Воздаяние/Удар в спину/Кара | Новелла. Глава 11.
перевод принадлежит этому тгк каналу
перевод выполнен в развлекательных целях. его не распространять, чтобы переводчики не получили по башке
На следующее утро Чжи Хан и Со Он, укутанные в теплые *магоджа и скрывшие лица под шляпами, отправились в путь верхом на лошадях.
(*마고자 (магоджа) — что-то вроде жилета, который надевается поверх традиционного костюма ханбок.)
Их сопровождал Маки, который подготовил место для пикника у горного ручья: расстелил циновку на большом камне, установил защиту от ветра и развел костер. Со Он сам прорубил лунку во льду и опустил в холодную воду рыболовную ловушку.
— Не замерзли? — спросил Со Он.
Чжи Хан отрицательно покачал головой. Но Со Он все равно заботливо накинул на него шерстяное одеяло.
— С вашим слабым здоровьем нужно быть осторожным.
— А это разве не вы часто теряете сознание?
Не закончив фразу, Чжи Хан лишь сердито сморщил покрасневший от холода нос.
В этот момент подогретое сливовое вино с медом достигло нужной температуры. Маки накрыл небольшой стол, поставив тушеную вяленую говядину и овощные закуски, взятые из дома.
Тем временем Со Он проверил ловушку, выпотрошил пойманную рыбу и, разведя огонь, выложил рыбу жариться. Когда шкурка подрумянилась, он разломил рыбу пополам, обнажив нежное, сочное мясо, от которого поднимался пар. Со Он отделил филе и подал его Чжи Хану.
— Не скажешь, что ты вырос в тепличных условиях, — проворчал Чжи Хан, смущенный проявленной заботой. — Ты все умеешь.
Маки, продолжив готовить рыбу, поддержал его:
— Да, наш молодой господин очень способный.
— Кто сказал, что я рос в тепличных условиях?
— А разве отец тебя не баловал?
— Господин был ко мне добр. В отличие от его сына.
Маки, пытаясь понять, как реагировать на происходящее, бросил взгляд на молодых господ. Но, похоже, они привыкли к подобным перепалкам, и их лица оставались непроницаемыми.
Зимний горный пейзаж, где голые ветви деревьев были усыпаны белыми снежинками, напоминавшими цветущую грушу, завораживал своей красотой. Свежий воздух, которым они наслаждались впервые за долгое время, придавал сил. С каждым глотком ароматного сливового вина уголки губ Чжи Хана расслаблялись.
— Маки, хватит возиться с огнем, иди сюда, поешь.
— Я просто хочу приготовить еще немного рыбы для мамы. Она обожает речную рыбу.
Лицо Маки, перепачканное сажей, выглядело одновременно забавно и трогательно. Чжи Хан, не осознавая этого, тихо улыбнулся, глядя на него. В этот момент холодный палец Со Она коснулся изогнутого уголка его глаза.
— Ваша улыбка — настоящее колдовство. Словно соблазняете.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Чжи Хана, словно ее и не было, а брови нахмурились. Он невольно взглянул на Маки. Тот, смекнув, уже присел на корточки, отвернувшись от них.
Обидные слова вырвались сами собой. Со Он, некоторое время молча наблюдавший за ним, наконец протянул черную лакированную шкатулку. Она была размером с две ладони, украшена серебристым перламутром в виде цветков сливы. Чжи Хан взял шкатулку и вопросительно посмотрел на Со Она. Тот спокойно произнес:
— По делам. Там появились хорошие украшения, недавно привезенные из Ёнкёна, вот я и купил кое-что для вас.
— Должно быть, стоило целое состояние…
Чжи Хан замолк на полуслове. Они не были близки, чтобы дарить подобные вещи и, по здравому смыслу, старший брат должен был дарить младшему, которому скоро предстояло заступить на службу. Чжи Хан почувствовал себя неловко, и слова застряли у него в горле.
