Воздаяние/Удар в спину/Кара | Новелла. Глава 18. Конец!
перевод принадлежит этому тгк каналу
перевод выполнен в развлекательных целях. его не распространять, чтобы переводчики не получили по башке
Господин Чхве сообщил в своем письме, полученном с двухдневной задержкой, что король наконец одобрил его прошение об отставке по состоянию здоровья. Господин временно покидает пост и, готовясь к переезду в Хонджу, просит немедленно вернуться в главную усадьбу и занять его место.
Обратный путь в столицу оказался непростым. Со Он, не выделив Чжи Хану отдельную лошадь, усадил его перед собой на крупного армейского скакуна. Узкое седло было неудобным, и стоило лишь немного пошевелиться, как в ответ ему в бедра и ягодицы врезался пах наездника, так что Чжи Хану приходилось сидеть прямо, терпя онемение всего тела.
По прибытии в главную усадьбу Чжи Хан заболел. Его бросало то в жар, то в холод. Почти десять дней он провел в лихорадке и забытьи, в то время как из главного приемного зала за стеной часто доносились гневные крики.
— Глупец! У тебя впереди целая жизнь, а позволяешь себе потерять расположение влиятельных лиц при дворе! Как ты собираешься достичь своих целей? Я приютил тебя из жалости, чтобы исполнить волю покойного друга, а ты вместо благодарности сеешь раздор! Старший сын не способен управлять домом, а приемный сын и вовсе такой... как мне вынести это бремя?
— Разве процветание рода и достижение высокого положения, когда под тобой десять тысяч людей, возможно только через брак? Но из-за моего упрямства брак был сорван, и я опозорил обе семьи. Однако со временем я обязательно все исправлю.
— И как именно ты собираешься это исправить?
— Я гарантирую, что в течение трех лет подготовлю Чжи Хана-хённима, и он успешно сдаст государственные экзамены.
— После смерти госпожи Шин он потерял опору, но я клянусь, что буду надежно поддерживать его и направлять, чтобы стать опорой в его будущей службе. Я уверен в том, что у меня хватит сил и решимости.
Господин Чхве испытывал сильное разочарование. Многочисленные неудачи и плохое самочувствие полностью истощили его физически и морально. Он не мог управлять своей большой семьей и с трудом справлялся с личными делами. Главной причиной его подавленности была непоколебимая решимость Со Она. Казалось, Со Он был готов отстаивать свою позицию десятилетиями, если это потребуется для достижения его целей.
Господин Чхве молча наблюдал за Со Оном: тот был молод, но умен и обладал невероятной внутренней силой. Он всегда добивался своего. Если старший сын рода Чхве был подобен хрупкому дереву, которое ветер легко ломает, то Со Он был тем, кто мог бы его срубить и использовать, например, на дрова.
Господин Чхве закрыл глаза и с горечью вздохнул.
— Я не в силах справиться с сыном Хэ Гана.
Через восемь дней, забрав с собой часть слуг, он покинул эти места и отправился в Хончжу.
С приходом лета главные и внутренние покои погрузились в тишину, оставив лишь скромный, распахнутый флигель. Примерно в это же время Со Он предпринял заботливую пересадку сливового дерева. Из тени малого приемного покоя оно было перенесено на самое солнечное место во флигеле. Чтобы помочь ему укорениться, ствол был укреплен подпоркой, а вокруг появились камни и цветы. Вскоре флигель наполнился щебетом синиц, перелетающих с ветки на ветку. Дерево, купаясь в солнечных лучах и даря прохладу, казалось, обрело новую жизнь. Его листья стали пышнее, чем прежде, словно оно радовалось своему новому дому.
Тем временем Со Он был поглощен поиском новых вещей для главной комнаты флигеля: шелковое постельное белье и подушки, письменный стол, изысканный лакированный стол, инкрустированная шкатулка, бамбуковые шторы, разнообразная посуда, ваза для цветов, и роскошная ширма с вышивкой красных слив — список был внушительным.
«Изо всех сил старается», — промелькнула мысль у Чжи Хана.
Но, разглядывая привезённые вещи, он ощутил странную неловкость. В памяти всплыли свадебные подарки, отправленные тогда в дом министра.
«Тогда он тоже бегал по рынкам и лично тщательно всё выбирал».
Он вспомнил, как Со Он тогда лично обходил рынки, тщательно выбирая каждый предмет, и как это вызвало у него приступ истерии, и как это задевало его.
