Глава 4. Мой сладкий искуситель (Новелла 18+)
Что значит «не помню»? Образ маленького ребенка, заявляющего, что он женится на Сахёне, как сказал мой отец, был моим первым воспоминанием в жизни.
Я не могу точно вспомнить, когда начал любить хёна, но я знал, что история моей безответной любви уходит корнями в довольно далекое прошлое. В туманных воспоминаниях детства я, казалось, цеплялся за полу одежды Сахёна и говорил перед взрослыми:
Мне было, наверное, года четыре. Произношение четырехлетнего ребенка не очень четкое, так что это было скорее похоже на «Чонмёин зенетца на Сахёини», но мои родители, пришедшие забрать меня, дядя, только что вернувшийся с работы, тетя, готовившая ужин, и даже Чхэхун, помогавший с готовкой, разразились смехом.
В детстве я чувствовал обиду из-за того, что взрослые смеются над моим серьезным заявлением. Когда я уставился на взрослых, их смех только усилился. Через некоторое время тетя, все еще не в силах сдержать радость, мягко спросила:
— Правда? Чхонмён женится на Сахёне?
Смех в ее голосе говорил мне, что она дразнится. Я крепче сжал полу одежды Сахёна и энергично кивнул головой, и смех стал еще громче. Чхэхун, помогавший моей тете расставлять на столе гарниры, спросил с ноткой разочарования:
— А на мне ты жениться не хочешь, Чхонмён? Хёну грустно.
— Это потому, что хён некрасивый, — уверенно сказал Сахён и подхватил меня, цеплявшегося за его одежду.
В мгновение ока моя точка зрения изменилась, и я мог видеть лица взрослых более четко. Они все улыбались. Сахён звонко поцеловал меня в щеку и сиял победной улыбкой.
— Мун-мун знает, что я красивый, да?
Чхэхун с недоверием покачал головой и велел мне принести воды. Сахён, держа меня на одной руке, ловко взял чашку и наполнил ее водой из кулера.
Внезапное желание заявить, что я женюсь на Сахёне, вероятно, возникло из-за того, что я услышал слово «брак» от более взрослых детей со старшими братьями и сестрами, пока играл на детской площадке по соседству, но я думаю, я был немного счастлив из-за отношения Сахёна, который не отвергал меня.
Чтобы не мешать Сахёну, пока он относил чашки на стол, я обвил его шею своими короткими ручками, и он целовал мои пухлые щеки каждый раз, когда ставил чашку. Это был способ проявлять привязанность к своему младшему братишке. Расставив все чашки, Сахён заметил, что я смотрю на него, и крепко обнял меня, радостно тряся ногой.
Из меня вырвался чистый смех, когда мое тело слегка подбрасывало вверх-вниз. Пока Сахён продолжал целовать мои щеки, я протянул руку и прикрыл его губы своей ладонью. Он издал игривый звук и пощекотал мою ладонь.
— Чхонмён, пора домой, — сказала мама, пришедшая сразу после работы, но я сделал вид, что не слышу, и крепко обнял Сахёна. Он игриво ответил:
— Ни за что, тётя. Мун-мун сказал, что женится на мне, так что с сегодняшнего дня он должен жить здесь.
— Ли Чхонмён. Ты правда будешь жить с хёном? Мама уходит? Ты будешь жить здесь всегда?
Я не ответил. Мама отреагировала с некоторым недоверием: «О боже, этот ребенок!», но Сахён счастливо улыбнулся и взъерошил мои волосы. Помыв руки после нарезки зеленого лука для рагу, моя тетя радостно подхватила:
— Если Чхонмён будет жить здесь, он не сможет видеть маму и папу. Это нормально?
Страх четырехлетнего ребенка, конечно же, заключался в том, что мои родители исчезнут. Я любил своих родителей, но я также любил Сахёна, и я беспокойно ерзал, болтая ногами в воздухе. Взрослые, почувствовав мой дрожащий взгляд, снова разразились смехом. Мой папа спросил игривым голосом:
— Верно. Чхонмён будет жить с хёном. Папа уходит.
Мои родители действительно повернулись спиной, чтобы уйти. Я глядел на Сахёна с глазами, наполненными слезами, он перестал дразниться и прошептал мне на ухо. Нет, в то время я думал, что он шепчет, но, оглядываясь назад сейчас, кажется, он подыгрывал моим родителям.
— Сегодня, если ты поцелуешь хёна перед уходом, я женюсь на тебе, когда мы встретимся снова.
— Правда. Обычно целуются, когда женятся.
Тогда я подумал о том, что целовал маму, папу, тётю, дядю, родственников, бабушку и даже Чхэхуна, и я беспокоился, нормально ли это.
Сахён, почувствовав мой серьезный взгляд, на этот раз прошептал очень тихо, так, чтобы слышал только я:
— Мы можем встретиться завтра. Да?
