Воздаяние/Удар в спину/Кара | Новелла. Глава 5.
перевод принадлежит этому тгк каналу
перевод выполнен в развлекательных целях. его не распространять, чтобы переводчики не получили по башке
Когда-то он обитал в трущобах на окраине столицы, прося милостыню, чтобы выжить. В периоды, когда даже этого не удавалось, он проникал в дома простых людей, воровал и питался холодной похлебкой, что часто приводило к болезням и страданиям. В самые голодные дни ему оставалось лишь терпеть голод. В моменты отчаяния, когда он чувствовал, что смерть близка, он обшаривал рынок в поисках объедков.
Однажды, бродя по этому аду, он оказался на пристани, откуда собирались отплывать в Кванъян. Там он встретил господина Чхве, благодаря которому попал в Юдэ, где проживали знатные вельможи столицы. Это был огромный дом с девяноста девятью комнатами, первый в Юдэ. Обширный сад, полный цветов, напомнил ему о дворцовом саде, о котором он слышал от отца.
Он не испытывал ни восторга, ни особого трепета. Это был всего лишь временный приют, поэтому он не питал иллюзий и не восхищался. Он просто рассчитывал извлечь выгоду из жизни в богатом доме знатной семьи, сохраняя при этом вежливую улыбку и детское поведение.
— Чжи Хан, это несчастный ребенок, позаботься о нем.
— Хорошо, отец. Не волнуйтесь.
Склонившись и опираясь на колени, старший сын семьи оказался на уровне глаз Со Она. В сердце Со Она, которого даже великолепный дом знати не смог впечатлить, возникло необъяснимое смущение.
Вот что значит убийственно привлекательная красота, о которой он только слышал. Глаза его были мягкими, словно окутанными дремотой, а зрачки влажными. Черты лица, белые и изящные, как лепестки лилии, нежные брови, губы розовые, как цветы азалии, и одежда, источающая чистоту и аромат…
Когда уголки его томных глаз слегка приподнимались в улыбке, Со Он на мгновение терял ясность мысли.
— Какой же ты красивый мальчик. Чувствуй себя здесь как дома и живи спокойно.
Впервые Со Он отвел взгляд первым. И впервые после их встречи, когда тот не смотрел, он украдкой бросал взгляд на его лицо.
В тот день господин Чхве распорядился, чтобы Со Ону выделили роскошные покои, обычно предназначавшиеся для высокопоставленных гостей. Это был просторный флигель за главными покоями, с огромным залом, тремя большими комнатами и прудом с лотосами в саду.
Слуга, получив приказ, проводил Со Она в эти покои и окружил его заботой. Он тщательно натопил комнату, подал обильный ужин с изысканными блюдами и приставил молодого слугу для прислуживания до самого вечера.
Однако, когда слуга вернулся во внутренний двор флигеля поздней ночью, его жестоко наказали, свернув в циновку. Маленький Со Он, спрятавшись за балкой, стал свидетелем этой ужасной сцены.
Чжи Хан, рассматривая свои идеально ухоженные ногти, медленно произнес:
— Ты действительно не знал этого парня?
— П-пожалуйста, пощадите, молодой господин. Я ничего не знал, — ответил слуга.
— Если слуга, работающий в доме, не в курсе такого важного дела, значит, он не способен выполнять свои обязанности и заслуживает жестокого наказания. А если он знал, но делал вид, что не знает, это значит, что он пренебрегает мной, старшим внуком рода Чхве, и тоже должен быть наказан. Так что, какой из этих вариантов верен?
Смена времен года происходила медленно. Старый слуга, который долго терпел выходки Чжи Хана, был изгнан в тот год, когда Со Ону исполнилось тринадцать, под предлогом того, что из его штанов выпала золотая безделушка.
Все понимали, что это было подстроено Чжи Ханом, но делали вид, что не замечают. Казалось, была достигнута некая договоренность: не притеснять Со Она перед господином Чхве, а просто устранять людей вокруг него.
