Наш слон и их bishop

В субботу прошли похороны папы римского Франциска. Было бы уместно перечислить его заслуги, но по мере сбора источников о папстве Франциска его добродеяния затмевались в моем взгляде его высказываниями, направленными против человеческой свободы и расходящимися с прежними воззрениями латинской церкви и мейнстримного христианства вообще. Я пришел к выводу, что прогрессистские позиции почившего понтифика — это не отдельные причуды. Напротив, они составляют целостное мировоззрение, сформированное под влиянием современной социалистической мысли.

Я предлагаю пройтись по нескольким текстам, по которым можно проследить социальное учение латинской церкви в отношении экономического уклада и понимания свободы.

Лев XIII: Rerum novarum (1891)

Папство Льва XIII пришлось на последнюю четверть XIX века, то есть период ожидания социалистических революций. В энциклике Rerum novarum он попытался разобраться в отношениях труда и капитала и предложить христианское решение общественных противоречий в промышленную эпоху. Эта энциклика стала основой современного социального учения церкви, но при последователях Льва XIII, чем дальше — тем стремительнее, римская доктрина левеет.

Лев XIII –—отнюдь не анархо-капиталист (что закономерно, ведь анархо-капитализм тогда ещё не сформировался). Экономическое устройство своего времени, в котором большую роль играл монополистический капитал, он считал глубоко проблемным. Поначалу кажется, что его критика идёт в русле социалистов, но он быстро даёт понять, что частная собственность естественна, а свобода распоряжаться ей неотделима от человеческого достоинства:

[П]остепенно рабочие были предоставлены, разъединенные и беззащитные, бессердечию хозяев и жестокости ничем не сдерживаемой конкуренции. Бедствие увеличивалось хищным ростовщичеством, которое, хотя и было не раз осуждаемо Церковью, тем по менее продолжает существовать под иным видом, но с той же преступностью корыстолюбивых и алчных людей. А тут еще прибавился обычай работать по договору и сосредоточение такого множества отдельных отраслей промышленности в руках немногих лиц, что незначительное число самых богатых людей получили возможность наложить на массу бедняков иго, немногим лучшее самого рабства.

Чтобы преодолеть это зло, социалисты, рассчитывая на зависть бедных к богатым, предлагают уничтожить частную собственность и настаивают на том, чтобы личные владения обращены были в общую собственность и находились в заведывании государства или местного управления. Они полагают, что, передав таким образом собственность от частных лиц обществу, они исправят теперешнее бедственное положение дел, ибо каждый гражданин будет иметь тогда свою долю во всём, что может ему потребоваться. Однако, их предложения явно настолько непригодны для осуществления, что если бы они были выполнены, то рабочие первые пострадали бы от них. Сверх того, эти предложения в высшей степени несправедливы, ибо, следуя им, пришлось бы ограбить законных владельцев, ввести государство в непринадлежащую ему область и причинить полное расстройство общественной жизни.

Никоим образом нельзя отрицать того, что когда человек бывает занят вознаграждающим трудом, то самой целью и побуждением к его работе бывает приобретение собственности и исключительное владение ею. Если один человек отдаёт другому свою силу или умение, то он делает это с целью получить и возврат того, что необходимо ему для поддержания жизни; он явно предполагает таким путем приобрести полное и законное право не только на вознаграждение, но также и на распоряжение этим вознаграждением по своему усмотрению.

Таким образом, если он живёт бережливо, копит деньги и помещает свои сбережения, ради большего обеспечения, в землю, то эта земля, в таком случае, будет представлять лишь его заработную плату в другой форме и, следовательно, маленькое владение трудящегося человека, купленное таким образом должно находиться в столь же полном его распоряжении, как плата, которую он получает за свой труд. Ведь именно в этой власти распоряжения и состоит право собственности на землю или на движимость. Стало быть, социалисты, стремясь передать владения отдельных лиц обществу, посягают на интересы людей, живущих заработной платой, ибо они лишают этих людей свободы распоряжаться своей заработной платой и, таким образом, отнимают у них надежду на возможность увеличить свой капитал и улучшить свои жизненные условия.