Я кивнул головой ровно настолько, чтобы он это увидел. Сахён поставил меня на пол, и, конечно же, мои родители, не собиравшиеся оставлять меня у соседей, быстро подхватили меня.
Прячась за спинами родителей, которые искренне благодарили за то, что за мной присмотрели, я смотрел на семью Сахёна. И Чхэхун, и Сахён махали на прощание и улыбались.
Внезапно мысль о том, что я не смогу жениться, если не поцелую его в конце, засела у меня в голове. Сахён усмехнулся, поднес указательный и средний пальцы к губам и послал мне воздушный поцелуй. Как четырехлетний ребенок, не умевший плавно двигать руками, я скопировал жест Сахёна, выпятив губы, как рыба.
Я уставился в окно на шоссе, где начало появляться море. Мои щеки начали гореть.
Конечно, я не думал, что четырехлетний ребенок испытывает романтические чувства к хёну по соседству, но... Я хорошо знал, что в конечном итоге влюблюсь в самого прекрасного мужчину в мире.
Чувства, что были посеяны с такой нежностью, в какой-то момент переросли в любовь, и даже несмотря на то, что мне отказали после признания, они продолжали развиваться, пока мне не исполнилось двадцать.
Жизнь с Сахёном, начавшаяся наполовину добровольно, наполовину по принуждению, казалась еще более безрассудной. Это был результат столкновения между осознанием того, что будет неловко, и глубоко укоренившимся желанием в моем сердце увидеть Сахёна еще раз.
Тревоги, что опутывали меня, словно я застрял в темной грязи, давили. Я крепко сжал руку, что была скрыта от вида водительским сиденьем. Мои ладони были влажными от холодного пота. Унылый звук дождя, смешивающийся с музыкой из радио, казался зловещей метафорой, намекающей на мое будущее.
Хотя был праздник, было утро буднего дня, и благодаря пустой дороге мы прибыли в аэропорт раньше, чем ожидали. Припарковав машину, мы перешли пешеходный переход и вошли в терминал аэропорта, где было много встречающих.
Мой отец проверил номер рейса самолета, которым управлял Сахён, на большом электронном табло. Проводя пальцем по воздуху, его жест остановился на полпути. На табло указывалось, что рейс из Нью-Йорка прибыл. Отец тихо свистнул с облегчением и добавил:
— Я рад, что он быстро прибыл.
Но то, что самолет прибыл, не означало, что Сахён сейчас же выйдет. Мы с отцом сидели на скамейке за ограждением, наполовину вскакивая каждый раз, когда выходил человек в форме.
Примерно через тридцать минут такого отец, казалось, заскучал и куда-то исчез. Немного погодя он вернулся с булочкой с красной фасолью в руке.
Булочка с красной фасолью? Я был поражен, где он нашел ее. Отец, не обращая внимания на мой недоверчивый взгляд, предложил мне одну, но я отказался, я действительно был не в настроении есть.
Сахён не появлялся, пока папа не съел обе булочки. Я начал угадывать пункты отправления прибывающих пассажиров по их одежде. Тот человек одет в летний костюм, так что, должно быть, из Юго-Восточной Азии; тот иностранец выглядит, будто прибыл из Нью-Йорка, но я не могу сказать его национальность.
Пока я уставился на автоматические двери, которые бесконечно открывались и закрывались, мои затекшие шея и плечи заболели, и внезапно я подскочил.
Это произошло в тот же момент, когда мой отец пробормотал, что устал. Но я пристально смотрел на фигуру вдали, которая была явно хёном.
Люди, одетые в такую же униформу, как у хёна, вышли первыми, за ними последовали бортпроводники, оживленно о чем-то болтающие, но в тот момент все вокруг хёна размылись в моих глазах. Сахён, ярко улыбаясь и кивая, медленно приближался, тяня за собой чемодан своей большой рукой.
Казалось, будто время остановилось, и я не слышал ничего. Как будто только хён и я остались в этом огромном аэропорту.
С ростом на голову выше других, сильным подбородком, уходящим под острый китель, аккуратно уложенными волосами, лицом, которое я всегда считал красивым, широкими мужественными плечами, крепким телом под униформой он выглядел великолепно.
Сахён, оглядывавшийся по сторонам, словно искал кого-то, разговаривая с коллегой, повернул свой взгляд ко мне, и в момент, когда я подумал, что наши глаза встретились, он прищурился и улыбнулся, помахав мне.
Если бы вокруг было тихо, я бы услышал громкий глухой удар своего падающего сердца. На мгновение мое сердце перестало биться, но затем оно начало колотиться еще яростнее, словно пытаясь наверстать упущенное.
Я смотрел на хёна, забыв дышать. С яркой улыбкой, как у модели авиакомпании, хён посмотрел на меня и беззвучно произнес «привет». Тень, отбрасываемая острым козырьком, затемнила его лицо. Вид того, как тень затемняет даже его белый лоб, заставил мое сердце болезненно сжаться.