Чжи Хан опасался Со Она и одновременно стремился полностью его изолировать. С годами это становилось все более очевидным.
Если у Со Она появлялся слуга, его тут же очерняли и изгоняли. Этот человек старался отдалить от Со Она его друзей из школы, а также срывал все его попытки найти подходящую партию для брака.
При встречах этот человек демонстративно игнорировал Со Она, ведя себя так, будто тот не достоин его внимания. Это было даже хуже, чем открытая вражда. Он был воплощением двуличия: за спиной плел интриги, а на людях держался высокомерно, с поднятым подбородком. Со Он испытывал к нему глубокую ненависть.
И в то же время был им одержим.
Эта одержимость переросла в садистское желание: Со Он хотел уничтожить этого человека, растоптать его, превратить его жизнь в хаос.
Ему было мало просто причинить физическую боль, унизить его. Со Он жаждал не просто подчинения, а полного господства. С каждым годом его все больше тянуло к мысли о том, чтобы полностью подчинить этого человека себе.
Он не остановился на одних лишь размышлениях, а немедленно приступил к делу. Когда тот в третий раз потерпел неудачу на государственных экзаменах, он не постеснялся от души посмеяться ему в лицо. После кончины госпожи Шин, воспользовавшись его растерянностью, добился благосклонности господина Чхве. Несмотря на то, что он был осведомлен о давнем обещании женитьбы на дочери министра, он намеренно начал с ней общение под предлогом случайной встречи.
Богатство и высокий статус семьи Чхве, положение дочери министра, реальное влияние при дворе, и даже заветная мечта каждого дворянина — получение официального ранга и атрибутов власти…
На самом деле, все эти блага не вызывали у Со Она никакого интереса. Однако, если бы они принадлежали Чжи Хану, ситуация кардинально менялась. Все, что принадлежало Чжи Хану, он был готов заполучить.
Чтобы ты больше не мог меня игнорировать и презирать.
Чтобы ты не мог вести себя высокомерно по отношению ко мне.
Чтобы ты наконец осознал мое истинное положение.
— Возможно, по-настоящему сломанным и безумным всё это время был я.
На тыльной стороне его поднятой руки все еще был заметен след от ожога, который когда-то оставил Чжи Хан. Внимательно разглядев его, он едва заметно улыбнулся.
— Значит, вчера вечером ты подсунул мне не успокаивающий отвар, а ту самую «мутную воду токкэби», которая тайно распространяется по столице? — так же спокойно спросил он.
Маки, вызванный сразу после завтрака с семьей министра, ссутулился и опустил голову.
— Да. Прошу прощения, молодой господин...
Маки подробно изложил всю схему: как он получил указания от слепого шамана, где достал отвар и как подмешал его Со Ону.
— Значит, это была хитрость Чжи Хана-хённима, — понял он.
Маки, опустив взгляд, лишь повторял извинения.
— Вот как ты хотел меня погубить? Настолько?
Его рука, до этого барабанившая по столу, замерла. Настроение было скверным, но смех все равно прорывался. Чжи Хан, как всегда, вызывал у Со Она бурю противоречивых эмоций.
"Раз уж взялся за дело, доведи его до конца", — подумал Со Он. Получалось, что Чжи Хан сам себя загнал в ловушку и теперь отчаянно пытался выбраться.
Уголки губ Со Она, подпиравшего щеку, дрогнули.
Маки, смущенно краснея, запинаясь, спросил:
— А молодой господин Чжи Хан... Он все еще... Во флигеле?
Действительно, неужели он там?
Вряд ли в таком состоянии, каким он был утром, он смог бы пройти через главные покои и вернуться к себе.
Со Он, все еще опираясь подбородком на руку, медленно водил пальцем по столу. В памяти всплыло ощущение влажной полости, которая так умело взяла его, и последовательно, от начала до конца, проглатывала его. Несмотря на одурманенный разум, воспоминания о прошлой ночи остались кристально чистыми.
— Я тебе отсосу. Будь умничкой.