Теперь, вспомнив это, Чжи Хан почувствовал укол обиды и бросил гневный взгляд на Со Она, который как раз вошёл.
— Ты, подонок, ведь всё знал, да?
В порыве гнева он метнул в Со Она подушку, расшитую сливами. Со Он, безмолвно принимая этот мягкий удар, лишь слегка нахмурился и с лёгкой усмешкой посмотрел сверху вниз.
— Хорошо хоть, что ночной горшок не полетел. С чего такая вспышка гнева с утра пораньше? Те прошлые подарки уже уничтожены, а это новые вещи, купленные для нас.
Слово "нас" смутило Чжи Хана, и он нарочито дерзко ответил:
— Мне это не нужно. Убери всё. Я отправляюсь в Хонджу, к отцу.
— Не хитрите. Я-то знаю, что это из-за нежелания учиться.
"Но даже утренний завтрак ещё не был подан..."
Побледневший Чжи Хан сглотнул, когда перед ним с глухим стуком начали падать и складываться в стопку тяжёлые книги. На мгновение его сознание помутилось.
Раньше он днём и ночью отбивался от настойчивых прикосновений Со Она, а теперь тот сменил тактику... И теперь вместо этого он заставлял уделять все свое время книгам. И хотя это было полезнее, от этого кровь стыла в жилах не меньше.
Несомненно, Со Он был куда более образован, чем казалось, и к тому же превосходно умел преподавать. Благодаря ему, литературные способности и почерк Чжи Хана стремительно росли.
Проблема заключалась в его характере. Он был хуже любого учителя и не выносил малейшего проявления расслабленности и лени. Даже удерживая его за книгами утром и вечером, он, ссылаясь на необходимость тренировать физическую силу, в свободные моменты заставлял его стрелять из лука и ездить верхом.
Это было просто безумное расписание, не оставлявшее ни единой свободной минуты.
"И неужели он позволит мне отдохнуть даже на рассвете..."
Разговор выматывал. С тяжелым вздохом Чжи Хан отвернулся, чувствуя, как силы покидают его.
— Мне нехорошо. Может, немного отдохнем до завтрака?
— До предварительных экзаменов всего 2 года! С такой ленью вы снова провалитесь.
— Да посмотри на меня! В твои годы я мог три дня и три ночи стоять на коленях и зубрить.
— Но вы никогда этого не делали.
— Многие сдают экзамены и в пятьдесят. Открывайте книгу.
Чжи Хан закрыл глаза и демонстративно растянулся на матрасе.
— Тебе еще не понять, все же ты слишком молод и глуп. Говорят, сейчас экзамены сдают не знаниями.
Чжи Хан устроился поудобнее и с раздражение пробурчал:
— Даже бестолковые зубрилы, у которых в голове опилки, умудряются сдать. А я... В пролете из-за честного, неподкупного и правильного отца...
Со Он, отвернувшись и пряча лицо, издавал тихий, непрекращающийся смешок.
— Кстати, от тех моих приятелей в последнее время ничего не слышно, — внезапно встрепенулся Чжи Хан и уселся, начав расспросы. — Ты же теперь контролируешь мои связи?
— Подробностей еще не знаю. Знаю лишь, что перед отъездом господин Чхве разослал официальное письмо.
Со Он, не меняя улыбки, спокойно добавил:
— В нем было сказано: "Если они, предаваясь развлечениям, начнут пренебрегать учебой, то их будущее окажется под угрозой, поэтому предлагаю заранее принять меры и должным образом обуздать детей."
— *Собака скорее перестанет гадить.
(*это идиома, с помощью которой можно выразить сомнение, что кто-то изменит свою природу, исправится. и он, вероятно, имеет в виду своего отца, который не изменяет себе, и все еще контролирует, не дает себя подкупать и тд)
Эта фраза заставила Со Она искренне расхохотаться.
Чжи Хану все надоело, поэтому он просто отвернулся и лег.
Вечернее небо над столицей окрасилось в багровые тона, и воздух наполнился дымом от готовящихся ужинов. В сгущающихся сумерках зажигались светильники, и в скромных жилищах простолюдинов загорался тусклый свет.
