Глава 8 [Конец]. Пленник в заброшке – тайна, о которой никто не догадывался (Новелла 18+)
— Успокойся и посиди тут немного, — Сынхо, наблюдавший с крыльца за крупной фигурой, беспокойно мечущейся по двору, наконец постучал рукой по месту рядом с собой. Сокдон, нервно ходивший кругами, наконец поднял взгляд и, осознав, что Сынхо здесь, смущенно произнес:
Когда Сынхо снова постучал по деревянному полу, торопя его, Сокдон в последний раз взглянул на ворота, а затем послушно развернулся и подошёл к месту, где сидел Сынхо. Со звуком «плюх» он сел на крыльцо, и выражение лица Сынхо заметно смягчилось.
— ...Н-но... с момента её освобождения прошло уже десять дней.
Тревога и беспокойство, казалось, вернули Сокдону его заикание, которое в последнее время практически исчезло. Но Сынхо не стал его ругать; он просто терпеливо ждал продолжения.
— ...М-может, она потерялась, невеста?
— Я несколько раз написал адрес на письме перед отправкой. И твоя мама не из тех, кто может ошибиться в таких вещах.
Несмотря на возраст, она была достаточно умна, чтобы со всем справляться самостоятельно. Конечно, её упрямство, вероятно, проистекало из ощущения, что раз её большой, по-детски наивный сын не может сам о себе позаботиться, то ей приходится всё делать самой. Сокдон, знавший свою мать лучше кого-либо, уже несколько дней пребывал в тревоге.
— Н-но она раньше здесь никогда не была... М-маме может быть трудно найти это место.
— ...Тогда она позвонит. Я также указал номер телефона в письме.
Несмотря на спокойные объяснения, беспокойство в глазах Сокдона не улеглось. Продолжая безучастно смотреть на дверь в течение долгого времени, Сокдон внезапно встал.
— Л-ладно, я пойду подожду у въезда в деревню.
Видя, что он готов практически броситься бежать, Сынхо глубоко вздохнул. Крупное тело Сокдона на мгновение дрогнуло, но в отличие от обычных случаев — когда он бы уже сел и осмотрелся, — он стоял неподвижно, его глаза беспокойно бегали.
Сынхо наконец поднялся с крыльца, отряхнул штаны и спустился на несколько ступеней.
Услышав осторожный зов, Сынхо слегка повернулся верхней половиной тела. Он несколько раз моргнул, глядя на стоящего позади Сокдона, и протянул к нему руку.
— Ты сказал, что выйдешь подождать маму.
Сокдон, рассеянно бормотавший, внезапно просиял и быстрыми шагами направился к Сынхо. Крепко сжав протянутую руку, он расплылся в широкой, детской улыбке, от чего Сынхо невольно тоже улыбнулся.
— Прошлой ночью ты выглядел даже немного круто... но теперь я вижу, что ты всё ещё ребёнок.
Он поддразнивал его из-за того, как во время вчерашней встречи Сокдон упрямо настаивал, чтобы Сынхо называл его «братом». Сокдон сразу понял намёк и глубоко покраснел, его губы задрожали.
— Э-это... Я сказал называть меня «братом», потому что я твой брат... И Сокдон не ребёнок, — краснея от смущения, он сразу начал оправдываться, настаивая, что он не ребёнок.
Наблюдая за этим, Сынхо покачал сцепленными пальцами вверх-вниз.
— Да, я знаю. У моего мужа большой член. Никакой детский член не может проникнуть так глубоко.
—...Д-детский член... п-проникнуть глубоко... — Сокдон запнулся на последних словах, затем быстро и нервно огляделся. Он поднёс другую руку ко рту и сделал жест «Тс-с».
— Т-такие вещи не следует говорить на улице. Б-быть мужем и женой — это то, о чём говорят т-тайком под одеялом, так говорил Чунсик-хён.
При упоминании «Чунсика» лицо Сынхо мгновенно исказилось. Ли Чунсик был одним из немногих людей в деревне, к которым Сокдон особенно прислушивался, — но Сынхо он не нравился. Неприязнь Сынхо была вызвана не тем, что Чунсик был трудным человеком, — наоборот, он был слишком добрым и непредубеждённым, что почему-то заставляло Сынхо чувствовать себя неловко.
Однажды утром — никто толком не помнил, кто это начал, — но возбуждение внезапно возросло, и обстановка накалилась. Поскольку ни один из них не останавливался после одного-двух раз, тот день не стал исключением — они закончили, только полностью опустошившись. В ранние утренние часы в деревне, где время, казалось, тянулось медленно, они кое-как прикрыли одеялами беспорядок в комнате и вышли за дверь, когда...
— Ах, эм... я пришёл забрать Сокдона, потому что он опаздывал... клянусь, я не подслушивал специально...
Увидев его раскрасневшееся, запинающееся лицо, Сынхо застыл, словно превратился в камень. Мысль о том, что их отношения могут быть раскрыты и их прогонят, что ещё вчера тёплые лица внезапно станут холодными, заставила желудок Сынхо сильно сжаться.
Рядом с ним ни о чём не подозревающий Сокдон продолжал звать: «Невеста, невеста», снова и снова, но напряжённое выражение лица Сынхо не смягчалось. Только спустя некоторое время Чунсик, заметив серьёзное настроение, почесал затылок и пробормотал, — конечно, даже тогда его взгляд был прикован куда-то позади них обоих.