Да, он неплохо поработал. Он знал, как заставить покраснеть каждую часть тела: уголки глаз, кончик носа, плечи, кончики пальцев, ступни, колени, лодыжки — все они алели. Его крепкое, сложенное тело идеально подходило для объятий Со Она, и часто его охватывали волны удовольствия. Его ноги легко и плавно расходились, и каждая поза была полна грации.
Несмотря на это, он постоянно пытался отстраниться. Если бы он не помнил, это было бы так несправедливо.
— Прикажи накрыть обеденный стол, чтобы господин Чхве ничего не заподозрил и не узнал.
Со Он, с непривычно порозовевшими щеками, лениво улыбнулся.
Чжи Хан все еще был в флигеле. Когда Со Он раздвинул бумажную перегородку и вошел, Чжи Хан вздрогнул, подняв голову, словно испуганное животное. Его тонкие волосы спадали на плечи. Оба на мгновение замерли, встретившись взглядами.
На Чжи Хане был халат Со Она. Его собственную одежду Со Он порвал прошлой ночью. Похоже, даже в таком состоянии Чжи Хан не желал носить обрывки и самовольно взял чужую вещь. Было забавно наблюдать, как он неуклюже пытается застегнуть слишком большую одежду, спадающую с него, и с опаской смотрит по сторонам.
— Достаточно прикрыть только верх, верно? — спросил Со Он, слегка наклонив голову.
Между бедер Чжи Хана, сидевшего в позе со скрещенными ногами, виднелись его розовые яички и член. Когда взгляд Со Она опустился вниз, Чжи Хан наконец разъединил ноги, поднял колени и плотно сжал их.
Его бледное лицо покрывал холодный пот и страх. Он начал отползать назад, отодвигая ягодицы, пока спиной не ударился о ширму. Из-за того, что он сидел, подтянув колени, семя внутри него вытекло и образовало лужу на одеяле.
В тот момент Со Он ощутил, как по его телу пробежала волна возбуждения, щекочущая и пронизывающая.
— Как ты смеешь смотреть, ничтожный сирота? — раздался хриплый голос, полный брани. Было очевидно, что он пытается казаться сильным, скрывая свою уязвимость. Со Он находил это забавным: тот, словно новобрачный, пытался прикрыться одеялом.
Со Он, подавив поток мыслей, выбрал самый нейтральный вопрос:
— Вы собираетесь выйти в таком виде?
— А если не выйду? — последовал ответ.
— Вы, кажется, не особо осознаете, как выглядите… — Со Он наклонил голову, с искренним интересом наблюдая. — Выглядите ужасно. Что случилось прошлой ночью?
Спросил он, притворяясь, что не помнит. Лицо собеседника, до этого непроницаемое, дрогнуло, выражая смесь гнева и обиды.
Оглядевшись, Со Он поднял осколок зеркала и положил его на тумбочку.
— Слуги сейчас наводят порядок. Если вы выйдете, то поползут слухи. Ваше появление из флигеля будет выглядеть крайне странно.
— Почему ты улыбаешься с самого начала?
Со Он понял, что его губы сами собой растягиваются в улыбке при виде Чжи Хана. Разве не весело, что он строит такое недовольное лицо, когда их взгляды встречаются?
Он прижал кончиками пальцев уголки рта и с небольшой улыбкой бодро сказал:
— Я принесу вам еду и воду для умывания. Подождите немного.
Едва Со Он вышел из комнаты, Чжи Хан ударил кулаком по одеялу.
Внутри всё рухнуло. Нельзя так. Оказаться в таком жалком положении перед этим человеком...
С отвращением отстранившись, он оглядел испачканную простыню и сел. Неужели он не помнит? Или делает вид, что не помнит? В любом случае, это было отвратительно. Желание убить охватило его. Он снова ударил кулаком по подушке, но резкая боль внизу живота заставила его замереть.
В воздухе витал едва уловимый запах отвара. Силы покидали его, и единственное, чего он хотел — это лечь. Чжи Хан осторожно прилёг, уставившись в потолок.