Здесь и далее русский перевод Rerum novarum по изданию «Папские послания Льва XIII, Пия XI и Пия XII о положении трудящихся», Рим, 1942. Цит. по unavoce.ru

Лев XIII подчёркивал, что право собственности непременно должно распространятся на средства производства. Человеческие потребности возникают и должны удовлетворятся не разово, а постоянно, поэтому людям необходим капитал чтобы создавать и пополнять запасы благ, таким образом заботясь о своём будущем.

И нет оснований возлагать эту предусмотрительную заботу о будущем на государство.

Собственность признаётся безальтернативным средством, необходимым людям для выполнения своих обязательств в отношении семьи и общества в целом:

Права, о которых идёт речь, принадлежащие каждому отдельному человеку, вырисовываются с несравненно большей очевидностью, если их рассматривать с точки зрения общественных и семейных обязанностей людей.
<…>
[C]тремясь облегчить положение народных масс, мы должны сделать своим первым и основным принципом ненарушимость частной собственности.

Лев XIII полагает, что есть проблемы, которые не могут быть решены саморегуляцией рынка. Их он относит к области ответственности публичной власти. В частности, законодатель, по его мнению, может регулировать условия труда и минимальные зарплаты.

Всюду, где страдает интерес всего общества или какого-либо отдельного класса, где грозит им какое-либо зло, не устранимое усилиями частных лиц, на борьбу с ним должна выступать государственная власть. <…> [Е]сли бы хозяева стали налагать на рабочих непосильную тяготу или ставить их в условия, оскорбляющие их человеческое достоинство: наконец, если бы здоровье рабочих подвергалось опасности из-за чрезмерного труда или из-за работы несвойственной их возрасту и полу, — то в этих случаях, конечно, в известных пределах, было бы справедливо требовать содействия власти и закона. Пределы эти должны указываться природою того случая, в котором требуется вмешательство закона, причём всё же остаётся руководящим принцип: закон не должен заходить далее того, что необходимо для устранения зла или опасности.
<…>
[Х]отя хозяева и рабочие свободны соглашаться относительно заработной платы, но эта свобода имеет пределы.

Однако, как мы видим, Лев XIII не проявляет пыла в отношении государственной регламентации каждой особенности, возникающей в ходе экономических отношений. Он явно озабочен тем, чтобы государство не превышало рамки необходимого. Оно должно действовать только в случаях откровенного зла. Предпочтительно же саморегулирование труда:

Если, побуждаемый необходимостью или боязнью большего зла, рабочий соглашается на более тяжелые условия из-за того, что хозяин или подрядчик не предоставляет ему лучших, то он является жертвою насилия или несправедливости. В таких и подобных вопросах, — в роде, например, вопроса о продолжительности рабочего дня в различных занятиях или о санитарных предосторожностях, которые должны приниматься на фабриках и заводах и т. п. — было бы желательно по возможности избегать государственного вмешательства, особенно в виду крайних различий в условиях времени в места; лучше было бы обращаться к содействию учреждений, о которых сейчас будет речь, или другими какими-либо способами ограждать интересы людей, живущих своей заработной платой, а к государству обращаться лишь за необходимою помощью.
<…>
Хозяева и рабочие могут сделать не мало и сами в обсуждаемых нами вопросах при помощи тех учреждений и обществ, которые стремятся оказывать надлежащую помощь нуждающимся и ставят в более близкие отношения оба сословия. Из числа таковых могут быть упомянуты: общества взаимной помощи, различные учреждения, возникающее по почину частных лиц для страхования рабочих, их вдов и сирот на случаи неожиданного бедствия, болезни или смерти, и так называемые попечительства или учреждения, пекущиеся о мальчиках и девочках, о молодых людях или о пожилых.