— Если вы беспокоитесь, что о вас двоих узнали, не стоит. Я уже давно знаю.
В темноте, заполнившей его сознание, эти тихие слова вернули сознание Сынхо на поверхность.
— Что... что ты имеешь в виду? Ты знал всё это время...?
— Сокдон, твой брат... называл тебя «невестой», хоть он быстро поправился, словно это была ошибка. Но я достаточно проницателен, чтобы заметить. Остальные просто подумали, что это оговорка, и посмеялись.
Стоило ему договорить, Сокдон прикрыл рот, а Сынхо бросил на него резкий взгляд. Чунсик быстро добавил:
— Ну, говорят, ни чихание, ни любовь не скроешь. Не нужно быть твоим братом, чтобы догадаться. Даже миссис Хван из дома с синими воротами, кажется, знает.
— Однажды она сказала что-то вроде: «в нашем возрасте не нужны слова, чтобы видеть такие вещи...» Она сказала, жалко, что дети нынче приезжают в нашу деревню, пытаясь жить своей жизнью в этом суровом мире.
От неожиданных слов маленький огонёк вспыхнул глубоко в груди Сынхо, сжимая горло. Не в силах ничего сказать, он опустил голову и стоял молча. Чунсик тихо продолжил:
— Так что, если когда-нибудь молва разойдётся по округе... не пугайтесь и не уходите. Я говорю это, потому что, видя твоё лицо сейчас, мне кажется, что так может случиться.
— Вся деревня к вам обоим привязалась. Не отказывайтесь от этого в одночасье... Ты понимаешь, что я имею в виду?
Когда Чунсик серьезно спросил об этом, Сынхо после долгой паузы лишь медленно кивнул. Чунсик облегчённо вздохнул и, схватив Сокдона, который все еще стоял на месте, потащил его работать. Сынхо ещё долго стоял, не двигаясь. Но его благодарности и эмоций хватило только на это время.
С тех пор Чунсик, казалось, взял на себя тяжёлую ответственность по защите их тайны — и начал вмешиваться ещё больше, нелицеприятными способами. Как и сейчас, используя Сокдона в качестве своего посыльного. Сынхо нахмурился, затем внезапно бросил на Сокдона резкий взгляд.
— В последнее время мне кажется, что ты слушаешь Чунсика больше, чем меня, разве нет?
— ...Ты... Сокдон на четыре года старше тебя, невеста. Так что ты не можешь обращаться ко мне на «ты», — произнёс Сокдон, держа четыре пальца прямо перед его глазами. Сынхо сухо ответил:
— О, неужели? Тогда как я должен к тебе обращаться? Погоди... не говори мне..., — на полуслове брови Сынхо глубоко нахмурились, — Это Чунсик заставил тебя говорить мне называть тебя «братом» всю прошлую ночь, когда мы... делали это?
Уверенность мгновенно исчезла, и Сокдон скосил глаза в сторону. Сынхоприщурился.
— Так не пойдёт. Эй, что именно ты рассказывал Чунсику? Сколько ты ему наговорил?
— ...Эй, ты... снова называешь меня «ты»... и-и Чунсик-хён на десять лет старше невесты…
— А, довольно! О чём ты, чёрт возьми, болтаешь? Не можешь сказать прямо?!
— Не собираешься отвечать, ха?
— ...Я не много рассказал. Это был просто задушевный разговор между настоящими мужчинами...
Сынхо, до сих пор молчавший, наконец разразился грубым проклятием:
— Чёрт... какая же кучка бездельников.
— Если тебе так нравится, иди живи к Чунсику, ходи за ним по пятам, как его прихвостень.
Отбросив руку, которую держал, Сокдон внезапно побледнел и отшатнулся в противоположную сторону.
— Ч-что ты имеешь в виду, «иди живи к Чунсику...» нет, к хёну...
— Ты всё прекрасно расслышал. Зачем переспрашивать? — резко огрызнулся Сынхо, отворачиваясь. Сокдон поспешно переместился, чтобы снова оказаться к нему лицом.
— Мы... муж и жена... Почему ты говоришь мне идти куда-то ещё... сколько бы мы ни ссорились, хён сказал, что супруги должны спать под одним одеялом...
Эта беспечная ремарка после всего напряжения наконец заставила Сынхо, который ранее себя сдерживал, взорваться.
— Эй! Ты так и будешь твердить «Чунсик-Чунсик»?! — его голос прозвучал достаточно громко, чтобы достичь соседнего двора. Сокдон зажмурился и заткнул уши.
— Я не пойду! Иди один! И с сегодняшнего дня, если ты хоть пальцем меня тронешь!.. — яростно кричал Сынхо, его глаза метали молнии. Сокдон моргнул от удивления, издавая ошеломлённое: — А? ...А?
С тех пор как они поселились здесь, спокойная внешность и изменившееся поведение Сынхо сделали его почти неузнаваемым. Время от времени его подавленный характер прорывался, но видеть его таким — словно он вернулся к своему старому «я» — было в новинку.
Внезапно все мысли о матери, которые поглощали его разум, исчезли. Не потому, что его беспокойство о ней угасло, а потому, что, будучи захваченным одной мыслью, его простодушный мозг не мог думать ни о чём другом.