Он раздражённо тряхнул головой и плотно зажмурился. Нет, и правда быть не может. Что это за отвар такой? Даже если его тело отреагировало не так, как ожидалось, он не мог забыть всё, что произошло прошлой ночью.
Сделаем вид, что ничего не произошло. Тогда всё вернётся на свои места. Со временем и тело заживет.
Больше всего он жаждал уйти. Лучше уж самому себя убить, чем позволить слугам или отцу увидеть его в таком состоянии. Он хотел как можно скорее покинуть это место, вернуться в свою комнату и провалиться в глубокий сон. Настолько ужасно он себя чувствовал.
С огромным усилием он приподнялся, опираясь на руки. Превозмогая боль, он попытался подползти к полированному шкафу, чтобы достать одежду. Но резкая боль внизу живота не позволяла ему даже встать. Открыв ящик, он попытался найти подходящие штаны. Однако вся одежда была сшита на заказ, и штанины оказались непомерно длинными.
Не переставая ругаться, он, сидя на полу, с трудом пытался натянуть штаны. Ему удалось просунуть ноги в штанины и подтянуть их до бедер. В тот момент, когда он, дрожа от напряжения, попытался встать на колени, острая боль пронзила поясницу, и он рухнул вперед.
Слезы выступили на глазах. Боль была невыносимой.
Впервые в жизни он испытывал такое мучение. Даже падение с лошади два года назад, когда он был пьян, не причинило ему столько страданий. Сгорбившись от боли и бессмысленно ругаясь, он услышал шум снаружи. Вспомнив, что слуги должны убираться во дворе, он запаниковал и быстро натянул на себя одеяло.
Голоса снаружи стали громче. В этот момент в воздух ворвался насыщенный аромат, напоминающий запах острого супа с морепродуктами.
Несмотря на своё состояние, он почувствовал голод, что его самого немало удивило. Боль есть боль, а голод — это голод. Он вдруг осознал, что не ел ничего со вчерашнего дня.
Вскоре дверь отворилась, и в комнату вошёл слуга, неся обеденный столик.
Однако радость Чжи Хана была мимолётной. Увидев, кто несёт еду, он мгновенно потерял аппетит. Чжи Хан молча испепелял взглядом Со Она, который безмолвно поставил столик.
— Почему именно ты принёс еду? — наконец спросил он.
— Учитывая ваше состояние... что еще оставалось делать.
— ... — Чжи Хан не нашёл, что ответить.
Его манера говорить выводила из себя. Тот самый человек, который вчера не мог связать и двух слов, теперь отвечал ему с подчеркнутой учтивостью. И это вызывало злость.
Чжи Хан, с трудом отрывая взгляд от соблазнительно накрытого стола, выдавил из себя совсем не то, что хотел:
— Если еда готова, позови Маки.
— Вы не уйдете, пока не поедите.
— Раз я ухаживаю за больным, разве я не его опекун?
— Что ты сказал? Щенок, у которого еще молоко на губах не обсохло?
Он коротко усмехнулся. Еще недавно этот человек боялся поднять на него глаза, а теперь смело перечил ему, вызывающе глядя в упор.
— Если не хотите, можете оставаться в моей комнате несколько дней.
От абсурдности ситуации у него невольно отвисла челюсть. Неужели он действительно хочет потягаться с ним силой?
— Не наглей. Думаешь, раз тебе разок повезло меня подчинить, наши положения поменялись...?
Со Он, хихикая, продолжал задавать вопросы.
Эти слова уже готовы были сорваться с языка, но он вовремя их проглотил. Он же раздавил в лепёшку, грубо входил и трахал до самого рассвета... Он не знал, притворяется ли Со Он, что не понимает, или действительно не понимает, что произошло между ними. Поэтому он решил пока промолчать.
Со Он, казалось, не замечал его смятения. Он снял шляпу, скинул верхнюю одежду и, усевшись за столик, погрузился в чтение. Чжи Хан был ошеломлен.
— Ты что делаешь? — спросил он.
