожь глубоко в животе.
— Ладно... теперь давай, начинай лизать. Ну же.
Теряя терпение, Хан Сынхо протянул руку и схватил Сокдона за толстое предплечье, притягивая его ближе.
Сокдон пристально смотрел на маленькое, подрагивающее пятнышко прямо перед своим носом, даже не дыша.
Его грубое и тёплое дыхание щекотало чувствительную область, жар разлился по всему телу Хан Сынхо, создавая ощущение, будто он вот-вот взорвётся.
— Ах... чёрт... просто лижи уже... ха-а... — прозвучал его прерывающийся от стона голос, когда одной рукой он провёл по нижней части живота — и наконец лицо Сокдона опустилось ниже.
Как только толстый, твёрдый кончик языка Сокдона слегка коснулся нужного места, из уст Хан Сынхо вырвался громкий стон. Его гибкая талия выгнулась, как лук, а затвердевшие соски беспомощно задрожали.
Это было лишь лёгкое касание, но Сокдон, ошеломлённый такой бурной реакцией, поднял голову и застыл, тупо глядя на непристойную картину перед собой.
Его дыхание стало ещё тяжелее, а воздух, вырывавшийся из ноздрей, — всё горячее.
— Ха-а… ах… давай же, лижи там… бы-быстрее… ха-а…
От былого достоинства — если оно вообще когда-то существовало — не осталось и следа. Схватив Сокдона за щёки и отчаянно двигая бёдрами, Хан Сынхо умолял, почти молил.
Шок от того, что он увидел совершенно другую сторону Хан Сынхо — такую непохожую на грубого и резкого парня, которого знал раньше, — длился лишь мгновение. Тяжело дыша через нос, Сокдон снова опустил голову, повинуясь его хватке.
В отличие от прежде осторожных движений языка, теперь Сокдон набросился на это место, как голодный зверь, жадно вылизывающий и посасывающий.
— Ха-ах… н-н… да, вот так… сильнее… соси сильнее…
Каждый раз, когда язык Сокдона скользил по нему, из уст Хан Сынхо непрерывно лились громкие стоны.
Желая услышать ещё больше этих бесстыдных звуков, Сокдон начал сосать ещё активнее.
— Мн-н… ах… чёрт… да… вот так… сильнее, от самого больного места и донизу… ха! Да, вот тут… ха-а-а-ах! Ах…
Когда Сокдон, обычно медлительный и неуклюжий в словах, послушно провёл языком от воспалённого места вниз, к чувствительной области под ним, Хан Сынхо вцепился обеими руками в простыню и дико заёрзал бёдрами.
Его прерывистые стоны не умолкали, и чем громче они становились, тем неистовее работал язык Сокдона.
Никто не учил его, но он инстинктивно понял, как нужно надавливать языком и даже слегка проникать внутрь, будто знал эту технику с рождения.
— Ха-а-а-ах… ах-х… н-н… так хорошо… там всё горит… ах… дави сильнее… да, вот так… н-нгх!
В полумраке комнаты, где кроме них никого не было, раздавались бесконечные влажные, непристойные звуки.
Он лишь хотел подразнить недотёпу, чтобы унять собственное внезапное возбуждение, но всё пошло не по плану. Вместо этого по его телу разгорался неконтролируемый пожар.
Осознание того, что между его ног находится этот невероятно сильный мужчина — тот, с кем никто не мог сравниться в грубой силе, — и лижет там, лишь подстёгивало желание Хан Сынхо.
В конце концов, не в силах терпеть нарастающий жар, он резко оторвал голову от простыни, на которой ёрзал. Дрожащими руками он схватил густые волосы перед собой и приподнял голову Сокдона.
Тот, уткнувшийся лицом между бёдер Сынхо и лижущий, как зверь, теперь был весь в слюне: подбородок, губы — всё блестело.
— П-почему… Сокдон просто мазал слюной больное место…
Озадаченный, что его так внезапно прервали, Сокдон поднял глаза. Хан Сынхо, тяжело дыша, лишь сильнее сжал его волосы.