После недолгой паузы Чжи Хан открыл шкатулку. Внутри, аккуратно разложенные, лежали: заколка для волос из нефрита голубовато-зеленого оттенка с резным узором цветков сливы, изящный шнур для шляпы с нефритовыми бусинами того же цвета и старинный подвес (сончху), сплетенный из нефрита и жадеита, с прикрепленным к нему ароматическим мешочком и серебряным ножичком. Все это были аксессуары, которые обычно носила молодая знать, и было очевидно, что они очень дорогие.
— Вау... Выглядят роскошно и дорого, — восхищенно воскликнул Маки, и тут же предложил Чжи Хану примерить шнур для шляпы и подвес.
Когда Чжи Хан попытался закрыть шкатулку, Со Он остановил его. Затем он взял в руки шнур для шляпы.
От рукава приближающегося Со Она исходил приятный аромат. Чжи Хан невольно засмотрелся на сосредоточенное лицо Со Она: его четкий овал подбородка, слегка приподнятые уголки губ, острый нос и черные, как смоль, глаза...
Щека, к которой прикасались пальцы Со Она, заныла, а в груди что-то мягко забилось.
Со Он быстро прикрепил шнур к шляпе, а затем повесил сончху, позволив ему свободно свисать. Изящная кисть из мягкого, плотного бело-серого конского волоса покачивалась, а под ней — лазурный аромамешочек и серебряный кинжал из молочно-зеленого нефрита в ножнах. На ножнах серебряного ножичка тоже был вырезан узор цветков сливы.
— Вам очень идет, — тихо сказал Со Он.
Маки, не скрывая восторга, выпалил, обращаясь к Чжи Хану:
— Молодой господин, эти украшения идеально подходят к вашей светлой коже. Нефритовые бусины, мерцая у виска, подчеркивают вашу красоту.
От аромата, исходившего от мешочка, в воздухе витал пьянящий запах цветущей сливы. Чжи Хан зардел, вдыхая этот тонкий аромат.
В памяти всплыл эпизод, как несколько дней назад Со Он во время их близости схватил его за ногу, поцеловал ступню и прошептал, что она точно цвета красной сливы. Он вспоминал, как Со Он восхищался его белой ступней с аккуратными ногтями, похожими на лепестки, и как он слегка покусывал, а затем согревал пространство между пальцами своим дыханием.
Пытаясь скрыть смущение, Чжи Хан отвернулся и проворчал:
— Но ведь наряжаться — это тоже своего рода удовольствие.
Когда-то Чжи Хан сам любил дорогие украшения и щегольство. Его даже называли самым изысканным щёголем столицы, и восхищались его вкусом. Но после двадцати пяти это ему наскучило и стало казаться утомительным.
В его комнате ящики ломились от украшений. И все же именно эти подарки в шкатулке не выходили у него из головы.
Впервые. Впервые в жизни кто-то подарил ему что-то подобное.
В носу защекотало. Перебирая серебряный ножичек, он долго не решался заговорить, но через время Чжи Хан наконец произнес приглушенным голосом:
— Не что-то большое и грандиозное. А так, подарок в честь вступления в должность...
Со Он и Маки замерли, словно услышав нечто невероятное. И Чжи Хан замер.
Неужели он выглядит таким скупым, что они так обрадовались одному слову "подарок"?
Он уже готов был вспылить от смущения, как вдруг Со Он с серьезным видом спросил:
— А то, что мы договорились сделать завтра... нельзя ли сделать сегодня? Вместо подарка.
Он имел в виду секс. Чжи Хан холодно отрезал:
Со Он рассмеялся своим приятным смехом.
Солнце клонилось к горизонту, когда трое, собрав вещи, начали спуск с горы. Они торопились, ведь Чжи Хан должен был встретить отца у ворот, когда тот вернется из дворца.
Однако, вернувшись домой, их ждал сюрприз. Внутренний двор за воротами был завален незнакомыми вещами. Улыбка, игравшая на лице Чжи Хана, медленно исчезла.