Чжи Хан вернулся домой, проведя весь день на горном склоне, упражняясь в стрельбе из лука с Со Оном. Приняв ванну и сменив одежду на домашнюю, он вышел во двор. В этот момент Маки, бесшумно подойдя, тихо прошептал:
— Молодой господин, вы в последнее время выглядите превосходно. Впервые с тех пор, как ушла ваша мать, на вашем лице появился здоровый румянец.
Слова Маки попали в точку. Чжи Хан и сам это ощущал. Впервые после утраты матери он проводил дни, чувствуя удовлетворение от достигнутого. Его сон стал крепче, аппетит улучшился, а мысли прояснились. На душе стало спокойнее, чем когда он бесцельно жил, охваченный тревогой.
За исключением времени, посвященного учебе, Со Он проявлял удивительную нежность. Даже интимные моменты стали более продолжительными, с долгими прелюдиями, и казалось, он прилагал все усилия, чтобы быть чутким к Чжи Хану и действовать мягко.
Конечно, иногда Чжи Хана все еще охватывало беспокойство. Но Со Он, словно читая его мысли по выражению лица, часто шептал:
«Хённим, вы слишком много думаете. От этого и все беды».
«Все лишнее и бессмысленное, что вас окружает и мешает вам, я уберу».
«Не оглядывайтесь назад. Думайте только о том, как мы будем жить достойно. Благополучно. Мы, конечно, будем делать то, что делают все, но мы создадим свое окружение, опираясь на то, в чем мы превосходим других.»
«Тогда никто не сможет нам навредить».
Эти слова, звучавшие в его ушах, как успокаивающий звон, гасили волнения в его душе, и даже желание беспокоиться пропадало.
Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии посторонних ушей, Маки понизил голос и произнес:
— С отъездом господина из столица, многие из ваших бывших приятелей растратили свое состояние, были отвергнуты семьями или потеряли благосклонность при дворе, став изгоями. По слухам, все они оказались в беде из-за прошлых проступков. Будто бы эти несчастья произошли одновременно, словно по чьему-то плану...
— Ужасно. Говорят, сын того влиятельного чиновника, причастного к распространению "мутной воды токкэби", был разоблачен, и даже сам император узнал об этом. В результате чиновника сняли с должности, а его сына отправили в ссылку на далекий остров...
Чжи Хан поморщился и резко оборвал его. Маки дерзко взглянул ему прямо в глаза.
— Именно он разорвал все ваши связи, молодой господин Чжи Хан... Разве вы тогда не были полны гнева...
— Достаточно. Если столичные прожигатели жизни исчезли, то это к лучшему.
— Должно быть, это все хитрость того человека, чтобы держать вас, молодого господина, взаперти, отрезать от всего мира? И вы говорите, что вас это не волнует?
Маки надулся и проворчал, явно обиженный тем, что его отругали за слова, сказанные из добрых побуждений. Чжи Хан смягчился.
— В любом случае, от связей с ними больше вреда, чем пользы. Больше никогда не упоминай этих людей, не хочу слышать о них.
Больше всего он хотел, чтобы такие опасные разговоры не велись в пределах флигеля. Вдруг Со Он подслушает, и тогда он немедленно примется за ноги Маки, которыми в прошлый раз пригрозил.
— Понял. Вам, наверное, хочется пить. Я принесу холодной воды со сливой.
Маки поник и медленно повернулся. Вдруг Чжи Хан окликнул его:
— Маки. Хочешь, я дам тебе свободу?
Глаза Маки расширились от удивления.
— Это лучше, чем всю жизнь быть слугой. Ты трудолюбив, и если дать тебе даже клочок земли, ты будешь хорошо есть и хорошо жить всю жизнь.
— Но… это так неожиданно… Вы серьезно? Это действительно возможно?
Мать Маки, прислуга из флигеля, покинула поместье, последовав за господином Чхве в Хонджу. У Маки не было семьи, ни жены, ни детей, поэтому его ничего не держало. После переезда штат прислуги значительно сократился. Теперь там оставались только повар, няня, трое рабочих для двора и Маки.
— Да, это правда. Теперь ты свободен от службы господам, хватит тебе. Теперь можешь жить, как пожелаешь.
Маки, не решавшийся принять эту неожиданную удачу, смотрел на Чжи Хана.
— Я беспокоюсь о том, что оставляю вас, молодой господин, одного в этом доме. Этот человек действительно опасен. Кто знает, когда он снова нападет? Вы действительно будете в порядке?