— Ха-а… там уже прошло… теперь пососи мой член…
— А, бля… да, мою палку. Ха-а… пососи, как делал это с тем местом… возьми в рот и соси— крепче, давай быстрее…
Щёки Хан Сынхо пылали, а сам он выглядел так, будто его преследовали, — нетерпеливым, почти отчаявшимся.
«Член», «там внизу» — он сыпал словами, которые Сокдон не до конца понимал.
Хотя Хан Сынхо вёл себя странно, его бледное тело, покрытое румянцем, и то, как он просил, чтобы его лизали там, не вызывали у Сокдона отторжения. Напротив, наблюдать, как Хан Сынхо дрожит и задыхается, и просто следовать его указаниям, было завораживающе и приятно.
Услышав приказ пососать, Сокдон снова не колебался и взял весь член Хан Сынхо в рот.
Резкий стон вырвался из губ Хан Сынхо, будто кто-то ударил его по самому чувствительному месту.
Его бёдра затряслись, тело дёрнулось, и Сокдон, испугавшись реакции, попытался отстраниться и выплюнуть «это» — но железная хватка в волосах остановила его.
Сжимая их ещё крепче, Хан Сынхо начал двигать его головой вперёд-назад, заставляя продолжать.
— М-м… ах-х… да, вот так… он будто плавится… ха-а-ах… сильнее… соси сильнее… нгх!
Постыдные, громкие стоны лились из его рта безо всякого стыда.
Сокдон сосал гладкий член с таким напором, будто это было любимое мороженое из детства — завёрнутое в плёнку, из которого вот-вот вытечет сладкий сироп.
Чем активнее он работал языком и губами, тем больше стройная талия и длинные ноги Хан Сынхо извивались в сладострастном экстазе. Бледные икры дёргались в воздухе, дрожа так сильно, что руки, сжимающие его бёдра, чувствовали эту вибрацию.
— Ха-а… нгх… ах-х… Я, кажется… ха-а-а-ах!..
Когда Хан Сынхо, уткнувшись лицом в простыню, забился в последнем усилии, из его губ вырвался отчаянный стон — а затем, с резким криком, всё его тело напряглось и дёрнулось, словно от удара током.
Вместо сладкого сиропа в горло Сокдона хлынула тёплая, горьковатая жидкость. Он инстинктивно сморщился и попытался отстраниться, но хватка в волосах снова не отпустила его. В итоге ему оставалось лишь сидеть смирно, пока последние капли не были проглочены.
Только спустя время Хан Сынхо, полностью опустошённый, безвольно рухнул на простыню. В тот же миг его пальцы разжались, освобождая волосы Сокдона, и рука бессильно соскользнула вниз.
Будто гигантская волна удовольствия накрыла его с головой. Одурманенный этим ощущением, Хан Сынхо слабо выдохнул и посмотрел на Сокдона затуманенным, довольным взглядом.
Тонкая струйка мутной жидкости медленно стекла с приоткрытых губ Сокдона.
Увидев, как его же «творение» теперь капает изо рта ничего не понимающего мужчины, Хан Сынхо не смог сдержать тихого, хриплого смешка.
— Чёрт… для тупорылого ты, оказывается, не так уж плох… — пробормотал он сквозь зубы, и в его голосе прозвучало странное удовлетворение, будто он наслаждался самим процессом «обучения».
Вытерев ладонью капли с губ, Сокдон осторожно поинтересовался, глядя на хихикающего Хан Сынхо.
Тот едва заметно приподнял голову.
— Идиот, думаешь, оно заживёт от одного раза? Придётся лизать ещё несколько ночей.
Сокдон, воспринявший эту чушь всерьёз, спросил тихим, обиженным голосом — точь-в-точь как ребёнок. Хан Сынхо едва сдержал смех, глядя, как простофиля повелся.
Прокашлявшись для вида, он замялся, не зная, что ответить. Но затем его взгляд случайно скользнул вниз.
И в тот же миг Хан Сынхо сглотнул.
Раньше он не замечал, но член Сокдона был настолько наполнен кровью, что казалось, будто он вот-вот лопнет, слегка подрагивая от напряжения.
Если подумать, этот тип изначально собирался ублажать себя над его лицом, прежде чем уснуть — а потом Сынхо удовлетворил только собственные потребности, полностью проигнорировав его состояние. Логично, что бедняга всё ещё мучился от возбуждения.