Наиболее важными являются союзы рабочих, ибо они, в сущности, заключают в себе всё остальное. <…> Отрадно отметить, что и в настоящее время уже существует не мало союзов этого рода, в которых участвуют или одни рабочие, или рабочие и хозяева вместе <…>

Таким образом, наставление Льва XIII индустриализированным обществам хотя и не минархическое, но выраженно праволиберально. Принцип понтифика (который позже обозначат термином «субсидиарность»): государство должно приходить на помощь только там, где частные ассоциации не справляются; а там, где нужна публичная власть, пусть это будет как можно более местная власть: муниципальная, а не провинциальная; провинциальная, а не национальная. Главной же ролью публичной власти остаётся защита собственности:

[П]одобает отдельно рассмотреть важнейшие поводы к необходимому вмешательству государства. И прежде всего должно утвердить как главное, что государственная власть и законы должны всемерно охранять частную собственность.

Лев XIII отлично понимал альтернативу естественному распределению собственности. Это редкая прозорливость: ведь он не застал продолжительные периоды диктатур со стороны партийных номенклатур!

Следствием гражданских перемен и революций было разделение общества на две резко различающиеся касты. С одной стороны, образовался класс, владеющий богатством и потому обладающий силою, класс, удерживающий в руках своих промышленность и торговлю, заправляющий по своему усмотрению и к своей выгоде всеми источниками богатства и могущественно влияющий на самые органы государственной власти. С другой стороны, имеется нуждающаяся и бессильная масса, озлобленная от страданий и всегда готовая к возмущениям.

Франциск: Evangelii gaudium (2013) и доклад о либертарианстве (2017)

Изучение наследия вновь преставившегося понтифика Франциска лучше всего начать с его программного апостольского обращения «Радость Евангелия».

Лев XIII, как мы видели, возлагал ответственность за общее благополучие на договорной процесс и добровольные ассоциации, а присутствие публичной власти за пределами оборонно-полицейской сферы, по его мнению, хоть и необходимо, но ограничено крайними случаями. Франциск же возлагал на политиков гораздо большие надежды:

Мы не можем больше доверяться слепым силам и незримой руке рынка. Равноправное развитие требует чего-то большего, чем рост экономики, хотя и предполагает его; оно требует решений <…>, направленных именно на лучшее распределение доходов, на создание возможностей для работы, на цельное развитие нищих, выходящее за рамки оказания исключительно помощи. Я отнюдь не предлагаю безответственный популизм, но экономика не может больше прибегать к лекарствам, которые на самом деле — новый яд, например, претендовать повысить доходность, сокращая рынок труда и тем самым увеличивая число новых отверженных.
<…>
Молю Господа подарить нам больше политиков, чьё сердце будет поистине отдано обществу, народу, жизни бедных! Очень важно, чтобы правители и те, кто управляет рычагами финансовой власти, подняли взгляд и расширили свои горизонты, чтобы сделать работу достойной, образование и медицинское обслуживание — доступными для всех граждан.

Здесь и далее цитаты из официальной русской версии Evangelii gaudium на vatican.va

Не то чтобы Франциск вовсе против ограничения государств. Но ограничены они должны быть не принципом субсидиарности, а мировым правительством:

Любое экономическое действие любого значения, предпринятое в какой-либо части планеты, откликается по всей земле; поэтому ни одно правительство не может действовать без оглядки на общую ответственность. Действительно, на локальном уровне всё труднее найти решения серьезных глобальных противоречий, поэтому местная политика переполняется проблемами, требующими вмешательства. Если мы на самом деле хотим получить здоровую всемирную экономику, то на этом историческом этапе необходим более эффективный способ взаимодействия, обеспечивающий, при сохранении суверенитета наций, экономическое благосостояние всех стран, а не только некоторых.