— Учусь, конечно. Скоро вступлю в должность, нужно подготовиться, — ответил Со Он, даже не взглянув на него. — Я буду заниматься своими делами, а вы, хённим, спокойно поешьте.
— Спокойно? — Чжи Хан едва сдержал вздох. Он сжал виски, пытаясь унять пульсирующую боль.
В комнате воцарилась тишина, прерываемая лишь тихими ругательствами Чжи Хана и шелестом переворачиваемых страниц.
Ким Нан, вторая дочь министра, его жена, с которой он был помолвлен с пятнадцати лет. Их брак был лишь сделкой, заключенной ради выгоды семей. Чжи Хана забавляло, что женщина, которую он считал своей будущей женой, теперь собиралась выйти замуж за его названного брата.
— Да. Она приехала с министром, — ответил Со Он.
— Ты собираешься держать невесту отдельно и продолжать жить своей жизнью? До меня дошли слухи, что госпожа Нани, увидев тебя, приходит в такой восторг, что не может усидеть на месте. Разве ты не должен уделять ей внимание, помогать ей, быть рядом?
— Мы уже позавтракали вместе, пили чай со сладостями. Сейчас, думаю, она отдыхает в гостевом доме. Мы также договорились о прогулке завтра в полдень… Полагаю, на сегодня я выполнил свою норму.
Чжи Хан злобно взглянул и перешел к сути:
— Значит, ты до обеда собираешься сидеть здесь, взаперти, и только читать?
Он чувствовал себя пленником во флигеле, не имея возможности что-либо предпринять.
Его просьба позвать Маки не возымела действия, и Со Он не собирался покидать комнату. Но и унизительно есть рядом с ним, его гордость не позволяла. А выйти из комнаты одному, уверенно шагая, с телом, слабым, как лист бумаги, было невозможно. И так плохо, и эдак — раздражало.
Со Он же, словно не замечая этого, продолжал читать, не отрывая глаз от книги.
В комнату, залитую послеобеденным солнцем, лениво проникали лучи, пробивающиеся сквозь щель в окне. Чжи Хан, чьи глаза блуждали по комнате, словно в поисках чего-то, остановил взгляд на обеденном столе в углу.
Разве это могло быть иначе? Кулинарные таланты служанки были известны даже в столице. Её часто приглашали готовить на праздники, предлагая щедрую оплату.
"Но всё это знакомый вкус...".
Чжи Хан прикрыл глаза, чувствуя сухость во рту. Он голодал, его пытали всю ночь, и он почти не сомкнул глаз. Со Он, вероятно, тоже не спал, но его спина, неподвижно сидящая в идеальной позе и погруженная в чтение, казалась пугающей.
"Неужели этот парень вообще не спит?"
Желание поспать взяло верх над голодом. Веки, уставшие от бессонницы, начали тяжелеть. Чжи Хан, отчаянно моргая, чтобы не уснуть, в конце концов сдался и провалился в сон.
Первое, что он увидел, когда открыл глаза, был потолок комнаты Со Она.
Судя по свету, пробивавшемуся сквозь оконную бумагу, наступал рассвет.
Чжи Хан резко встал, как будто от кошмара. Весь его тело наполнило знакомое ощущение боли, но, казалось, стало немного легче, чем перед сном. Однако, как только он попытался напрячь ягодицы, внутри всё снова болезненно заныло и закололо. Похоже, ему придётся мучиться целую неделю, чтобы это зажило.
От боли на лбу выступил холодный пот. Он вытер его рукавом и на ощупь проверил, что находится рядом. Внезапно он ощутил кожу незнакомого человека и вздрогнул от неожиданности.
Это была рука Со Она. Чжи Хан сбросил её, как будто отталкивая что-то неприятное.
«Чёртов ублюдок. Неужели он всё это время…»
Со Он, похоже, крепко спал и не проснулся даже от движений Чжи Хана. Даже во сне его головная повязка и пучок были уложены идеально. Под опущенными ресницами виднелись тёмные тени. Услышав ровное дыхание, доносящееся из слегка приоткрытых губ, Чжи Хан понял, что, похоже, не только он страдал от недосыпа.