В этот момент к ним подбежал слуга, принял лошадей и стал разгружать всё. К ним подошли и служанки из внешней части усадьбы, а также старый слуга.
— Молодой господин из флигеля, свадебные дары, которые вы заказали позавчера на рынке, только что доставили, — произнес старый слуга, почтительно вручая Со Ону список предметов.
Пока Со Он изучал список, Чжи Хан оглядывал груду вещей.
В глаза сразу бросился ларец для свадебных даров. Он был украшен золотым узором с летучими мышами, символизирующими пожелания долголетия и процветания, и выглядел гораздо роскошнее и стариннее, чем шкатулка с цветами сливы, которую он получил.
Кроме того, там были лакированные комоды с перламутровой инкрустацией, парча, шелк, муслин, шпильки, серебряные ножички, косметика, кольца и ткани для невесты. Всё это сверкало, переливалось, заполняя двор роскошными красками.
— Вот это да! Неужели все это... подарки в дом министра?
— Говорят, молодой господин лично выбирал все эти вещи на рынке позавчера. Красивый не только лицом! И вкус у него соответствующий. Говорят, он даже отправил письмо в дом невесты.
— Да, у дворян церемонии такие сложные. Завидую. Интересно, сколько же это стоит? Когда я выходила замуж, у меня было всего одно одеяло, новый ночной горшок, два комплекта одежды и одна шпилька, — вздохнула служанка.
Отойдя от перешептывающихся служанок, Чжи Хан, сохраняя непроницаемое выражение лица, покинул людное помещение. Голова закружилась, и почва под ногами начала колебаться.
Немедленно направившись в свой флигель, Чжи Хан первым делом сорвал с головы раздражающий шнурок, которой все время болтался у виска.
Он бросил шляпу на пол. Нефритовые бусины, нанизанные на шнурок, с грохотом разлетелись в разные стороны.
"Там появились хорошие украшения, недавно привезенные из Ёнкёна, вот я и купил кое-что для вас..."
Вспомнив о шкатулке, лежавшей во внутреннем кармане его одежды, он без колебаний достал ее и отбросил в сторону.
Он сорвал подвес и вытащил ароматический мешочек с сушеными лепестками лотоса и серебряный ножичек. Рука, сжимавшая их, слегка дрожала.
Оказывается, все это были лишь второстепенные безделушки, купленные попутно, когда он выбирал настоящие подарки для своей невесты. А он, не понимая этого и не осознавая, испытывал волнение и трепет.
Чжи Хан не понимал, что с ним происходит. Он был в смятении. Из глубины его души поднималась, разрывая изнутри, ярость. Казалось, все его тело охвачено огнем. С криком, полным отчаяния, он швырнул серебряный ножичек в ширму.
Похоже, от его резкого движения ножны слегка раскрылись, и острая боль пронзила ладонь. Лезвие поцарапало ему руку. Он с трудом сдерживал ругательство, хмуря брови, как вдруг раздвижная дверь распахнулась, и вошел Со Он с встревоженным лицом.
Со Он попытался схватить и осмотреть руку Чжи Хана, но тот яростно оттолкнул его.
— Отойди, мерзкий ублюдок. Не смей больше ко мне прикасаться.
На мгновение воцарилась тишина. Со Он нахмурился и некоторое время молча наблюдал, а затем шагнул вперед.
— Для начала, я посмотрю. Рану нужно обработать.
Он снова вцепился в его запястье и резко дернул к себе. Чжи Хан вздрогнул, пытаясь вырваться, но его сил, как всегда, не хватало. Бесполезные попытки только раздражали. Это было отвратительно. Все подавленное негодование вырвалось наружу.
— Прекрати меня хватать и трогать! Мерзко.
После этих слов Со Он замолчал.
Чжи Хан шагнул вперед, вплотную к молчаливому Со Ону, и обрушил на него поток злобы.
