Фашизм

Статья Брайана Каплана в переводе Офелии Мартиросян

Критики либертарианства часто рассматривают его как разновидность фашизма. Либертарианство кажется одновременно «крайним» и «правым», а что такое фашизм, как не «правый экстремизм»? Даже консерваторы повторяют это обвинение: в своей рецензии на роман Айн Рэнд Уиттакер Чемберс написал, что «почти с любой страницы Атлант Расправил Плечи, слышен голос, из мучительной необходимости приказывающий: "В газовую камеру — вперед!"»

Либертарианцы справедливо возражают, что фашизм выступает за неограниченную государственную власть, а не за невмешательство. Однако этот ответ часто вызывает много вопросов. Поскольку либертарианство является анафемой для левых, как оно может одновременно быть диаметрально противоположным фашизму крайне правых? Сравнительная политология способна пролить свет на этот вопрос. Предположение о схожести либертарианства и фашизма исходит из того, что все политические идеологии занимают определенную точку в политическом спектре, полюсами которого являются коммунизм слева и фашизм справа. Политические умеренные по понятным причинам принимают эту точку зрения. Более неожиданно то, что Коммунистический интернационал официально определил фашизм как «террористическую диктатуру наиболее реакционных, шовинистических и империалистических элементов финансового капитала» и впервые применил стратегию называть всех своих врагов «фашистами».

Проблема с этой тоталитарной моделью заключается в том, что фашизм и коммунизм во многих отношениях очень похожи. И те, и другие отстаивали и навязывали значительно большую роль правительства в экономике. Этот факт откровенно признают вдумчивые социалисты, такие как Карл Ландауэр:

В истории социализма фашизм заслуживает места не только как противник, который на какое-то время угрожал уничтожить социалистическое движение. Фашизм связан с социализмом многими перекрестными течениями, и у этих двух движений есть некоторые общие корни, особенно недовольство капиталистической экономикой начала XX века.… Фашизм был готов использовать формы экономической организации, впервые предложенные социалистами, — и очень вероятно, что использование социалистических форм увеличилось бы, если бы фашизм не уничтожил себя полностью, развязав Вторую мировую войну.

Наблюдения такого рода подчеркивают тоталитарную природу обеих идеологий: чем больше власть государства, тем оно более тоталитарно. Ричард Пайпс охарактеризовал и коммунизм, и фашизм как «официальную, всеобъемлющую идеологию; единственную партию, возглавляемую «лидером» и доминирующую в государстве; полицейский террор; средства связи и вооруженные силы в руках у правящей партии; центральное управление экономикой». И режим Сталина, и нацизм были близки к тоталитарному полюсу, а итальянский фашизм быстро приближался к нему.

Хотя политологи, использующие тоталитарную модель, редко обращают внимание на этот факт, либертарианство — с его жесткими ограничениями власти государства — явно занимает противоположный конец спектра от всех марок тоталитаризма. Соединенные Штаты менее тоталитарны, чем Советский Союз, потому что у них больше личной и экономической свободы, но они более тоталитарны, чем «капиталистическая экономика типа до 1918 года».

Хотя мы и считаем фашизм позорным термином, чтобы понять его как политическую идеологию, мы должны изучить его теорию и практику в межвоенный период, когда миллионы людей с гордостью приняли его. Никто не отрицает, что фашизм возник в противовес ортодоксальному марксизму. Многим трудно понять источник взаимной враждебности между этими двумя политическими движениями. Их противоречия были сфокусированы не на экономике. Муссолини, Гитлер и другие фашистские лидеры были готовы принять этатизм своих соперников-социалистов. Вопрос, по которому они принципиально расходились, заключался в национализме. Согласно ортодоксальному марксизму, судьба нации (определяемой как политическое образование с монопольной властью над определенной географической областью) не представляла интереса для работников. Фашисты, напротив, были категорически не согласны: они утверждали, что как у представителей одного и того же экономического класса есть общие интересы, так и у жителей одной страны. Фашисты соответственно заменили почитание «рабочих» столь же фанатичной преданностью «нации».

Хорошо известен переход Муссолини от ортодоксального марксизма к фашизму. В апреле 1914 года он был, «по мнению как сторонников, так и противников, диктатором Социалистической партии». Однако после того, как Муссолини изменил свои взгляды на вопрос о войне с Центральными державами, Социалистическая партия исключила его. Именно в этот момент он начал издавать свою газету «Народ Италии», продвигающую его совмещение национализма и социализма:

Муссолини настаивал на том, что единственным социализмом, который будет существовать в двадцатом веке, будет социализм, готовый отождествить себя с нацией.… Аргумент Муссолини эффективно идентифицировал традиционный социализм как антинациональный и антисоциалистический.

В отличие от Муссолини, Гитлер никогда не был марксистом. Тем не менее, он охотно принял социалистический ярлык, несмотря на подозрение, что «нацистская идеология были не чем иным, как разновидностью марксизма.… Ибо по сей день не все понимают разницу между социализмом и марксизмом». Что Гитлер больше всего осуждал в марксизме, так это его интернационализм. Гитлер ненавидел марксистов не за их экономику, а за то, что они «ударили Германию в спину» во время Первой мировой войны своей революционной деятельностью. Действительно, он неоднократно утверждал, что марксизм был прокапиталистическим и что он стремился «только сломать национальный и патриотический хребет народа и сделать его готовым к рабскому игу международного капитала и его хозяев, евреев».