«С сегодняшнего дня не смей меня и пальцем тронуть» — это было жестоким наказанием для Сокдона. Он мог выдержать день без еды, но не прикасаться к телу Сынхо? Как можно быть настолько жестоким?
Стоя во дворе с побледневшим лицом что-то отчаянно шепча про себя, Сокдон смотрел, как Сынхо тяжёлой поступью поднимается на крыльцо и захлопывает дверь.
Это был тот самый миг, когда чувствуешь, что умираешь. Момент, когда Сокдон по-настоящему прочувствовал слова, которые Чунсик однажды сказал во время работы. Конечно, то, что вышло из уст Чунсика, было больше похоже на жалобу — его голос надломился всего через три дня после того, как он бросил курить, — но отчаяние Сокдона сейчас было по крайней мере так же сильным, если не больше.
Мягкое, ровное дыхание вырывалось из слегка приоткрытых, покрасневших губ. Крошечный сосок выглядывал из щели, где задралась тонкая хлопковая футболка. И в одних трусах его стройные, бледные ноги были полностью обнажены — всё в Сынхо перед ним мучило Сокдона, словно соблазняя его.
После инцидента, случившегося ранее тем вечером, Сынхо сразу же прошёл в комнату, разложил одеяло и лёг. Спустя некоторое время Сокдон последовал за ним, осторожно приближаясь и прижимаясь бедром к боку Сынхо — но он был почти нокаутирован подушкой, прилетевшей прямо в лицо. Сокдон не знал, что делать, так как это был первый раз, когда Сынхо так сильно злился с тех пор, как они жили в том ветхом районе. Даже когда он пробовал заговорить, Сынхо натягивал одеяло на голову, словно отказываясь слушать. А когда Сокдон пытался лечь рядом, Сынхо выстроил барьер из одеяла, всем своим видом излучая ярость. В конце концов, Сокдону не оставалось ничего другого, как найти место поодаль и лечь.
Так прошло несколько часов. Тело Сынхо, напряжённое и скованное гневом, медленно расслабилось, и из его губ вырвалось мягкое, ровное дыхание. Сокдон, который до того ворочался, не в силах уснуть, был привлечён этим звуком, как магнит. Он тихо поднялся и приблизился к Сынхо. Знакомый сладкий аромат, исходящий от тела Сынхо, наполнил его ноздри, и жар внезапно хлынул по нему, кровь прилила к нижней части тела.
С тех пор как они сбежали из ветхой деревушки на холме и переехали сюда, они жили в этой комнате, как супружеская пара. Как новобрачные, пылающие страстью.Была ли это природная выносливость, выработанная годами тяжёлой жизни, или что-то ещё, невероятная мужская сила Сокдона была легендарной — он был способен без устали предаваться любви всю ночь напролёт. Влечение Сынхо ему соответствовало, словно они были идеально подходящими друг другу кусочками пазла. Их совместимость была не иначе как феноменальной, и вместо того, чтобы уставать друг от друга, для них каждый день ощущался как новое открытие.
Только вчера Сокдон смог предаться тому пиковому ощущению до онемения кончика члена. А теперь, видеть это тело прямо перед собой и только смотреть — было труднее, чем он мог себе вообразить. Но он не мог игнорировать предупреждение Сынхо не прикасаться и не навязываться. Он хорошо помнил, насколько ужасно это было в прошлом.
Тем не менее, с членом, опухшим до боли, заснуть было невозможно. Поборовшись с собой и помучившись некоторое время, Сокдон наконец осторожно поднял руку и помахал ею перед лицом Сынхо. Увидев, что тот не шелохнулся, сколько бы он ни махал, Сокдон наконец облегчённо вздохнул и сглотнул. Он медленно спустил штаны и вытащил свой зловеще стоящий столб. Как живой шёлковый удав, он дёргался и качался, с глухим стуком высунув вперёд головку.
Хотя Сокдон знал, что Сынхо не может этого услышать, он быстро поднял голову и внимательно изучил его спящее лицо. Снова не увидев движения, он наконец расслабился, медленно обхватывая грубой рукой свой чувствительный, почти готовый лопнуть член.
«Хнгх» — вырвалось из уст Сокдона. Испуганный собственным голосом, он быстро зажал рот другой рукой и несколько раз взглянул на лицо Сынхо. Несмотря на свой странный стон, Сокдон не видел никаких признаков его пробуждения, поэтому он осмелел и начал дрочить. Медленные движения вверх-вниз постепенно ускорялись, и взгляд Сокдона скользил по каждому сантиметру тела Сынхо — того самого тела, что искушало его некоторое время назад, — словно облизывая его глазами.
— Ха-а… нгх, ах, невеста… — увлечённый нарастающим жаром, Сокдон забыл о сдержанности и смело двигал рукой, издавая страстные стоны. Любая мысль о том, что Сынхо может проснуться от шума, давно исчезла из его головы.
Несмотря на то, что он был полностью поглощен своим занятием, было удивительно, что он ни разу не осмелился прикоснуться к телу Сынхо. Но что было странно, так это то, что хоть он и был близок к кульминации — в отличие от обычного, потому что он сдерживался, — кончик его члена оставался плотно закрытым, словно запечатанный рот, как бы сильно он ни сжимал и ни тёр.
