Поколение семидесятников: делать дело и иметь деньги
Дмитрий Травин, кандидат экономических наук, специалист по экономической истории и исторической социологии
В моей недавно опубликованной книге «Как мы жили в СССР» чуть ли не наибольшее внимание читателей привлекли «Кинозалы» — рассказы о важнейших фильмах эпохи, являющиеся своеобразными интерлюдиями, разделяющими главы, в которых идет речь об экономике, политике, образовании, социальных проблемах. В моей будущей книге – второй части исследования «Как мы жили в СССР» — пойдет речь о поколении семидесятников, то есть поколении 1950-х — 1960-х г. р., созревшем и сформировавшемся примерно в 1970-е гг. И там тоже будут ссылки на фильмы эпохи, помогавшие понять суть происходившего в позднем Советском Союзе. Вот небольшая выдержка из будущей книги.
Виктор Цой в одном из своих интервью заметил как-то про фильмы, где был запечатлен: «”Рок” (документальная работа Алексея Учителя – Д.Т.) — он какой-то немножко сентиментальный, слюнявый: Гребенщиков с детишками и прочее… “Асса” тоже сделана человеком не нашего поколения. “Игла” мне нравится больше… Наглый фильм».
Про «Ассу» сказано деликатно, но суть отмечена верно. Семидесятники не реализовали мечту, нарисованную режиссером Сергеем Соловьевым под музыку Цоя. Мечта так и осталась мечтой шестидесятников. Жизнь же пошла совсем иным путем, обрисованным, правда, совсем не в «наглой» «Игле» (1988 г.). У этого фильма есть два достоинства. Во-первых, он снят режиссером из поколения семидесятников (Рашид Нугманов, 1954 г.р.). Во-вторых, он затрагивает и впрямь актуальную для позднего СССР проблему наркотиков. Однако, в целом романтическая «Игла» представляла, пожалуй, шаг назад даже по сравнению с романтической «Ассой». Это по сути дела был американский фильм на советском материале, слепок со стандартной продукции Голливуда. Обаятельный, молчаливый герой-одиночка, одетый во впечатляющие черные цвета и хорошо владеющий приемами восточных единоборств (что особо подходит Цою с его колоритной восточной внешностью), спасает слабых и борется со злом. Подобным способом можно было поговорить о наркомании, которая, как и кино по-голливудски, тоже представляла собой явление, характерное в первую очередь, для Америки. Но о специфических проблемах Советского Союза и поколения семидесятников на языке «Иглы» трудно было что-то сказать.
Интереснее в этом смысле взглянуть на другой культовый фильм эпохи – «Маленькую Веру» (1988 г.) Василия Пичула (1961 – 2015 гг.), снятый по сценарию Марии Хмелик (1961 г.р.). Оба автора – из поколения семидесятников. Любопытно, что этот прорывной фильм, о котором в конце 1980-х говорили все, сегодня практически забыт в отличие от «Ассы» и даже «Иглы». Спрос на красивую мечту в обрамлении культовой музыки сохраняется, даже полностью оторвавшись от эпохи и перестав быть портретом поколения. Кому теперь важно, что в жизни практически не было таких героев «Ассы», как Бананан и Алика? Кому теперь важно, что герой Цоя из «Иглы» — фигура целиком киношная? Ведь зрителю хочется идентифицироваться с героем. Хочется жить сказкой, мечтой, иллюзией. А в «Маленькой Вере» нет образа, которой хочется примерить на себя. Сплошная «чернуха». Но «чернуха» обычно бывает интересна лишь в тот момент, когда общество прозревает, узнавая себя на неподцензурном экране эпохи перестройки.
Действие «Маленькой Веры» развивается в южном приморском городке, но не в курортной Ялте «Ассы», а в грязном промышленном центре. Съемки велись в Мариуполе, хотя это название в фильме ни разу не звучит, а сегодня по понятным причинам оно звучит совсем иначе, чем могло бы звучать тогда, и придает фильму о делах семидесятников особый смысл. Юные семидесятники в этом Мариуполе не крутят высокую любовь на манер Бананана и Алики, а трахаются, где придется, без особой романтики. В «Маленькой Вере» нет отелей, ресторанов, роскошных автомобилей, но есть квартирка в новостройке, общага и кабина грузовика, на котором ездит отец главной героини — простой шоферюга.
Как Пичул с Хмелик, так и Соловьев, вводят в свой фильм преступление. Крымов убивает Бананана из любви. Алика — Крымова из мести. Любовный треугольник пропитан благородными страстями высшего общества. А отец Веры бьет ее любовника ножом в живот просто потому, что он — пьяная скотина. И еще потому, что молодые семидесятники не считаются с ценностями отцов, трахаются без всякой высшей цели и, самое главное, вообще не желают видеть какие-то цели в своей серой, туповатой жизни, из которой нет никакого выхода.
Примерно так, как показано в «Маленькой Вере», жило до перестройки три четверти семидесятников. Особенно тех, которым не посчастливилось родиться в столицах. И зритель конца 1980-х гг. сей факт хорошо понимал, хотя признаваться себе самому в этом ужасе было крайне трудно. А той жизнью, что показана в «Ассе», жило три четверти процента. Из этой ничтожной доли советского населения вышли столь яркие люди, как Цой, но не они определили мировоззрение семидесятников и все то, что сделало это поколение в 1990-е гг.
