Глава 2.6. Путеводитель по ночным кошмарам (Новелла 18+)
Си Хо медленно приоткрыл губы — беззвучно, будто язык отказался повиноваться. В его глазах, устремлённых в пустоту, не было ни мыслей, ни отчаяния. Лишь ледяная, мёртвая гладь, под которой бушевали невидимые волны.
— Возможно, вам будет тяжело это услышать… — её голос дрогнул, но тут же окреп, будто она собиралась с духом перед ударом. — Но Кан Джэ Юн вёл себя так… потому что был на грани поглощения. Врата выжали из него всё.
Си Хо не шевельнулся. Он сидел, будто превратился в статую — холодную, безжизненную, с пустым взором, устремлённым сквозь стены, сквозь время, в ту самую мгновенную тьму, где его разорвали на части.
— Вам придётся находиться рядом с ним две недели. — Чжон Ми говорила чётко, но в её словах сквозила неуверенность. — Это приказ Бюро. Вам не нужно взаимодействовать — просто будьте в пределах видимости. Пока… пока энергия не стабилизируется.
Словно перед ней сидел не человек, а пустая оболочка.
— Он будет в оковах, — поспешила добавить она, будто это могло что-то изменить. — Устройства из сплава врат, барьерные камни высшего класса. Он не сможет даже пальцем пошевелить без разрешения.
Зрачки Си Хо резко расширились при упоминании наручников — чёрные, бездонные, словно вобравшие в себя весь ужас минувшего.
— Нам просто нужно разобраться, — голос Чжон Ми прозвучал неестественно бодро, будто она пыталась склеить треснувший вазу. — Сейчас я приведу его.
Дверь распахнулась с тихим скрипом.
Каждый шаг Джэюна отдавался металлическим эхом. Тяжёлые оковы, врезавшиеся в запястья, массивная цепь, соединяющая наручники на шее и лодыжках — всё звенело, будто насмехаясь над его положением. Он вошёл, сгорбившись под весом железа, и остановился в трёх шагах от Си Хо.
Тот не поднял голову. Его взгляд был прикован к трещине на полу — словно там, в узкой щели, скрывался ответ на все вопросы. Словно он может сбежать, провалившись туда, спрятаться от происходящего.
Тишина растянулась, густая и давящая.
— Я... прошу прощения. — Джэ Юн выдохнул это одним движением губ, резко склонив голову. Цепи звякнули жалобно.
Чжон Ми дёрнулась вперёд, толкнув его пальцем в спину — "Ещё, скажи ещё!" — но застыла на полпути. Си Хо медленно поднял взгляд.
Толстые кожаные ремни, стянутые поверх рубашки, впивались в мускулы Джэ Юна, превращая его руки в скованную мощь. Это не были просто оковы — это была броня, издевательски подчёркивающая его силу... и его беспомощность.
Руки, что так легко схватили его, разорвали и сломали — теперь были скованы.
Темно-синие, почти прозрачные волны медленно окутывали тело Джэ Юна, переплетаясь в хаотичном танце. Они тянулись к Си Хо, колеблясь в такт его дыханию — то приближаясь, то отступая, пока наконец не обвили его ступни, словно ощутив родственную пустоту.
Си Хо невольно проследил за их движением. Он столько слышал о волнах эсперов — о том, как они путаются, ломаются, становятся неконтролируемыми. Но одно дело — слушать, и совсем другое — чувствовать.
Понял, что значит «сломанный».
Значит — такой же, как он сам.
«Если бы я знал, что мое желание «не умереть от рук эспера» исполнится именно так...»
Губы Си Хо дрогнули в беззвучном смешке. Это не была вторая жизнь. Не обмен. Только новый круг ада — глубже прежнего.
Джэ Юн провел утро на удушающе-формальном совещании, после чего добровольно надел ограничители и ждал. Ждал, пока Си Хо очнется.
Возможно, виной были нестабильные волны разряда.
Всего полдня разлуки — а его уже тянуло обратно, к проводнику.