— Хнгх… ах, нгх, почему… ха-а…
А затем… Между отчаянным позывом кончить и болью от сдерживания что-то тёплое внезапно коснулось макушки Сокдона. Испуганный внезапным ощущением, Сокдон медленно поднял голову — и там, в поле его зрения, был просыпающийся Сынхо, нежно гладящий его волосы.
— Не-невеста… — от звука дрожащего и зовущего его голоса, губы Сынхо медленно изогнулись в плавную улыбку.
Сокдон отчаянно закивал, словно одержимый маленький дьявол:
— Тогда просто кончай. Чего ты ждёшь?
Хотя слова звучали немного холодно и насмешливо, рука, гладящая волосы, была так нежна, что Сокдон тихо всхлипнул:
— Ха-а... н-но... я не могу... сколько бы я ни трогал свой член... оно не выходит, невеста...
Тронутый этой отчаянный мольбой, Сынхо медленно сомкнул руку на волосах, которые гладил. Схватив пряди и приподняв заплаканное лицо, он почувствовал, как в нижней части живота начало шевелиться возбуждение, поднимаясь медленно, словно дым.
Что толку иметь такой большой, впечатляющий член, если… Теперь Сокдон даже не мог как следует кончить без посторонней помощи. Он полностью принадлежал Сынхо. Подавляющий альфа, стоящий прямо перед ним, во всём мире был только его — и эта мысль наполнила грудь Сынхо нарастающей гордостью. Сокдон, который с самого начала вечера глупо всё портил, так его разозлил, что тот на несколько дней вперёд серьёзно планировал не позволять прикасаться к своему телу. Хоть он и знал, что это будет мучительной борьбой и для него самого, он планировал держаться за свой пульсирующий член и смотреть, как Сокдон беспомощно хнычет перед ним, только чтобы в конце концов простить его. Но не прошло и суток, как его гнев полностью растаял — и всё из-за этого жалкого, очаровательного зрелища. Как он продолжать злиться, глядя на кого-то столь беспомощного и милого?
Сынхо медленно опустил голову и проскользнул языком в задыхающийся рот Сокдона, нежно посасывая его твёрдый язык. «Чвок, чвок» — словно член, он осторожно сосал толстый язык, и грубый гортанный звук раздался из уст Сокдона. Огромный ствол, опухший невозможности кончить, теперь терся о голое бедро Сынхо.
Спустя долгое время Сынхо медленно вытащил язык изо рта Сокдона. Затем, не медля ни секунды, он провёл пальцами по своему влажному бедру, втирая липкий остаток в пальцы.
— Наш щеночек... теперь ты не можешь даже нормально кончить, не услышав моего голоса, да?
— С-Сокдон не щеночек... хнгх!
Видя, что Сокдон всё ещё пытается огрызаться, несмотря на жалкое состояние, Сынхо схватил его сосок и с силой сжал его, как тисками. Резкий, неприкрытый стон, вырвавшийся у Сокдона, тут же стер мимолетную ухмылку с лица Сынхо, вернув его хмурый вид.
— Ты продолжаешь говорить такие ненавистные вещи только потому, что хочешь продолжать сосать мои пальцы до утра, да?
Сокдон немедленно закрыл рот, отчетливо понимая леденящее душу предупреждение, прозвучавшее в этих словах. Только тогда уголки рта Сынхо изогнулись в удовлетворённую, почти нежную улыбку. Он медленно поднял руку и погладил твёрдый подбородок Сокдона.
— Вот так, наш щенок. Если ты хочешь киску своего хозяина, тебе лучше продолжать слушаться, ладно?
— К-киску... хнгх... н-невеста... п-перестань, я хочу вставить... ха-а...
При одном только упоминании «киски» чудовищная штука зашевелилась ещё более нагло, дёргаясь с новой силой. Почувствовав мимолетную жалость к здоровяку, который ныл, требуя побыстрее войти, Сынхо на мгновение задумался о том, чтобы просто дать ему кончить первым. Но его испорченное настроение взяло верх. и он решил, что пришло время как следует поучить этого сопляка хорошим манерам.
Внезапно Сынхо обеими руками с силой толкнул Сокдона в грудь, опрокинув его на спину, — а затем забрался на упавшее тело. На мгновение Сокдон вздрогнул, когда его вид перевернулся с ног на голову, но затем у него перехватило дыхание, стоило ему увидеть, как вызывающе медленно Сынхо стягивает с себя трусы. Дразнящие движения Сынхо пробудили что-то даже в его лице, постепенно усиливая возбуждение. Трусики соскользнули вниз, медленно опускаясь все ниже и ниже, пока не оказались у самых кончиков пальцев Сынхо. Медленно облизнув свои алые губы, Сынхо широко раздвинул длинные ноги прямо перед глазами Сокдона. Возможно, из-за необычайно бледной кожи розоватое отверстие, трепетавшее перед ним, заставило бровь Сок Дона непроизвольно дёрнуться. Из его груди вырвался хриплый вздох, а мускулистые руки крепче сжали бёдра Сынхо. Если бы не резкий, быстрый взмах, отбросивший руки Сокдона, он наверняка бы вцепился в эти бледные бёдра и повалил Сынхо на спину. Но, словно ожидая этого, Сынхо проворным движением отбросил эти руки, заставив Сокдона смотреть прямо перед собой и едва ли не плакать.
Несмотря на горечь, тяжестью лежавшую в голосе, Сынхо даже не дрогнул. Вместо этого он насмешливо, издевательски приподнял бровь.