— Возомнил себя важной персоной, потому что тебя, ничтожество, пригрели? Ты, сирота без роду и племени, как смеешь распускать руки? Я молчал, чтобы избежать скандалов, а ты, оказывается, совсем обнаглел, да? Нищий, у которого нет никого и ничего!
В глазах Со Она мелькнуло смятение, которое тут же выдало его. Чжи Хан заметил это и ощутил странное удовлетворение от того, что смог хоть как-то повлиять на другого человека. Уродливая ухмылка исказила его лицо, и он заговорил тихо, смакуя каждое слово, словно яд.
— Грязное и порочное создание притащили в дом, и всё пошло наперекосяк. Я испортился только из-за тебя. Если понял, убирайся отсюда. Не хочу тебя видеть, хочу, чтобы ты больше не маячил перед глазами. Меня тошнит от твоей рожи, понимаешь?
Со Он, с трудом сдерживая гнев, схватил Чжи Хана за руку.
— Перестаньте злиться, просто скажите, что вас расстроило.
— Вот сумасшедший. Расстроило? Меня?
Чжи Хан резко выдернул свою руку из руки Со Она и отшатнулся.
— Да, я расстроен. Предположим, я опоил тебя отваром, и ты потерял голову, возжелав меня. Предположим, ты начал притворяться заботливым, делать вид, что ценишь меня, и я тоже потерял голову. И я не знал, что все твои подарки были лишь проявлением твоей ничтожной самовлюбленности, что я...
— ...Хённим, кажется, вы слишком взвинчены.
Со Он шагнул вперед и схватил Чжи Хана за предплечье.
— Вы так переживаете из-за подарков в дом невесты? Это всего лишь формальность. Не стоит так волноваться...
Со Он тихо произнес и попытался коснуться лица Чжи Хана. Тот с криком оттолкнул его руку.
— Когда ты наконец уйдешь из этого дома? Когда ты исчезнешь из моей жизни? Надеюсь, ты не собираешься оставаться здесь и после свадьбы. Стань примаком, купи себе отдельное жилье в столице... Делай что угодно! Только не маячь у меня перед глазами.
Чжи Хана приводила в бешенство его реакция. Ярость захлестывала его, тело сотрясалось, в то время как его собеседник оставался невозмутимым, сохраняя хладнокровие и наблюдательность до самого конца.
— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, хённим. Мне невдомек, почему вы вдруг настаиваете на моем уходе. Ведь я думал, что в последнее время наши отношения стали гораздо теплее…
Рука Со Она медленно поднялась по руке Чжи Хана, касаясь мягкой кожи на внутренней стороне предплечья. Нижнее веко Чжи Хана задергалось, и он прошипел:
— Правда? Значит, ты хочешь сказать, что после свадьбы будешь каждую ночь метаться между главным домом и этим пристройкой, тем самым бросая тень позора как на свою будущую жену, так и на меня?
— Позор? Ваши слова ошибочны, хённим. На самом деле вам нравится мое тело, не так ли?
— Вы постоянно твердите, что ненавидите это, но когда я оказываюсь внутри вас, вы всегда обвиваете мою талию ногами. Вот так…
Лицо Чжи Хана побледнело. Со Он крепко сжал его руки и обвил ими свою талию, прижимая их тела друг к другу. Когда Чжи Хан попытался высвободиться, Со Он опустился на одно колено перед ним.
— Может, нам стоит поговорить в таком положении? Я не знаю, что вызвало ваш гнев, хённим, но это место всегда говорит правду.
— Что… что ты собираешься делать? Оставь меня, не надо…!
— Нет… не трогай… не прикасайся ко мне...
Возможно, в его словах была доля истины. Тело отзывалось само по себе.
Прикосновения Со Она к его коже словно вытягивали из него все силы.
Чжи Хан сгорбился, его тело начало сотрясаться. Со Он спустил брюки и провел рукой по его дрожащему бедру. Ноги готовы были подкоситься. Он наклонил голову, раздвинул края нижнего белья и прикоснулся губами к нежной в паху. Мягко скользя губами по промежности, он коснулся ртом члена, который уже начал возбуждаться.