Едва переступив порог больничной палаты, он ощутил это — излучаемую Си Хо энергию проводника.
Она окутала эспера, проникла в каждую клетку, и только тогда он смог по-настоящему вдохнуть, почувствовав себя вновь живым.
Его холодное, бесстрастное лицо, сладковатый запах. Его дыхание, которое хотелось вбирать в себя.
Стук его сердца, наполненный теплом.
Температура тела, которую так жаждал ощутить.
Неестественно алые, чувственные губы.
«Ах, в нём не было ничего, что не принадлежало бы мне.»
Джэ Юн выпрямил согнутую спину, неосознанно сделав шаг вперёд. Если бы он мог просто приблизиться, коснуться его руки, ощутить тепло его кожи, прижаться щекой к этой нежности...
Внутри вспыхнул жар, по телу пробежала ледяная дрожь, от которой пошла мурашками кожа. Он отчаянно пытался сдержать учащённое дыхание, остановить руки, так и тянущиеся к проводнику сами по себе.
Каждый волосок, каждая клетка, каждый нерв его тела будто обрели собственную волю, неудержимо двигаясь к нему. Взгляд затуманился от нахлынувшего чувства.
Джэ Юн стиснул кулаки до боли, пытаясь подавить охватившее его всепоглощающее желание.
— Эм... кхм, — Чжон Ми нервно кашлянула, разрывая тягостное молчание. — Такому крупному человеку неудобно стоять. Может, усадим его у стены? Просто представьте, что его здесь нет. Устраивайтесь поудобнее.
Она отчаянно пыталась разрядить атмосферу, сгустившуюся между ними до осязаемой плотности.
С лёгкостью, удивительной для её хрупкой фигуры, она подняла массивное кресло в старинном стиле — настолько тяжелое, что обычный человек не сдвинул бы его с места. Поставив его у стены слева от кровати, ближе к двери, она затараторила:
— Ах, да! Те, кто поступает неправильно, должны быть наказаны. Заставим его стоять две недели без перерыва! Впрочем, эсперы вроде нас не устают, даже если стоят целый день... Но с эстетической точки зрения, разве не лучше, если он будет сидеть в углу?
Си Хо впервые поднял взгляд и посмотрел прямо в глаза Чжон Ми. В его обычно ледяных глазах она увидела нечто, заставившее её замереть.
Именно так он себя сейчас чувствовал.
— Так вот что ты имел в виду, Джэ Юн... — прошептала она про себя.
Пока Чжон Ми терялась под этим едва заметным, но острым, как лезвие, взглядом презрения, Джэ Юн ощутил странное облегчение. Оказывается, он смотрел на всех эсперов таким взглядом.
И тут же — горькое отчаяние от собственной низости, от того, что эта мысль принесла ему утешение.
Си Хо долго рассматривал сковывающие Джэ Юна наручники с невозмутимым выражением лица. Эспер, неподвижно сидевший в кресле, чувствовал, как учащенно забилось его сердце, а шея покрылась горячим румянцем — хотя во взгляде Си Хо не было и тени благосклонности.
Его слова разорвали тягостную тишину больничной палаты. Даже сам Си Хо слегка вздрогнул, услышав собственный голос — чистый, без прежней хрипоты, к которой он привык за два года немоты.
Низкий, бархатистый тембр, так неожиданно сочетавшийся с его бледным, холодным обликом и утонченными чертами лица.
Чжон Ми издала странный звук — то ли от неожиданной просьбы, то ли от внезапно преобразившегося голоса.
"Ах, так вот какой у него голос..."
Большинство обычных людей чувствовали бы облегчение при виде сковывающих наручников, особенно впервые столкнувшись с эспером такого уровня. Но на деле эти стандартные ограничители едва ли могли полностью подавить силу Джэ Юна. Будь они действительно эффективны, ему не пришлось бы тогда идти к Вратам, чтобы...
«Он понимает их бесполезность. Просит снять этот фарс, закончить этот жалкий спектакль и не создавать иллюзию безопасности.»