— Р-ранее… — Сокдон уставился, почти загипнотизированный, на это ведьминское лицо, прищурившееся в улыбке, и глупо повторил те же слова.
— Если я хоть пальцем тронешь моё тело — я убью тебя, верно?
Он не был уверен, были ли точные слова «убью тебя», но атмосфера ясно давала понять, что лучше ничего не говорить, и Сокдон проглотил неоконченную фразу.
— С этого момента наш маленький щеночек просто тихо смотрит. Пока хозяин не позволит, если посмеешь кончить без разрешения — ты мёртв. Если тронешь без разрешения — ты мёртв. Понял?
Кончить без разрешения, тронуть без разрешения — в любом случае, казалось, ему придётся сидеть сложа руки и просто страдать. Внезапно вспыхнуло острое желание просто сделать то, что хочется, несмотря на наказание. Но вновь Сокдон лишь покорно кивнул.
Эта покорная реакция пришлась Сынхо по душе, и его губы изогнулись в порочной улыбке. Его округлые бедра медленно сместились вверх от его талии Сокдона, пока не остановились у его груди. Увидев вид между этих бёдер — теперь гораздо ближе, чем прежде — Сокдон издал мучительный стон. Сынхо усмехнулся и внезапно сунул свой палец ему в рот.
— Соси его, словно сосёшь мой член… очень тщательно.
Не в силах отказаться, Сокдон сглотнул и покорно обвил языком палец, глубоко засунутый в его рот, сосредоточенно и старательно посасывая. Хотя палец иногда давил слишком глубоко, вызывая приступ тошноты, он лизал и сосал изо всех сил — словно это был его единственный шанс выжить.
Как раз когда начал закрадываться вопрос, как долго это продлится, Сынхо наконец его вытащил. Он с удовлетворением посмотрел на покрытый слюной, блестящий палец, затем медленно опустил руку между своих ног.
— …Ха-а… Видишь, да? Палец нашего маленького щеночка, покрытый слюной… теперь он войдёт в дырочку хозяина, так что смотри внимательно.
Сокдон быстро кивнул, словно отвечая на грязные слова, жгущие его уши.
— Хороший мальчик, наш маленький щеночек.
«Щеночек, щеночек» — то, как Сынхо его называл, прямо как ту жалкую дворняжку, что каждый день валялась у соседей во дворе, Сокдону не нравилось. Но сейчас он решил ничего не делать, чтобы не расстроить хозяина. Потому что единственный человек, кто мог наконец освободить его пульсирующий член, был прямо перед ним — его хозяин, или скорее, его невеста.
Наблюдая, как Сокдон лежит на спине, полностью сосредоточенный на каждом его движении, Сынхо наконец плавно скользнул мокрым от слюны пальцем в свою дырочку. От этого вида на шее Сокдона внезапно вздулась толстая вена. Как раз когда странная усмешка вновь сорвалась с губ Сынхо, палец, круживший у входа, вдруг глубоко вошёл внутрь.
Это было похоже на крик обезумевшей от жары кошки. Много раз глубокой ночью Сынхо вздрагивал от этого детского плача, не зная, откуда он доносился.
— Бля, если собираетесь трахаться, хоть спрячьтесь куда-нибудь подальше с глаз и ведите себя тихо. Хватит шуметь под чужими дверьми! — Сынхо наконец потерял терпение, пнул дверь и закричал, после чего шум стих.
До этого момента он верил, что это был просто отчаянный крик ребёнка, ищущего свою мать, — но сейчас был шокирован, осознав, что всё это время этот звук исходил от тех самых действий.
Несмотря на то, что этот крик был ему ненавистен, Сокдон как зачарованный смотрел на фигуру, издающую тот же звук.
— …Ха-а-нх, ха-а… Хорошо… нгх, видишь? Мою… нгх, киску?
Бёдра Сын Хо начали слегка приподниматься, медленно подпрыгивая, пока он быстро вводил и выводил один палец.
— Я-я вижу… Я хорошо вижу, невеста…
Сок Дон не мог оторвать глаз от непристойного зрелища, как ярко-красное отверстие поглощало и выплёвывало тонкий палец. Он сухо сглотнул, отвечая затаив дыхание:
— Тогда… словами… нгх, опиши подробно…
— Да… попробуй объяснить словами… ха-а… давай… нгх.
Когда внутри второй палец присоединился к первому, голос Сынхо поднялся на тональность выше. Сокдон, ошеломлённо наблюдавший, как красный румянец распространяется по бледному лицу Сынхо, медленно разомкнул губы, словно заворожённый:
— Дырочка невесты… г-глотает и выплёвывает пальцы… Она делает это…
Обычно эти глупые слова погасили бы его возбуждение — но сейчас для ушей Сынхо даже они звучали мило и восхитительно. Доказательством тому было то, как тяжелело и грубело его дыхание.
Внезапно Сын Хо просунул другую руку под футболку и начал щипать и крутить свои болезненно эрегированные соски.
— Х-х-хн! Ха-а, нгх, ах… нгх, так, хорошо… ух.
Сокдон, лёжа под Сынхо, беспомощно смотрел, как тот мучал свои соски и отверстие, поглощённый собственным экстазом. Его твёрдый член отчаянно истекал соком, умоляя войти в то отверстие прямо перед ним, но, как ни странно, он не мог пошевелить и пальцем.