Хан Сынхо уставился на пульсирующий ствол, с которого уже капала прозрачная жидкость, напряжённый, как готовая к атаке голова змеи.
Вблизи это выглядело ещё более шокирующе — невероятно длинный и толстый, сколько ни смотри.
«Бля… любой член, который я считал большим, рядом с этим даже показываться не посмеет…»
Хан Сынхо кивнул — чисто мужское, неподдельное восхищение.
Но затем в его голове медленно зародилась порочная мысль. Коварная, беспокойная ухмылка расползлась по его лицу, когда он поднял глаза на ничего не понимающего Сокдона.
— Ну и… что ты собираешься с этим делать?
Как всегда, Сокдон не сразу сообразил, и Хан Сынхо сквозь зубы выругался.
— Тьфу, чёрт… Я спрашиваю, что ты будешь делать со своим членом. Он вот так стоит — какие планы?
Даже от такого резкого тона Сокдон не выглядел ни капли задетым. Он лишь неловко почесал живот и глупо ухмыльнулся.
Вид этого уже и так туповатого типа с такой дурацкой улыбкой заставил Хан Сынхо фыркнуть от недоверия.
— Г-Глядя на твоё лицо… м-можно потрогать.
Услышав, как этот болван бесстыдно заявляет, что собирается дрочить, глядя на него, Хан Сынхо оскалился и злобно нахмурился.
— Ты больной ублюдок, кто разрешил тебе дрочить на моё лицо?! Грязная дворняга… омерзительно.
Несмотря на то, что это он сам помыкал Сокдоном, как ему вздумается — «лижи здесь», «соси там», — теперь он вдруг возомнил себя святее папы римского только из-за того, что тот хотел кончить, глядя на него.
Сокдон поник, как отруганный ребёнок, будто его только что отчитала родная мать.
— Т-тогда… я пойду… д-другое место… потрогаю.
Его лицо было скрыто под чёлкой, но поникшие плечи и дрожащий голос ясно давали понять, насколько он расстроен.
Почему-то это напомнило Сынхо дворовую собаку — грязную, лохматую, которая всегда крутилась поблизости. Каждый раз, завидев его, эта тупая тварь радостно бросалась к нему, тяжело дыша и виляя хвостом, будто это было самое счастливое событие в её жизни. Даже после того, как её отшвыривали ногой, и она с визгом убегала, в следующий раз всё повторялось снова — будто ничего не произошло.
Именно это вспомнилось Сынхо, когда он увидел, как Сокдон, обиженно надувшись, начал подниматься.
Даже сейчас, услышав прямо в лицо оскорбление, Сокдон тут же встрепенулся, поняв, что к нему обращаются.
Когда он повернул голову в сторону Хан Сынхо, терпеливо ожидая продолжения, тот отвел взгляд и нерешительно пробормотал:
Сокдон тупо уставился на Хан Сынхо, который теперь мямлил, сам не зная, как выразиться.
— …Ну да, это. Может… я помогу тебе…?
Хан Сынхо с трудом выдавил из себя эти слова, а этот идиот тут же повторил их, как эхо. Его и так тонкое терпение окончательно лопнуло.
— А-а, блядь! Ты, тупоголовый дебил, никогда ничего не понимаешь с первого раза! Да! Я сказал, что отсосу твою дурацкую палку, кретин!
Хан Сынхо выкрикнул это с пылающим лицом, его голос громко прозвучал в тишине.
Но даже после таких откровенных слов Сокдон, похоже, до конца не осознавал, что происходит.
Не в силах больше выносить этот тягостный молчаливый взгляд, Хан Сынхо резко поднялся.
Стало ясно, что пытаться объяснить что-то такому идиоту, как Сокдон, — бесполезно.
Он толкнул Сокдона в грудь, пытаясь заставить его лечь на то место, где только что лежал сам, но это каменное тело даже не дрогнуло.
— Тьфу, чёрт… Эй! Не стой, как истукан! Ложись сюда!