Уголки губ Чжон Ми дрогнули в лёгкой улыбке. Сказав, чтобы звали, если что-то понадобится, она вышла, оставив их наедине.
Си Хо сидел, безучастно глядя в окно. Джэ Юн неотрывно наблюдал за ним. Даже когда взгляд проводника отворачивался, он не мог отвести глаз — будто боялся, что тот растворится в солнечном свете.
Ритмичный стук сердца, такой же четкий и упорядоченный, как весь его облик. Несдерживаемая энергия проводника наполняла палату, разливаясь тёплыми волнами.
Она окутывала Джэ Юна, проникала в каждую клетку — будто находила наконец своё законное место. Мягко обволакивала, просачивалась в самое нутро, ласково гладя изнутри, словно говорила: "Ты дома".
Джэ Юн стиснул зубы, подавляя нарастающий жар.
В этот миг он отчаянно желал одного — чтобы этот день не кончался.
Джэ Юн, помнивший лишь его надорванный, искалеченный тембр, мысленно запечатлел этот новый образ — мягкий, как шепот перьев.
— Я знаю, что они бесполезны и лишь причиняют неудобства. Снимите их.
Си Хо не включил телевизор, хотя тягостная тишина и немигающий взгляд Джэ Юна висели в воздухе плотной пеленой. Он просто сидел, неподвижно глядя в окно, будто за стеклом разворачивалось куда более интересное зрелище, чем реальность этой палаты.
И что поразительнее всего — он действительно не выглядел напряжённым. Словно для него Джэ Юн был не более чем тенью, случайным пятном на обоях.
Солнце клонилось к закату, окрашивая комнату в сизые сумерки. Си Хо не потянулся к выключателю, и Джэ Юн осторожно включил бра у изголовья кровати. Его пальцы замерли в воздухе — вчера проводник вздрагивал от каждого неожиданного движения. Но сегодня лишь медленно моргнул, привыкая к мягкому свету.
Когда принесли ужин — простую рисовую кашу — Си Хо отверг его компанию одним скупым:
И хоть это было сказано с притворной заботой, Джэ Юн почувствовал, как что-то тёплое и трепетное сжалось у него в груди. Первые слова, обращённые лично к нему с просьбой.
Но он не ушёл. Стоял в дверях, пока не увидел, как Си Хо доедает последнюю ложку. В его движениях читалась странная нерешительность — будто он хотел взять добавки, но что-то остановило.
Джэ Юн вышел в на улицу и нашёл кондитерскую напротив больницы. Выбрал тёплый зерновой латте и три пудинга с разными вкусами — ванильный, карамельный, матча. (Си Хо, кажется, предпочитал классические сладости.)
Он постучал в дверь, вошёл, делая паузу каждые два шага — его взгляд спрашивал разрешения и после одобрительного кивка он принялся «ухаживать» за гидом.
Джэ Юн убрал поднос с остатками ужина и аккуратно расставил перед Си Хо латте, пудинги и десертную ложечку. Затем отступил на почтительное расстояние, затаив дыхание.
Си Хо несколько секунд разглядывал угощение, затем открыл один из пудингов и попробовал. Его губы едва заметно дрогнули — Джэ Юн уловил этот маленький признак удовольствия. Когда проводник принялся неторопливо наслаждаться каждым кусочком, в груди эспера защемило что-то тёплое и колючее одновременно.
«Пусть этот момент длится вечно.»
Позже Си Хо попросил медсестру снять капельницу и удалился в душевую. Джэ Юн стиснул зубы, когда в воздухе поплыл влажный аромат шампуня, смешанный с едва уловимым теплом его кожи. Его тело — предательски памятливое — отреагировало раньше сознания: во рту пересохло, а внизу живота заструился знакомый жар.
Когда в палате погас свет, Джэ Юн остался стоять в темноте, вслушиваясь в ровное дыхание спящего. Эти звуки складывались в совершенную мелодию — ту, что он готов был слушать бесконечно.