Когда Сынхо, раскрасневшийся и беспокойный, раздражённо сдернул прилипшую хлопковую футболку, его стройное обнажённое тело полностью открылось всего в сантиметрах от лица Сокдона. Его взгляд задержался на плече, слабо окрашенном в розовый цвет на фоне бледной кожи, затем скользнул между двумя напряжёнными сосками, прежде чем жалобно остановиться на плоском животе, который подрагивал с каждым вдохом. Среди светлых волос на теле Сынхо Сокдон заметил прозрачную каплю сока, стекающую по гладкому розовому столбики. Горячее дыхание непрерывно вырывалось из его ноздрей.
Внезапно Сокдон поднял свою огромную руку — словно крышку от котла — и крепко схватил бледное бедро Сынхо перед ним. Поражённый яростной хваткой, Сынхо затрепыхался — а затем его накрыло головокружительное ощущение падения на спину.
— Угх… эй, я не собираюсь просто лежать смирно…
Едва его резкий протест успел прозвучать, Сокдон сильнее толкнул удерживаемое бедро назад и хрипло выдохнул:
Сынхо, пытаясь высвободить ногу, на мгновение замер, услышав эти неуверенные слова.
— Я-я был неправ... я буду слушаться тебя лучше, невеста... так что, пожалуйста...
Сынхо был в агонии, хоть и не говорил этого вслух, пока распухшая плоть, сочащаяся соком, прижималась и терлась о его раскрытое отверстие. Ему отчаянно хотелось отбросить все правила и приличия и умолять, чтобы эту огромную штуку уже засунули глубоко в него. Но финишная прямая была прямо перед ним, поэтому он стиснул зубы, решив продержаться ещё немного.
Не прекращая толчков пальцами, Сынхо вновь спросил, и Сокдон быстро ответил:
— Так что... пожалуйста, просто остановись... дырочка невесты… пожалуйста, позволь Сокдону вставить член...
Умоляя, он слегка поводил бёдрами, и голос Сынхо стал спокойнее.
— ...Тогда теперь ты будешь слушаться меня больше, чем того Чунсика?
— Д-да. Больше, чем Чунсика... ха-а... я теперь буду слушаться только невесту. Так что, невеста... член Сокдона болит.
Он даже сказал теперь «член», чего раньше не делал, показывая, насколько отчаянным он стал после того, как его высмеяли словно ребёнка.
Что ж, Сынхо был так же близок к своему пределу, и, услышав такие отчаянные мольбы, он наконец решил, что этого достаточно. Он неспеша раздвинул свои поднятые ноги широко в стороны.
— Клянёшься, что умрёшь, если нарушишь это обещание? Тогда давай, вставляй… хнгх!
Стоило Сынхо нежно провести одной поднятой ступнёй по упругой заднице Сокдона, как тот, словно по сигналу, вогнал свой распухший член прямо в это покрасневшее отверстие. Огромная длина разом вошла глубоко внутрь него, и подавляющая смесь давления и наслаждения заставила Сынхо приглушённо вскрикнуть.
Обычно такой крик заставил бы Сокдона тут же остановиться, но ощущение влажных стенок, обхвативших его член, не оставило места для разума. Сокдон жестоко вцепился в бледные бёдра, вгоняя свой член всё глубже и глубже внутрь.
— Хнгх! Ах, ха-а, м-медленнее... хнгх! Ах... т-там… ух-х, так хорошо, ах!
— Ха-ах, невеста! Нгх, киска невесты так хороша, мой член п-плавится… ух!
С каждым оглушительным толчком его огромные бёдра хлестали по бёдрам Сын Хо, как кнуты, наполняя комнату безжалостными грязными звуками. Словно пара диких зверей, охваченных безумием, они яростно раскачивали бёдра, их стоны безостановочно изливались в тихую ночь — достаточно громко, чтобы перенестись через стены во дворы соседей, не вызывая у тех удивления.
«Стук» — среди бесстыдной симфонии непристойных звуков и лихорадочных толчков из-за двери неожиданно донёсся шум. Сокдон среагировал первым, его спина резко дёрнулась, несмотря на поглощённость моментом.
Вслед за взглядом Сокдона на раздвижную бумажную дверь Сынхо тоже мельком глянул в ту сторону. Но вскоре его глаза вернулись к Сокдону, побуждая его сосредоточиться.
— Наверное, просто бродячий кот... ха-а... не обращай внимания... хнгх, а теперь давай, продолжай двигаться, хорошо?
Он нежно ласкал упругую задницу и плотно сжимался, успокаивая тесноту внутри, и вена на шее Сокдона выступила ещё сильнее. Тяжело дыша, Сокдон снова опустил бёдра, яростно и быстро вгоняя член внутрь. Каждый раз, когда его массивный ствол глубоко ударял в каждый уголок, изо рта Сынхо бесконечно вырывались высокие стоны.
— А-а-ах, там… ух! Ах... Сокдон, хнгх!
— Хах... невеста, нгх! Х-хорошо?
«Хлюп, хлюп» — громкие мокрые звуки пронзали воздух, а движения становились всё более безрассудными. С каждым мощным толчком колени Сынхо почти касались его груди, пока его отверстие долбили, словно забивая гвоздь. Время от времени тело Сынхо дёргалось в спазмах.
— Ах-х, хнгх! Ах! Так хорошо! Хах...