Его взгляд, смесь раздражения и смущения, наконец возымел действие, и Сокдон поспешно подчинился, вытянувшись на простыни. Выглядело это немного нелепо: огромное тело, застывшее в неестественной позе, с руками, аккуратно сложенными на груди. Но вид того толстого, напряжённого «змея», одиноко торчащего между ног, не оставлял места для смеха.
Хан Сынхо боковым зрением окинул покорно лежащего Сокдона, затем, словно собираясь с духом, открыл рот и размял челюсть, будто перед тренировкой.
Через мгновение он опустился между его ног и обхватил ладонью этот жалобно пульсирующий столб. Тело Сокдона дёрнулось от неожиданности.
— Х-Ха… П-палку Сокдона… н-нельзя трогать…
Эта реакция — точь-в-точь как у испуганной девственницы — была настолько нелепой, что Хан Сынхо фыркнул:
— Ага, значит, когда ты сосёшь мой — это нормально, а мне твой трогать нельзя? Что за дурацкие правила, идиот.
Хотя это он сам приказывал ему делать всё это, Сокдон, даже в своей простоте, чувствовал несправедливость. Но прежде чем он успел что-то сказать, его напряжённый член вдруг погрузился во что-то тёплое и влажное.
— Ха-ах… — из губ Сокдона вырвался резкий вдох.
Почувствовав, как крепкая хватка охватывает его ниже пояса, его челюсть задрожала, когда он наконец осознал, что происходит.
Сокдон вцепился в свою потрёпанную футболку, тяжело дыша, словно астматик.
Его лицо было скрыто под волосами, но по широко раскрытым глазам, вероятно, уставившимся в потолок, было ясно — он в шоке.
— Ах, чёрт… он реально слишком большой… кажется, челюсть сломаю…
Хан Сынхо пытался взять как можно глубже, активно работая ртом, но проглотить эту громадину — толстую, как змея, — до самого основания, было просто невозможно.
Если бы кто-то и смог это сделать, это должен был быть какой-то мутант с глоткой вдвое длиннее человеческой.
Парень был сложен, как гора, и вид того, как он неловко стоял с этой штукой между ног, выглядел настолько жалостливо, что Сынхо решил сделать ему одолжение.
К тому же, если человек с такими желаниями будет постоянно сдерживаться — особенно когда дело касается «чёрного хода» — однажды он может просто сорваться и наброситься. Эта мысль определённо приходила в голову Сынхо.
Но сейчас, с полностью занятым ртом и ещё половиной члена, оставшейся неохваченной, его накрыла волна сожаления. Может, это была ужасная идея.
Но что поделать? Он уже взял его в рот.
Каким бы подлым ни был Хан Сынхо, он не был настолько жестоким, чтобы просто выплюнуть то, что уже начал.
Решив, что просто пососёт несколько раз и покончит с этим, Сынхо крепко обхватил толстое основание обеими руками, провёл языком по чувствительной головке и начал ритмично работать ртом.
— Ах-х… н-невеста… так хорошо… п-палка Сокдона… тает…
Это прерывистое, бессвязное бормотание заставило Хан Сынхо дёрнуться от раздражения.
С мокрым «чпоком» член выскользнул из его рта.
Сокдон, который только что полностью растворился в удовольствии от этих мастерских движений, теперь смотрел на Хан Сынхо растерянно, почти обиженно, не понимая, почему всё остановилось.
— Тьфу, чёрт! Я впервые в жизни пытаюсь сделать что-то хоть немного приличное, а ты даже дать мне сосредоточиться не можешь!
— Слушай сюда. Если ты ещё раз скажешь «палка» в моём присутствии, я клянусь, откушу твой чл.. нет, твою «палку» зубами.
Оскалившись, Хан Сынхо бросил настолько острый взгляд, что Сокдон аж вздрогнул. Он вцепился в свою футболку, будто готовясь к удару.
— Н-невеста, н-нет… не кусай… мою… палку…
Он даже не смог договорить, в ужасе мотая головой. Увидев его реакцию, Хан Сынхо цокнул языком.
— Повторяй за мной. Не «палка» — член.
— Вот именно, тупица. Сколько тебе лет, чтобы бегать и называть это «палкой», как мелкий сопляк? Такие слова убивают весь настрой, идиот.