Впрочем, если честно, то не герои «Маленькой Веры» определили итоги трудов поколения. Они были, скорее, фоном. Они открыли ларьки, занялись челночным бизнесом, стали ездить на отдых в Анталью… Они выжили в катаклизмах эпохи реформ, поскольку в силу своего прагматизма и отсутствия иллюзий оказались более приспособлены к радикальным экономическим переменам, нежели их спившиеся отцы и увязнувшие в домашнем хозяйстве матери. В этом смысле, кстати, игра слов названия фильма оказалась пророческой. Маленькая вера авторов фильма в жизнеспособность поколения их кинематографической маленькой Веры полностью подтвердилась на практике в 1990-е годы.
Но это, повторюсь, лишь фон. Крупные капиталы и политические посты стали уделом только весьма небольшой, наиболее активной части семидесятников. И в этой связи стоит обратить внимание на другой шедевр эпохи — «Дорогая Елена Сергеевна», снятый (1988 г.) Эльдаром Рязановым по пьесе (1980 г.) Людмилы Разумовской. Этот фильм ныне тоже забыт, поскольку «чернухи» в нем еще больше, чем в «Маленькой Вере». Несколько старшеклассников приходят в гости к учительнице, чтоб уговорить ее посодействовать в фальсификации уже написанной выпускной работы. Они хотят хорошо жить и не понимают, почему из-за какой-то математики должна рушиться их карьера. Юная героиня Ляля откровенно разъясняет «дорогой Елене Сергеевне» свою позицию (цитирую по тексту пьесы Разумовской): «Вы, конечно, видите лица наших женщин, лица, на которые словно повешен ржавый железный замок. Лица тяжелые, как мешки с провизией, которые они тащат в руках. Хуже всего они выглядят по утрам, когда везут с собой маленьких детей в ясли (по сути дела, Ляля нарисовала в этом монологе картинку из «Маленькой Веры» – Д.Т.) … Я видела и других женщин. Они выходили из разноцветных автомобилей и шествовали мимо потеющих от напряжения милиционеров к столичному кинотеатру, где показывали очередной фестивальный киношедевр, недоступный простым смертным. О, эти лица, сверкающие и чистые, как подарок в целлофане!».
Училка-шестидесятница не поддается давлению, трендит что-то о высших ценностях, которые юных семидесятников совершенно не волнуют. Они прекрасно понимают, что мечты шестидесятников не сбылись и никогда уже не сбудутся. «Хотите знать, Елена Сергеевна, в чем между нами разница? — говорит Ляля. — Вы всю жизнь боролись, чтобы элементарно выжить, а мы будем бороться за то, чтобы хорошо жить. Да, я расчетлива. Я вынуждена рассчитывать каждый свой шаг, чтобы не повторить судьбу собственной матери. Я даже девственность свою не теряю из расчета. В надежде выгодно ее продать».
В какой-то момент для достижения цели продвинутые «детишки» имитируют сцену изнасилования, пытаясь воздействовать на психику упертой Елены Сергеевны, для которой моральные принципы важнее карьеры выпускников. Причем жертвой имитации становится как раз Ляля, не подозревавшая, что мир «подарков в целлофане» имеет свою оборотную сторону. Конечно, события этого фильма не более типичны, чем события «Ассы». Редкий семидесятник нисходил от будничных грязных сцен «Маленькой Веры» и до откровенной мерзости, показанной в «Дорогой Елене Сергеевне». Но есть в пьесе Разумовской персонаж, который важен для понимания судьбы поколения. Будущий дипломат Володя, разработавший всю интригу с давлением на учительницу для того, чтобы попрактиковаться в манипулировании людьми. Он стремится стать настоящим профессионалом. «Мы хотим делать дело и иметь за это деньги <…> Россия всегда страдала от прекраснодушия и инфантильности интеллигенции и отсутствия трезвых деловых людей. Быть деловым человеком считается у нас чем-то недостойным, почти неприличным. Мы же уверены, что спасти Россию, например, от бесхозяйственности, о которой кричат все газеты, может только наше поколение новых деловых людей», – говорит будущий дипломат, формулируя жизненное кредо своего поколения. Думается, этот Володя сумел бы занять один из самых высоких постов в МИДе нынешней России.
Подобный прагматичный герой из поколения семидесятников (Олег Комаровский) был выведен еще в фильме «Розыгрыш» (1976 г.) Владимира Меньшова. Но «Розыгрыш», обремененный давлением советской цензуры, получился слишком уж слащавым. Плохой, прагматичный Олег там явно противопоставлен хорошим, правильным детям, которых, как велено было считать, в советской стране большинство. В итоге портрет поколения оказался смазан. И лишь у Разумовской, не испугавшейся «чернухи», все точки над i были, наконец, расставлены.
Такие семидесятники, как герой Разумовской, не только строили ларьки для выживания. Они фактически построили новый мир. Они сформировали целую эпоху – жестокую, эффективную, прагматичную. Они в большинстве случаев добивались цели, не переступая через сложившиеся в обществе моральные нормы. Но если вдруг требовали того дело и деньги, любые нормы могли быть отставлены в сторону. И потому в мире семидесятников осталось очень мало места для непрагматичной мечты, непрофессиональной гуманности, неэффективной демократии… Вообще в нем сильно сузилось пространство для всего того, что не срабатывает в краткосрочной перспективе, и что не приносит выгоды в течение рационально рассчитанного периода окупаемости.
В одном из «детских» фильмов («Дневник директора школы» режиссера Бориса Фрумина – 1975 г.) шестидесятники говорят о себе: «Мы – поколение затянувшейся молодости». В этом смысле семидесятники могли бы сказать: «мы – рано состарившееся поколение». Оно ведь создало мир значительно более разумный и благоустроенный, чем мир «позднего совка». Беда лишь в том, что от этого нового мира нас порой тошнит. Подобная противоречивость, не позволяющая рисовать портрет поколения одной лишь белой или черной краской, является важнейшей характерной чертой семидесятников.