— Ух, невеста... назови меня «милый»... нгх!
Пот катился градом, Сокдон двигался как одержимый зверь, его отчаянная мольба прорвалась сквозь хаос — и даже в этом тумане Сынхо прекрасно понял. В последнее время это стало частым требованием во секса: называть его «милый» или «хён». Вероятно, он наблюдал за парами и братьями с сёстрами по соседству, как они ласково называют друг друга, и захотел сам это повторить. Было немного смущающе, конечно, но это не трудная просьба. И каждый раз, когда Сынхо соглашался, глупая ухмылка расползалась по лицу Сокдона, пока он входил ещё глубже. Так что с точки зрения Сынхо, терять было нечего.
— Хах... милый... я сейчас умру... хнгх... быстрее...
— Ух, невеста... собираешься... кончить?
Ноздри Сынхо широко раздулись от реакции, улыбка рвалась наружу — но безумие наслаждения, бушующее внизу живота, позволяло ему лишь дико тереться головой о одеяло. Слыша сладкие звуки, срывающиеся с приоткрытых губ Сынхо, Сокдон крепко сжал его бёдра обеими руками. Затем, словно переключаясь на последнюю передачу, он начал двигать бёдрами ещё быстрее.
Крошечная комната, чуть больше тринадцати квадратных метров, теперь была пропитана их жаром, потом и густым запахом. Будучи словно двумя единственными людьми на свете, — они прильнули друг к другу, пока внезапно оба не проглотили беззвучные крики в один и тот же момент. Дрожащие спазмы сотрясли кончики их членов — один извергся на живот другого, а тот брызнул глубоко внутрь этих трепещущих стенок великолепным взрывом кремово-белого.
С тяжёлым стуком Сокдон рухнул на него, совершенно измождённый — но Сынхо, лежавший снизу, не показал и признака дискомфорта. Скорее, он казался почти довольным, тихо поглаживая промокшую от пота спину и вдыхая мускусный запах.
Если подумать, с тех пор как они переехали сюда из трущоб, Сынхо никогда по-настоящему не злился на Сокдона. Стоило ему попытаться рассердиться, как Сокдон тут же инстинктивно понимал это и поджимал хвост, словно промокшая собака. От такого вида гнев Сынхо всегда таял. Поэтому он и не подозревал, что может настать такой день, как сегодня. Примирительный секс. Если бы он знал, что это может быть настолько приятно, то, возможно, попробовал бы это гораздо раньше.
Когда после удовлетворяющего секса по телу разлилась ленивая теплота, Сынхо подумал про себя: «Иногда такая вот искра может быть идеальной для супружеской жизни».
— Чёрт побери, вставайте, хватит валяться!
Перед рассветом за дверью раздался внезапный крик, заставив обоих — всё ещё сплетённых вместе — вздрогнуть. Хотя Сынхо был в полусне, он смутно узнавал этот голос, но не мог точно понять, чей он.
Туман в голове был неудивителен, учитывая, что они часами занимались сексом, не останавливаясь, пока уже не осталось сил — всего пару часов назад.
В отличие от Сынхо, который натянул на себя одеяло, Сокдон вдруг резко поднялся.
Услышав этот тихий голос, Сынхо выглянул из-под одеяла. Не успел он спросить, что происходит, как крупная фигура выскочила из комнаты.
На этот раз оглушительный крик полностью разбудил Сынхо. Следуя за скороходом, который, казалось, готов был проломить стены, Сынхо вышел наружу и увидел невероятную картину.
Сокдон, который только что лениво валялся на груди Сынхо, теперь съёжился, жалостливо плача в чьих-то объятиях. Учитывая массивные размеры Сокдона и гораздо более миниатюрное сложение человека, который его держал, слово «съёжился» звучало странно, но именно так это видел Сынхо.
— М-мама… мама… — Сокдон плакал, как ребёнок, уткнувшись в небольшую грудь человека, который держал его и одной рукой нежно гладил его по спине.
Это лицо было знакомо даже Сынхо. Это была та самая старушка, которую Сокдон отчаянно ждал ещё вчера — бабка Кымсан.
— Ах, ты, паршивец! Прекрати и отстань от меня. Я задохнусь! — с покрасневшими глазами старушка грубо оттолкнула от себя своего взрослого сына.
Сынхо неловко постоял мгновение, затем сунул ноги в тапочки под навесом и медленно приблизился. Он не знал, что произошло, но, стоя рядом с ними, а также с Ли Чунсиком, который вытирал собственные слёзы, Сынхо почувствовал, как взгляды старухи Кымсан и остальных внезапно устремились на него.
Знакомый острый взгляд после столь долгого перерыва заставил Сынхо нервно переминаться с ноги на ногу, избегая зрительного контакта и глядя в пол. Некоторое время не было слышно ничего, кроме всхлипываний Сокдона, пока вдруг грубый голос старухи не нарушил тишину:
— Взрослые мужики, а ведёте себя вот так?
Услышав это резкое замечание, Сын Хо медленно поднял взгляд.
— Я всё слышала от того холостяка. Думала, может, ты уже начал вести себя как приличный человек, но нет — ты продолжаешь этот чёртов грохот всю ночь и до самого рассвета?
Повторяя про себя слова бабки Кымсан, Сынхо моментально покраснел.