То, как этот болван надулся и начал возражать, будто его действительно обозвали ребёнком, заставило Сынхо невольно фыркнуть.
— Вот именно, кретин. Так что повторяй: не «палка», а «член». Взрослые называют это членом.
— Хорошо. «Палка» — это то, что есть у малышей, размером с пальчик, понял?
— Д-да. С-Сокдон взрослый, так что это не палка… это ч-член.
— Верно. Так что если ещё раз скажешь «палка» — откушу. Не забывай.
Услышав такой серьёзный ответ, Хан Сынхо не смог сдержать смешка.
— Ну что, вернёмся к этому взрослому члену?
При словах «взрослый член» Сокдон оживился и снова лёг на пол.
— У С-Сокдона взрослый член. Теперь, когда я лёг… м-можно продолжать.
Это чрезмерно серьёзное, почти горделивое утверждение было настолько милым, что Хан Сынхо не смог сдержать смеха.
Отхохотавшись, он наконец взял в руки всё ещё твёрдый член.
Может, из-за этих детских слов, сказанных взрослым мужчиной, то, что ещё минуту назад казалось нелепым, теперь выглядело… почти трогательно.
Хан Сынхо высунул язык и медленно, намеренно начал лизать кончик, с которого снова капала прозрачная жидкость.
— Ха-а… н-нгх… ах… х-хорошо… н-невеста…
Когда Хан Сынхо обхватил головку языком и начал активно сосать, массивное тело под ним задрожало.
Что-то в этой реакции забавляло его — и вскоре он полностью погрузился в процесс, сосредоточившись на ублажении члена Сокдона.
Он перекатывал тяжёлые яйца в ладони, одновременно вылизывая толстый ствол, проводя языком по выпуклым венам. Каждое движение заставляло бёдра Сокдона дёргаться, непроизвольно приподнимая его над полом.
Нестандартный размер только подчёркивал рельеф вен, и эти толстые прожилки особенно явно ощущались чувствительным кончиком языка Хан Сынхо.
Когда он провёл языком по выпуклым сосудам, верхняя часть тела Сокдона дёрнулась, будто от удара током, а из его губ вырвался резкий вдох.
— Ха-а… н-невеста… С-Сокдон… б-больше не может. Ч-член… слишком болит…
Сокдон, быстро исправившись с привычного термина, умолял дрожащим, почти плачущим голосом. И в этот момент Хан Сынхо почувствовал странный трепет, пробежавший по спине — волну возбуждения, которую он не мог объяснить.
Этот огромный мужчина — этот мощный самец, способный одним ударом свалить быка, — был беспомощно прикован к месту, не в силах пошевелиться, пока Сынхо играл с его членом.
Медленно вылизывая основание, Сынхо поднял глаза, наблюдая, как лицо Сокдона искажается от жарких, прерывистых стонов.
— Ха-а… м-мой член… нгх… болит. Кажется, сейчас лопнет…
— Тогда попроси как следует. Скажи: «Позволь мне кончить», вот так…
Хан Сынхо намеренно медленно лизнул кончик, соблазняя низким, пропитанным желанием голосом.
— С-Сокдон… н-нгх… не маленький, который писается… хаа…
Эта фраза полностью разрушила атмосферу, и ругань сорвалась с губ Хан Сынхо прежде, чем он успел остановиться.
В наказание он слегка прикусил протекающий кончик. Резкая волна удовольствия заставила Сокдона аж подпрыгнуть с испуганным «Хи-ик—!»
— Чёрт… ты специально портишь момент? Белая штука, та приятная белая штука, которая вытекает из твоего члена — умоляй меня позволить тебе выпустить её, идиот.
Чтобы успокоить перепуганного Сокдона, Хан Сынхо снова лизнул кончик, от чего его бёдра задрожали.
— Нет. Не «белая штука» — сперма.
Сокдон уже собирался послушно попросить выпустить «белую штуку», как ему велели, но теперь, столкнувшись с новым странным словом, он замолчал, растерянный.
Но даже эта нерешительность быстро растворилась под натиском ощущений, и, прежде чем он успел опомниться, слова сами сорвались с его губ:
— Н-нгх… сперма… С-Сокдон хочет выпустить… п-пожалуйста… невеста…
Это была не совсем та фраза, которой его учили, но… ладно. Потом поправит.