Лев XIII радовался распространению негосударственных обществ взаимопомощи. Франциск же считал все существующие виды социальных программ, даже государственных, недостаточными:

Программы по оказанию помощи в ряде экстренных ситуаций нужно рассматривать лишь в качестве временного ответа. Пока не будет найдено радикальное решение проблемы бедных посредством отказа от [идеи?] абсолютной автономии рынков, финансовых спекуляций и [посредством] рассмотрения структурных причин неравенства, не будет возможности устранить <…> проблемы мира <…>. Неравенство — корень социальных бедствий.

Франциск не выступал за полный отказ от частной собственности и предпринимательства. Однако ни слов в защиту частной собственности как основания человеческой свободы, ни осаживания левой пропаганды (того, что в Rerumnovarum служило рефреном) в Evangelii gaudium не найти. Это при том, что сейчас частная собственность как институт ограничивается гораздо сильнее, чем в XIX веке!

Солидарность — спонтанная реакция того, кто признаёт, что социальная функция бедности и всеобщее предназначение благ предшествуют частной собственности. Частное владение благами оправдано для сохранения и увеличения их таким образом, чтобы они лучше служили общему благу, вот почему солидарность нужно воспринимать как решение вернуть бедному то, что ему полагается.

Позже, в 2017 г., Франциск напрямую высказался о либертарианстве. То своё обращение он начал, открыто полемизируя с Rerum novarum:

Первое, на что я хотел бы обратить ваше внимание, — это необходимость расширить сегодня традиционное понятие справедливости. Оно не может сводиться только к суждениям относительно этапа распределения благ, но должно распространяться дальше — и на процесс производства благ. Недостаточно просто требовать «справедливого объёма благ для рабочего», как рекомендовала энциклика Rerum novarum. Нужно также задаваться вопросом: соответствует ли производственный процесс достоинству человеческого труда? Уважает ли он основные права человека? Соответствует ли он моральным нормам?

Здесь и далее мой перевод на русский с официального английского перевода обращения Папы к участникам пленарной сессии Папской академии общественных наук по теме «К партиципаторному социуму: новые пути к социальной и культурной интеграции» на vatican.va

По мысли понтифика, каждое рабочее место должно быть максимально подстроено под рабочего. Франциск не понимал, что рабочее место существует только тогда, когда предприниматель предоставляет товар или услугу по приемлемой для покупателя цене. Любые отклонения рабочего процесса от максимально эффективного формата приводят к тому, что снижается максимальный размер зарплаты, который работник, может выторговать. Поскольку работодатели конкурируют за труд, они учитывают относительные предпочтения работников между зарплатой и удобствами, доступными в ходе рабочего дня. Франциск же не замечал, что гибкость рабочего места появляется за счёт сокращения наличной оплаты труда.

Когда труд перестаёт выражать личность человека, так как работник больше не понимает смысл своей деятельности, работа превращается в рабство; человека можно заменить машиной. <…> Справедливый труд — это не просто труд, который обеспечивает достойное вознаграждение, но и тот, который соответствует призванию человека и потому способен развивать его способности. Именно потому, что труд трансформирует личность, процесс производства товаров и услуг приобретает моральную ценность. Иными словами, рабочее место — это не просто пространство, где определённые элементы превращаются в продукцию по заданным правилам и процедурам; это также место, где формируются (или изменяются) характер и добродетели самого работника.

Непонятно только, что в утопии Франциска делать с профессиями, к которым почти никто не чувствует призвания, например, работе сборщиком мусора. Кажется, что епископ Рима хотел преодолеть природу человека, который проклят добывать себе существование в поте лица своего.

Дав образ надежды, Франциск взялся описывать образ врага:

Я не могу умолчать о серьезных рисках, связанных со значительным проникновением положений либертарианского индивидуализма в культуру и образование: и в университетах, и в школах. Распространённая черта этой ошибочной парадигмы заключается в том, что она минимизирует [значение] общего блага, то есть <…> «хорошей жизни» в рамках сообщества, и превозносит эгоистический идеал, который обманчиво предлагает «красивую жизнь». Учитывая, что индивидуализм утверждает, что именно индивид придаёт ценность вещам и межличностным отношениям и что только он решает, что хорошо, а что плохо, выходит, что либертарианство, ныне популярное, проповедует, что для утверждения свободы и индивидуальной ответственности необходимо прибегать к идее «самопричинности». Таким образом, либертарианский индивидуализм отвергает концепцию общего блага, поскольку, с одной стороны, предполагает, что сама идея «общего» ограничивает индивидов (хотя бы некоторых), а с другой — что понятие «блага» лишает свободу её сущности.