С либертарианской точки зрения спор между этими конкурирующими брендами коллективизма во многих отношениях носит косметический характер. Действительно, фашистская экономическая политика, подобная той, которую отстаивали социалисты, включала широкое государственное регулирование, широкие общественные работы и щедрые социальные программы. Такая политика имела прецеденты в социалистическом законодательстве, но фашисты дали ей националистическое обоснование: устранить внутренние классовые разногласия, двигаться к экономической автаркии и готовиться к войне. Как выразился Гитлер:

Задача государства по отношению к капиталу была сравнительно простой и ясной: сделать так, чтобы капитал оставался слугой государства, а не воображал себя хозяйкой нации. Эта точка зрения может быть определена двумя условиями: сохранение платежеспособной, национальной и независимой экономики с одной стороны, и обеспечение социальных прав работников с другой.

Итальянские фашисты были последовательно менее радикальны, чем немецкие нацисты, и влияние национал-социалистической доктрины на итальянскую экономическую политику поначалу было умеренным. Однако в середине 1930‐х годов государственное вмешательство в экономику ускорилось. Общественные работы, государственные картели и расходы на социальное обеспечение значительно расширились. Государство покупало активы обанкротившихся банков и корпораций, в конечном итоге владея большей частью банковского сектора и контролируя «большую часть национальной экономики, чем в любом другом национальном государстве к западу от Советского Союза».

Придя к власти, нацисты быстрее, чем итальянцы, расширили роль правительства и разорвали связи с мировой экономикой. В первые 4 года их годовое увеличение реального частного потребления в Германии составило 2,4% против астрономических 19,7% для общественного потребления. Перевооружение было приоритетом, но реальные невоенные государственные расходы росли ежегодными темпами в 5,3%. Торговая политика нацистов сократила импорт до уровня ниже уровня депрессии, особенно в сельском хозяйстве, и регулирование быстро распространилось по всей экономике. Дэвид Шенбаум делает примечает особенности экономики Германии при нацистах:

Заработная плата, цены, условия труда, распределение материалов — все это не зависело от управленческих решений, не говоря уже о рынке.… Инвестиции контролировались, свободы выбора профессии не было, цены были фиксированными.… Полезность, особенно крупного бизнеса, снизилась или расцвела прямо пропорционально его готовности сотрудничать.

Вторая мировая война привела к более радикальным экономическим изменениям в Германии. Нацисты ввели государственное рабство, принудив миллионы не-германцев к принудительному — и часто смертельному — рабству. По мере развития войны Германия приблизилась к полному социализму, в конечном итоге призвав женщин, пожилых людей и даже детей на службу экономике и войне.

По общему признанию, фашисты избегали радикальной социалистической политики общеэкономической национализации промышленности и коллективизации сельского хозяйства. Но это отклонение от ортодоксального марксизма вряд ли было уникальным для фашизма: учитывая разрушительные последствия этой политики в Советском Союзе, каждый социалист, обладающий хоть каплей здравого смысла, хотел избежать их. Во время Второй мировой войны Людвиг фон Мизес писал:

Марксисты не готовы признать, что нацисты тоже социалисты. В их глазах нацизм — худшее из всех зол капитализма. С другой стороны, нацисты описывают советскую систему как самый подлый из всех видов капиталистической эксплуатации и как дьявольскую махинацию мирового еврейства для господства над неевреями. Тем не менее ясно, что обе системы, немецкая и российская, должны рассматриваться с экономической точки зрения как социалистические.

После крушения коммунизма многие политологи и историки с запозданием приняли точку зрения Мизеса. Хотя они получили мало признания за свой вклад, либертарианцы, такие как Мизес и Хайек, впервые указали на сходство между этими двумя разновидностями тоталитаризма. По мере того, как их модель принимается всё шире, сравнения между либертарианством и фашизмом выглядят все менее убедительными.

Источники:

1. Баркай, Авраам. Нацистская экономика: идеология, теория и политика. Нью-Хейвен, Коннектикут: Издательство Йельского университета, 1990.
2. Branden, Barbara. Страсть Айн Рэнд. Нью-Йорк: Даблдэй, 1986.
3. Грегор, А. Джеймс. Лица Януса: марксизм и фашизм в двадцатом веке. Нью-Хейвен, Коннектикут: Издательство Йельского университета, 2000.
4. Молодой Муссолини и интеллектуальные истоки фашизма. Беркли: Издательство Калифорнийского университета, 1979.
5. Hitler, Adolf. Mein Kampf. New York: Houghton Mifflin, 1971.
6. Landauer, Carl. European Socialism: A History of Ideas and Movements. Berkeley: University of California Press, 1959.
7. Mises, Ludwig von. Omnipotent Government: The Rise of the Total State and Total War. Spring Mills, PA: Libertarian Press, 1985.
8. Payne, Stanley. A History of Fascism, 1914–1945. Madison: University of Wisconsin Press, 1995.
9. Pipes, Richard. Russia under the Bolshevik Regime. New York: Vintage Books, 1994.
10. Schoenbaum, David. Hitler’s Social Revolution: Class and Status in Nazi Germany 1933–1939. New York: W. W. Norton, 1980.