— Э-э… ну… вчера вечером кто-то спросил про дом Сокдона на перекрёстке неподалёку, так что я проводил её сюда… Клянусь, я не подслушивал!
Это было как гром среди ясного неба. Ли Чунсик, который уже становился свидетелем двух подобных сцен, начал оправдываться.
— М-мама… ты ведь не пострадала, правда?
— Вот именно, паршивец! Со этой старой женщиной всё ещё всё в порядке, так что хватит суетиться!
Старуха Кымсан резко шлёпнула Сокдона по широкой спине, пока он нервно кружил вокруг, беспокоясь о её здоровье после нескольких лет разлуки. Сынхо искоса взглянул на Сокдона, который глупо улыбался даже после удара.
— Давай зайдем внутрь, и я своими глазами посмотрю, как вы живёте, — сказала бабушка Кымсан. От этих слов брови Сынхо непроизвольно нахмурились. Заметив его выражение лица, бабка Кымсан уставилась на него острым взглядом.
Словно мышь перед кошкой, Сынхо опустил хвост и надулся в ответ. Старуха Кымсан цыкнула языком и зашагала через двор, а Ли Чунсик, воспользовавшись моментом, сказал:
— Ну, тогда я пошёл, — и исчез, как дым.
Сынхо бросил сердитый взгляд на Сокдона, который прилип к матери, как жвачка, а затем последовал за ними внутрь.
Зайдя в дом, бабка Кымсан отшатнулась от едкого запаха и открыла рот от увиденного. Хотя она слышала весь шум снаружи прошлой ночью, вид подозрительных пятен на влажных одеялах заставил её хмуриться ещё сильнее. В отличие от беспечного Сокдона, ухмыляющегося рядом, лицо Сынхо потемнело, словно он смерти отведал.
Старуха Кымсан вновь цыкнула языком, отшвырнула одеяла в сторону и плюхнулась на пол. Если это был приказ матери, Сынхо — который не колеблясь съел бы даже сбитое на дороге животное — не имел выбора, кроме как сесть на почтительном расстоянии.
— ...Пока меня не было, тебе, должно быть, приходилось трудно.
Услышав неожиданные слова старухи, Сын хо поднял взгляд с пола. Он моргнул, разглядывая морщины на её лице, отягощённые течением времени.
— Я уже стара, готова умереть в любой день без сожалений... но есть всего одна вещь...
Её голос слегка задрожал, прежде чем замолкнуть.
— ...Я беспокоюсь, что этот бедный ребёнок, который ничего не знает, просто будет брошен по приютам, что будет никем...
Этот ребёнок был ей так дорог, к тому же это был её хрупкий сын — сердце бабки Кымсан горело, пока он был взаперти. Хотя Сынхо и не знал всего, ему казалось, что он понимает, по крайней мере, смутно. Ведь тогда, когда он не знал, где находится Сокдон, его собственное сердце чернело от беспокойства.
— Лишь раз твоя бабушка пришла навестить меня и рассказала.
— Она сказала, что ты... забрал нашего Сокдона и исчез куда-то.
— Тогда я подумала, что это чепуха, но, видя теперь лицо Сокдона... я понимаю.
Старуха Кымсан, с лицом, мокрым от слёз, долго и пристально смотрела на сына, сидящего вплотную рядом с ней. Затем она перевела взгляд на Сынхо, сидящего в нескольких шагах от него. Бабка медленно склонила голову в его сторону.
— Спасибо, мальчик... что так хорошо о нём заботился.
Сынхо не был готов к этим словам. Внезапное тепло разлилось в его груди, и он опустил голову. Вся горечь, которую он нёс в одиночку, разом обрушилась на него, и он сам не заметил, как тяжёлые слёзы печали упали на потрёпанный жёлтый линолеум. Испуганный этими слезами, Сокдон с удивлённым выражением отошёл от матери и подлетел к Сынхо.
Услышав этот беспомощный голос рядом, плечи Сынхо затряслись ещё сильнее. Оба теперь понимали, что больше не могут быть разлучены — это были моменты, наполненные страхом и неуверенностью, вплоть до дня, когда они прибыли в это незнакомое место.
Несмотря на то, что ему пришлось нести эту ношу в одиночку — и за себя, и за невинного Сокдона — Сынхо всё ещё был молодым парнем, едва перешагнувшим двадцать. Хотя теперь он знал, что соседи тёплые и приветливые, когда они только приехали, он боялся, что их раскроют и прогонят. Так часто ему приходилось успокаивать привязчивого Сокдона. Даже со званием взрослого, он всё ещё был в том возрасте, когда нуждался в чьей-то заботе, и необходимость нести ответственность ещё и за кого-то другого была изнурительной — это Сынхо понял только тогда.
Наблюдая, как Сынхо долго плачет, бабушка Кымсан сказала нечто, чего он тогда не понял:
— Да, твои беды теперь, наконец, закончились…
Лишь гораздо позже он узнал, что в потрёпанной старой сумке, которую она принесла, находилась огромная сумма денег, которую она копила всю жизнь. Это было спустя долгое-долгое время.
Теперь двое обрели поддержку бабушки Кымсан — надёжное сердце, на которое можно опереться — и нашли прибежище, которое приняло их. Впервые в жизни у них появилось нечто по-настоящему своё. Кто-то по-настоящему свой.
И в этом мире они наконец позна́ют вкус настоящего счастья. На очень-очень долгое время.