Услышав эту мило-неуклюжую просьбу, губы Сынхо дрогнули в едва заметной ухмылке.
«Чёрт… Всегда было интересно, почему извращенцы говорят такой дурацкий бред в перерывах между стонами…»
Признавать это ему не нравилось, но теперь он хотя бы отчасти понимал, что творится в головах этих так называемых дегенератов.
Но раз уж Сокдон так послушно выполнил указания, он заслуживал награды.
— Да, хороший пёсик… Сделал, что велел хозяин, значит, заслужил угощение, да?
Эти леденящие душу слова проникли в уши Сокдона, и, хотя он приоткрыл рот, будто собираясь возразить, что он не собака —
В одно мгновение Хан Сынхо поглотил его тёмно-красный, набухший член, затянув глубоко в горло.
В тот же миг из губ Сокдона вырвался дрожащий, почти испуганный стон.
Хан Сынхо подавил рвотный рефлекс, проталкивая этот толстый, пульсирующий орган глубже, чем когда-либо — прямо в глубину глотки, туда, куда он раньше никогда ничего не допускал.
На секунду в переносице резко кольнуло, а на глазах выступили слёзы, но сейчас это не имело значения. Всё, чего он хотел — нет, нуждался — это заставить этого мужчину кончить.
Говорят, нет ничего невозможного, если по-настоящему захотеть — и вот он, перегруженный и возбуждённый сюрреалистичной реальностью, где член такого размера растягивает его горло, будто вторгаясь в пищевод.
Пока бёдра Сокдона дёргались, а дыхание становилось всё тяжелее, тело Хан Сынхо разогревалось ещё сильнее.
Вскоре его собственный член полностью затвердел, кончик блестел от возбуждения.
Даже когда горло ныло и пульсировало от растяжения, он продолжал ритмично двигать головой, не останавливаясь. Затем его горло невольно сжалось вокруг вторгающегося члена.
Внезапное давление у самого основания переполнило Сокдона. Его рот приоткрылся, и он издал беззвучный стон, когда горячая волна разряда хлынула вперёд, изливаясь в горло Сынхо одним неконтролируемым потоком.
Хан Сынхо не отстранился. Вместо этого он остался на месте, позволяя толстому стволу пульсировать в его горле, содрогаясь, будто в долгой судороге. Он мягко работал горлом, то сжимая, то ослабляя хватку, терпеливо перенося это.
Только когда дрожь в теле Сокдона начала утихать — казалось, разряд завершился — Сынхо медленно извлёк член из глубины своего горла.
Даже после такого долгого оргазма толстая плоть всё ещё оставалась твёрдой, её рельефная поверхность слегка царапала внутренности горла при выходе. Это заставило всё тело Сынхо непроизвольно задрожать.
Когда воздух наконец хлынул обратно в лёгкие, он издал тяжёлые, прерывистые вздохи, навёрстывая момент, который провёл, задерживая дыхание.
Густые капли спермы, которые не удалось полностью проглотить, медленно стекали с губ Хан Сынхо.
Хотя именно лежащий на полу мужчина только что испытал оргазм, с покрасневшим лицом и прерывистым дыханием Сынхо выглядел так, будто это он достиг пика наслаждения.
Всё ещё окутанный дымкой желания, Сынхо пристально смотрел на Сокдона, который лежал растянувшись, ошеломлённый удовольствием. Его взгляд — с покрасневшими веками — был острым, сосредоточенным, почти хищным, словно у птицы, высматривающей следующую жертву.
Затем его глаза медленно опустились — на полуэрегированный член, который даже после такого интенсивного оргазма всё ещё стоял между ног Сокдона.
Сынхо долгое мгновение наблюдал за ним, выражение его лица было нечитаемым, затем он небрежно завёл руку за спину и начал двигать пальцами, будто проверяя что-то.
Его пальцы, скользкие от смеси предэякулята и остатков спермы, медленно скользили по гладким складкам его собственного входа.
«Трог» — Хан Сынхо издал дрожащий вздох, когда его скользкие пальцы осторожно протестировали вход — он уже был достаточно увлажнён, чтобы двигаться без сопротивления.