Охваченный паникой, Чжи Хан непроизвольно сжал бёдра, крепко фиксируя голову Со Она между ними. Тихий смех и щекочущие прикосновения выбившихся прядей волос из распустившейся причёски сводили его с ума.
— Ах... пожалуйста, не надо... что ты...
Ещё не полностью возбуждённый член целиком оказался во рту Со Она. Тот слегка наклонил голову, глядя на Чжи Хана снизу вверх, и начал ласкать его, словно стремясь увеличить. Вскоре затвердевший кончик члена ощутил нежные прикосновения горла Со Она, отчего Чжи Хану захотелось заплакать.
Чем сильнее Чжи Хан сжимал бёдра, тем настойчивее Со Он углублялся. Полностью возбуждённый и покрасневший член смущающе скользил, погружаясь всё глубже в рот Со Она.
Собственный дрожащий, слабый голос вызывал у него отвращение. Силы покидали его конечности, а руки и ноги предательски тряслись. Рука Со Она пролезла под нижнее белье и принялась жать его ягодицы, затем, раздвинув половинки, средним пальцем принялась нежно водить по морщинам ануса.
— А-ах, м-м, нет... Ах, остановись, я сейчас... Ха-а...
Со Он невнятно прошептав, продолжал обхватывать его член губами. Затуманенным взором Чжи Хан упорно пытался поймать фокус на лице Со Она. Его шея и уши были горящими и алели ярче, чем когда-либо. Его дыхание также участилось от возбуждения.
Палец мягко скользнул внутрь, преодолев слабое сопротивление входа, и внутренние мышцы судорожно сжались, отчего Чжи Хан вздрогнул всем телом. В такт этому движению Со Он покачивал головой, интенсивно стимулируя головку. Сдерживаться дальше было невозможно.
В конце концов, у Чжи Хана, который был не в силах больше терпеть, затряслись бедра, и тот излился в рот Со Она. Густая жидкость заполнила его рот. Со Он продолжал сосать с давлением до самого конца, и Чжи Хану казалось, что его член сейчас отвалится. На мгновение его ноги подкосились.
Если бы Со Он не подхватил его за бедра, он бы наверняка рухнул на пол.
— Вам понравилось? — прошептал Со Он, глядя на него снизу вверх, все еще обнимая его бедра.
Со Он стащил с него штаны и усадил на сундук, стоявший в углу комнаты. Затем, собрав всю сперму во рту, он выплюнул ее на ладонь и намазал на свой собственный возбужденный член.
— А... я же сказал не делать... Разве мы не договаривались... — его голос, лишенный всякой энергии, слабо дрожал.
Со Он коротко прижался к его губам.
— Но вы же еще не удовлетворены, поэтому удовлетворю вас я. Так что ведите себя спокойно, как всегда.
— Хённим, вам не нужно ни о чем думать. Просто спокойно принимайте всё, что я делаю. Потому что это ваша роль.
Он крепко схватил тело Чжи Хана, которое слабо сопротивлялось, и прижал его к стене. Затем, чтобы ягодицы не соскользнули с сундука, он плотно встал между его расставленных ног, и как только ноги едва раздвинулись, его полностью эрегированный, твердый член вошел в него, заполняя и распирая его изнутри.
— Ха-а... Сукин сын... Я убью... Ах!
Сквозь плотную бумажную завесу окна доносились звуки суетящихся в саду слуг, занятых приготовлением вечерней трапезы, в то время как солнце неспешно опускалось к горизонту.
Глубокая ночь встретила его, когда он открыл глаза. Украшения, разбросанные в хаосе до его потери сознания, теперь были аккуратно расставлены на письменном столе. Ощутив ноющую боль в пояснице, он откинул одеяло. Под ним было свежее хлопковое белье. Стоило ему попытаться произнести ругательство, как заживающая нижняя губа вновь разошлась, кровоточа. Это была рана от того, что он слишком сильно кусал губы, когда тот безжалостно вторгался в него. Чжи Хан издал горький смешок.