Радикализация индивидуализма в либертарианском и, выходит, антисоциальном дискурсе приводит к выводу, что каждый имеет «право» расширять свои пределы настолько, насколько это позволяет его сила, даже ценой исключения и маргинализации наиболее уязвимого большинства. Cвязи должны быть разорваны постольку, поскольку они ограничивают свободу. Если ошибочно приравнивать концепцию связи к концепции ограничения, возникает путаница между ограничениями, то есть тем, что может обуславливать свободу, и самой сутью появившейся свободы, то есть связями и отношениями индивида: семейными и межличностными, с исключёнными и маргинализированными, с общим благом и, наконец, с Богом.

Не буду останавливаться на том, как приятно на минуту представить, что либертарианство в моде и даже захватило школы и университеты. Важно, что глава западной церкви пытался выдать либертарианство и индивидуализм за вульгарный гедонизм.

Это правда, что либертарианцы не настаивают на насильственном поддержании никаких норм за исключением принципа неагрессии. Иными словами, либертарианцы терпимы к любым нравственным установкам, совместимыми с отказом от агрессии. Это не означает, что все либертарианцы лишены моральных норм. Напротив, большинство либертарианцев считает, что есть объективные нормы морали и есть объективное благо.

Однако даже если мы можем договориться о том, что входит в число основных благ, почти неизбежно найдутся вещи, моральный статус которых останется противоречивым. Даже внутри католического дискурса, есть вызывающие споры предметы — например, доступность различных практик, связанных с планированием семьи.

Помимо этого, никакие два индивида, даже идентичные близнецы, не сойдутся в том, как общепризнанные блага соотносятся друг с другом по значимости. В какой пропорции ресурсы общества должны быть направлены на трагедии и комедии? Сколько ресурсов, учитывая их ограниченность, отправить на сиротские приюты, а сколько на хосписы?

По этим причинам было бы неправильно заставлять индивида работать на общее благо, представление о котором он не разделяет. Так же неправильно заставлять индивида работать на признаваемое им общее благо в ущерб его частному благу или другим видам общих благ: задача распределения ресурсов индивида между различными видами частных и общих благ не имеет очевидного решения. Так пусть каждый решает её самостоятельно; дело духовных и политических лидеров — сообразно со своей мудростью предлагать различные подходы к этой задаче.

Либертарианцы готовы брать на себя обязательства и образовывать устойчивые общественные связи. Но действительно, они хотят контролировать то, с кем и в какой мере они ассоциируются. Таким образом христиане в Римской империи избирали для себя ограничивать ассоциацию с язычниками (Франциску надо бы было сказать, что они исключают и маргинализируют языческое большинство). Таким образом разные христианские деноминации решают сегодня для себя вопросы евхаристического общения друг с другом. Согласно этому принципу, либертарианцы выступают за то, чтобы христиане не были бы принуждаемы участвовать в системах обязательного медицинского страхования, через которые финансируются аборты.

Франциск откровенно обозначил, что его не удовлетворяет идея свободы в негативном значении слова, то есть как отсутствие вмешательства со стороны других людей — в том смысле, который присущ праволиберальным и либертарным мыслителям. Он считает, что либертарная свобода подрывает общее благо.

Ему заблаговременно возразил Лев XIII в Rerum novarum:

Мы сказали, что государство не должно поглощать личности или семьи; личность и семья должны сохранять за собою полную свободу действия, поскольку она совместима с общим благом и интересами других.