«Если так… главное — не торопиться…» — словно приняв решение, он снова перевёл взгляд на нижнюю часть Сокдона.
Тяжёлая, подрагивающая плоть, всё ещё блестящая от жара, будто испускающая пар, привлекла его внимание — и, сам того не осознавая, Сынхо медленно провёл языком по губам.
Его движения, теперь намеренные и медленные, несли в себе тихое напряжение хищника, готовящегося вонзить клыки в ничего не подозревающую добычу.
А Сокдон, лежащий в полной неосведомлённости о приближающейся опасности, оставался расслабленным, беззаботным и ничего не подозревающим.
Поздним вечером, когда старуха Кымсан возвращалась в жуткий старый дом, ее шаги были полны тревоги.
Конечно, никто никогда не заглядывал в эту проклятую хижину на вершине холма — место, которого все избегали. Она заперла снаружи дверь на замок, обмотала цепями и закрепила навесным замком, но её мысли далеко не спокойны.
Она заставила своего сына, Сокдона, снова и снова клясться никогда не снимать цепь с шеи «невесты». Но даже со всеми этими заверениями она не могла не волноваться. В конце концов, он был простодушным дурачком.
Что ещё хуже, его подавленное желание, копившееся двадцать пять лет, взорвалось в тот момент, когда он попробовал Хан Сынхо, — того, кого ему представили «невестой». И хотя она заставила его поклясться не прикасаться к нему, пока рана не заживёт, это тоже не внушало уверенности.
Каким бы отсталым, жестоким и извращенным ни был Хан Сынхо — человек, переступивший все границы — она не могла допустить, чтобы кто-то умер под её крышей.
«И всё же... он дал клятву, крепкую как камень. Ничего не должно было случиться… верно?»
Пытаясь унять беспокойство, старуха Кымсан торопливо возилась с замком, её руки двигались лихорадочно, несмотря на все попытки сохранять спокойствие.
Как только бабка Кымсан закрыла железную дверь и поспешно начала запирать её изнутри, её ушей достиг странный звук.
Едва уловимо, но это походило на чьи-то стоны.
Мгновенно она предположила худшее — что её сын потерял контроль и всё-таки дотронулся до Хан Сынхо.
«Этот глупыш… неужели он действительно это сделал…»
Старуха Кымсан поспешно заперла дверь и бросилась вглубь дома.
Чем ближе она подходила, тем отчётливее становились звуки — стоны, громкие шлепки кожи о кожу — и ещё до того, как она увидела сына, она в ярости крикнула:
— Сокдон, дурак! Ты действительно осмелился ослушаться родной матери?!
— Ха-а… Ах… да! Сильнее! М-м-м! Ха-а… ах!»
Бабка Кымсан наконец ворвалась в комнату, где держали Хан Сынхо, — и застыла, её рот открылся от шока при виде происходящего.
«Боже правый… что за чертовщина…»
Старуха Кымсан моргала, будто пытаясь протереть глаза — отказываясь верить в то, что видела.
И кто мог её винить? Она ожидала увидеть, как её сын насилует Хан Сынхо… но сцена перед ней была полной противоположностью — настолько, что любой подумал бы, будто Сынхо здесь главный.
— Ха-а… н-невеста… мой член болит… ты слишком сильно сжимаешь… нгх… щиплет… член Сокдона щиплет…
— Ха-а… М-м-м… ах, как хорошо… пососи мои соски… давай… хм-м-м! Ах, так приятно… я с ума схожу… глубже, полностью внутрь… ха-а… м-м…
— Ха-а… н-невеста… С-Сокдон думает… его член сейчас… нгх… снова кончит… ха-а… невеста…
— Н-нгх… давай… ха-а… кончи в меня… заполни моё тело своей спермой… хф-ф… давай… м-м!
Бабка Кымсан наблюдала, как её сын прижимается к Хан Сынхо, бормоча то, о чём она даже представить не могла, и её лицо побелело от шока.
А когда она увидела, как Хан Сынхо сидит верхом на её сыне, двигаясь со странной и страстной интенсивностью, её ноги подкосились, и она без сил опустилась на пол.