Чжи Хан замер и его взгляд упал на пересаженное во флигель сливовое дерево. Оно снова обильно плодоносило, ветви прогибались под тяжестью спелых плодов. Каждый раз, видя, как дерево прижилось и процветает после пересадки, Чжи Хан испытывал странное чувство.
"Неужели это просто сорняк, который может укорениться где угодно и расти так буйно?" — размышлял он.
Подойдя к дереву, он коснулся его ствола и тихо произнес, словно обращаясь к самому себе:
— Говорят, существует поверье, что со временем "дерево" превращается в "металл". Если жестокие удары топора из металла — это лишь способ раскрыть пользу хрупкого дерева и придать ему форму... То, если я буду смотреть на это так и жить...
Он замолчал, но мысль была ясна:
— ...Тогда, пожалуй, удары этого топора перестанут пугать.
Глубокая ночь окутала окрестности. В просторном помещении пристройки тускло освещали несколько горящих ламп.
Воздух был пропитан тонким запахом туши, смешанным с цветочными оттенками аромамасла. На столе царил беспорядок: драгоценная хрустальная тушечница, письменные принадлежности, множество книг по истории и литературе громоздились повсюду, образуя невысокие стопки. Также были разбросаны тренировочные задания экзаменационных вопросы, с явными пометками "не сдано".
Посреди этого творческого хаоса, в центре комнаты, Со Он стоял на коленях, совершенно обнаженный. Наклонившись, он стал растирать тушь на чернильном камне. Его указательный и большой пальцы были испачканы от чернил.
Опустив взгляд на мягко растираемую тушь, он произнес тихим голосом:
— В этот раз займемся темой девятнадцатого раздела.
— Обобщи исторические примеры и цитаты, касающиеся «поворота ветра и поднятия риса». После обобщения изложи в стихотворной форме.
Кончики пальцев Чжи Хана, сжимавшие помятый лист тонкой бумаги, также были черны. В его руке была кисть из желтого ворса, покрытая засохшими брызгами туши.
Чжи Хан тоже был полностью обнажен, без единой нитки на теле. Он сидел, плотно прижавшись ягодицами к Со Ону, который стоял на коленях, широко расставив ноги. Его член, толстый и полный, был полностью поглощен отверстием.
Кожа на его ягодицах горела, а член, то и дело подрагивал и сочился липкой жидкостью, касаясь пола.
Чжи Хан стиснул зубы, невольно сжимая мышцы, удерживая внутри себя Со Она. В мерцающем свете лампы лицо Со Она, смотрящего на него, казалось задумчивым. Со Он отложил кисть и обхватил его талию.
Чжи Хан вздрогнул и застонал. Движение внутри него было резким и глубоким. Он чувствовал, как Со Он намеренно избегает тех точек, которые доставляли ему наибольшее удовольствие.
Этот беззвучный крик застрял у него в горле. Он отчаянно сдерживался, и Чжи Хан потерял счет времени. Волна за волной желания накатывала на него, но разрядки не было.
Чжи Хан попытался отстраниться вперед, отрицательно качая головой, но крепкая хватка, сжавшая его бедра, не позволила ему сдвинуться с места.
— Хённим, это та самая книга, которую вы изучали семь дней назад. Неужели вы уже забыли?
Пальцы Со Она медленно скользили вдоль позвоночника Чжи Хана, заставив того выгнуть спину и издать хриплый звук.
Мышцы живота напряглись, плечи ссутулились. Со Он вздохнул и начал ритмичные движения бедрами, проникая глубже, которые сопровождали влажные звуки. Перед глазами Чжи Хана замелькали искры.
— Сукин сын, наверное, уже стерся. Хватит его так называть, и вместо этого лучше займитесь обобщением.
Со Он произнес это совершенно обыденным тоном. Было неясно, сколько раз они уже проходили через это. Если Чжи Хан не проявлял инициативы, то Со Он сам начинал движения. Но стоило Чжи Хану попытаться двигаться, как Со Он слегка отстранялся, а когда тот замирал, Со Он умело избегал чувствительных зон, лишь дразня.
Он наклонился и прошептал ему на ухо:
— Вспомните исторические примеры из прочитанных вами книг, уловите контекст. Подумайте, с какой целью я задал этот вопрос. А затем... обобщите.