На что он вообще рассчитывал? Ни на что. Он просто на короткое время опьянел от сладкой покорности и почтительности Со Она, упустив из виду истину.
Смерть матери оставила его жизнь опустошенной, омраченной постоянным холодным безразличием отца. Даже общение с куртизанками не приносило ни малейшего интереса или удовольствия. Азартные игры и праздные развлечения, которым он предавался, были лишь отчаянными попытками заглушить проклятую, невыносимую пустоту, которую ничто не могло заполнить.
Временно эту пустоту заполнял Со Он. С ним он мог забыться, не понимая, почему именно он.
Всё, что было связано с Со Оном, вызывало в нем бурю противоречивых чувств: ярость, раздражение, неловкость, жалость к себе, тревогу, отчаяние, горечь. Он совершал поступки, на которые никогда бы не пошел. Иногда он чувствовал себя невесомым, а порой энергия бурлила в нем, кровь бежала быстрее, и наступало странное спокойствие. Казалось, всепоглощающая пустота наконец отступала, а сухая бездна наполнялась влагой.
Чжи Хан не мог найти слов, чтобы описать эти запутанные чувства. Он вспомнил, как старый слепой шаман предупреждал: тронешь — ждёт неминуемая смерть. Он неосторожно коснулся чего-то острого, и теперь его настиг удар, от которого нельзя было уклониться.
...Ему хотелось отмотать время назад.
Поднявшись с места, он немного покачиваясь, подошел к инкрустированному комоду. Открыв самый нижний ящик и положив руку глубоко внутрь, он вытащил маленький денежный ларец. Под кучей монет он нашел сверток, перевязанный узлом, и развязал его.
Внутри оказался потертой старый серебряный нож и деревянная бирка с инициалами, вырезанная из павловнии.
Был человек, которого он намеревался убрать. И он нашел способ это сделать.
Но, столкнувшись с этим, он осознал, что на самом деле не желал его смерти.
Сила, сжимающая бирку, постепенно ослабела. Брови Чжи Хана, уставившегося на отполированную до блеска бирку, невольно морщились.
В тот день... За день до того, как он подал Со Ону мутную воду токкэби, он нашел этот предмет в комнате своего отца.
Имя, выгравированное на бирке, было ему хорошо известно. Хэ Ган из рода Чон — это старый друг его отца, которого несколько лет назад казнили, заставив выпить яд, по обвинению в государственной измене. Почему у его отца хранилась эта вещь?
В этой стране измена была тягчайшим преступлением, за которое расплачивались три поколения рода, даже если они были непричастны. Род Хэ Гана был истреблен, но ходили слухи, что единственный сын не был найден, и его дальнейшая судьба оставалась неизвестной.
Но что, если этот сын не погиб, а сумел спастись? Что, если он ускользнул от дворцовой стражи, приобрел фальшивую родословную, изменил свою личность и теперь спокойно живет среди людей? И что, если он доверил самое ценное: фамильный нож и генеалогическую книгу тому, кому доверял больше всего?
А если этим человеком был его собственный отец... господин Чхве?
Все детали складывались в единую картину.
Это была неоспоримая правда. Если бы он сейчас же отправился в полицию и раскрыл все, началось бы расследование, и жизнь Ким Со Она стала бы ничтожной, как искра на ветру.
Чжи Хан долго вглядывался в бирку, слабо отражавшую свет в темноте.
Возможно, Со Он не получал удовольствия от унижения Чжи Хана, и это не было его намеренным действием. Он просто по-своему дорожил им, не понимая, что это лишь усугубляет его боль и унижение. Теперь Чжи Хан стал для него существом низшего порядка, с которым можно обращаться как угодно.
И все же, почему он не мог оттолкнуть его?
В голове царил полный сумбур. В конце концов, Чжи Хан убрал бирку и нож обратно в ящик и с силой захлопнул его.