Пока Со Он говорил, Чжи Хан чувствовал, как легкая пульсация от его члена отзывается внутри него, вызывая острое возбуждение. Его сводили с ума эти ощущения, и тихий голос Со Она продолжал:
— Вспомните. Вы сможете. Как только вы напишете правильный ответ, я буду вашим всю ночь. Я буду ласкать только те места, которые вы любишь. Я буду трахать вас до тех пор, пока семя не переполнит вас, пока все ваше тело не будет гореть от наслаждения.
Чжи Хан уже знал, какое удовольствие ему приносит член Со Она, и это осознание лишь усиливало его желание. Но чем сильнее он пытался вспомнить, тем больше ускользали от него нужные мысли.
Чжи Хан напряг бедра, и его тело подалось навстречу Со Ону. Он отчаянно сжимал его член внутри себя, стремясь к еще большему контакту. Смазка и семя, смешавшись, вытекали наружу.
Со Он, который до этого лишь наблюдал за происходящим, внезапно крепко обхватил Чжи Хана за талию. Преодолев внутреннее напряжение, он резко вытащил свой член
И тогда в его затуманенном сознании что-то начало проясняться.
Чжи Хан сжал дрожащие руки в кулаки и уткнулся в них лбом.
— Хык... Книга "Шу Цзин"... Раздел о короле...
— Чжоу-гун... скончался... хып... начались засуха и неурожай... и тогда царь Чэн-ван осознал свою ошибку...
— Совершенно верно. Тогда Небо изменило направление ветра, и посевы начали расти. Вы справились. Теперь уловите суть задания и стихотворной формы, и изложите это как можно короче.
Чжи Хан, с дрожащими руками, приподнялся и принял положение ничком. Затем на смятом черновике он с трудом выводил иероглиф за иероглифом.
Его обычно аккуратный почерк, искаженный сильной дрожью, был далек от совершенства, но, казалось, это был первый раз, когда он смог дать правильный ответ с начала подготовки к экзаменам. Со Он, наблюдавший сзади, не стал дожидаться окончания конспекта. Он обнял его за талию и поцеловал в щеку.
Затем он перевернул обмякшее тело Чжи Хана.
— Если вы так умны, то за следующий экзамен можно не беспокоиться. А теперь награда.
Уложив Чжи Хана на спину и прижав его колени к груди, он глубоко проник своим членом в податливое, мягкое отверстие.
Голова Чжи Хана запрокинулась назад, шея напряглась, проступили вены. Со Он вытащил член до того момента, когда головка коснулась входа, а затем одним резким движением, с силой, вошел обратно.
Со Он медленно вытащил свой член и горячие внутренние стенки, пытаясь удержать его, сжались. На этот раз он вытащил его полностью, до самой головки. Пока Чжи Хан был в напряжении, он с силой вогнал головку в красное отверстие.
Низ живота Чжи Хана бесконтрольно затрясся. Со Он положил ладонь на его низ живота и слегка надавил. Внутренние стенки сомкнулись, сжимая твердый член. Со Он, переводя дыхание, наклонился ближе к его лицу.
— Мне тоже было трудно сдерживаться все это время. Не хотите ли и меня наградить?
Губы Со Она коснулись его виска. Чжи Хан повернул голову и в поисках губами встретился с его устами. Со Он с радостью встретил его поцелуй, в то время как его член, раздвигая влажные внутренности, проник глубоко в прямую кишку.
Глаза Чжи Хана закатились, когда он с хрипом принял его.
— Знаете... вы ни разу до сих пор не назвали меня по имени.
Он взял его за подбородок, заставляя смотреть прямо в глаза. Ниже он тоже плотно прижимал его к себе.
— Скажите. Скажите, что я вам нравлюсь.
— Нра... нра... Со Он~а... Нравишься. Со Он~а.
Взгляд Со Она потеплел и он крепко схватил Чжи Хана за таз.
Он яростно вгонял в него свой член, так, что все его тело сотрясалось, и были слышны хлюпающие звуки. Из места их соединения и члена Чжи Хана разбрызгивалась мутная жидкость.
— Хённим, вы тоже мне нравитесь.
Он вновь притянул к себе тело Чжи Хана, трясущееся от яростных толчков, и вогнал разъяренный член до самого основания.
Услышав эти слова, Чжи Хан не мог думать ни о чем. Забыты были и гордость, и моральные принципы. Остались лишь звуки: ритмичные удары, влажные шлепки, скрип ширмы, переплетающийся со стонами, и сладкие признания, которые звучали в ушах. Эта ночь, созданная Со Оном, была невыразимо желанна и казалась бесконечной.