Оставалось ещё два часа до пробуждения прислуги, и дом должен был быть пуст. Это был идеальный момент, чтобы незаметно вернуться в свои покои. Чжи Хан попытался встать, но ноги не слушались, и он снова оседал.
Вид безмятежно спящего Со Она, в то время как сам он был немощен, вызывал в нём желание убить.
Внезапно его пустой желудок болезненно заурчал, сжимаясь. Чжи Хан схватился за живот и огляделся. На обеденном столе, принесённом Со Оном накануне, всё ещё стояла еда. Пропустив четыре приёма пищи, он ощутил нестерпимый голод. Желудок продолжал урчать, а во рту скопилась слюна.
Он был не просто голоден, а мучительно голоден. Если так продолжится, шум в животе может разбудить Со Она, и тогда его попытка уйти незамеченным провалится.
"Вот же ж, я так легко поддаюсь голоду", — подумал он.
Если задуматься, за все двадцать восемь лет своей жизни он ни разу не испытывал голода. Он мог с уверенностью утверждать, что никогда не чувствовал себя таким голодным. В данный момент он, казалось, был готов с жадностью поглотить даже простой рис с овощами, к которому обычно не прикасался.
Чтобы голод парализовал его разум, понадобилось всего мгновение. Терпение Чжи Хана иссякло, и он начал ползти на коленях и ладонях. Подавляя любые звуки, он медленно выбрался из-под одеяла и направился к столику.
Он сначала убедился, что Со Он крепко спит. Тот, как правило, спал тихо и почти не дышал, что вызывало беспокойство, но, похоже, он не притворялся.
Чжи Хан сглотнул слюну и наконец взглянул на столик. В этот момент изящный обеденный стол знатной семьи мог бы соперничать даже с королевскими угощениями. Разноцветные овощные гарниры, тушёные говяжьи рёбрышки, супы и закуски, разнообразные рыбные угощения — всё было безупречно и аккуратно расставлено.
Соблазнительный аромат наполнил его нос, и он снова сглотнул слюну.
Стараясь не шуметь, он поднёс ложку ко рту, зачерпнув полную порцию белого риса. Слюнки потекли, и даже челюсть заныла от предвкушения.
Он уже было потянулся к кимчи, но опасаясь громкого хруста, передумал. Вместо этого он выбрал мягкие тушёные ребрышки, положил их на рис и с трудом отделил мясо от кости. Когда нежное, жирное мясо оказалось во рту, и он начал тщательно его пережёвывать…
Чжи Хан замер с ложкой, занесённой над тарелкой с супом.
Когда он проснулся? Или, может, он и не спал вовсе? Медленно обернувшись, он увидел Со она, который, лёжа на боку и подперев подбородок рукой, наблюдал за ним, словно за представлением.
— Я никогда не видел сирот войны…
Уши Чжи Хана покраснели. Рука с ложкой медленно опустилась.
Только сейчас он осознал свой внешний вид. На нём был наспех накинутый халат Со Она, застёгнутый кое-как, так что полы расходились. Штаны Со Она, которые ему явно велики, болтались на нём. Волосы были растрёпаны, а пучок сполз и свисал где-то на спине. И вот в таком виде его застали за тайной трапезой. Стыд охватил его.
— Кажется, не вам, с рисинками на одежде, говорить такие слова.
Чжи Хан в ярости запустил ложкой. Та задела щеку Со Она и со звоном врезалась в ширму. Со Он, до этого наблюдавший за ним искоса, вдруг расплылся в довольной улыбке.
— Хённим, позвольте мне вас покормить.
— Вы так жалко ковыряетесь в тарелке один, словно сил нет даже ложку держать. Раз уж мы теперь братья, позвольте младшему позаботиться о вас, хённим.
— Какие мы к черту братья, псих! Ты — сирота без дома!
Со Он, не говоря ни слова, поднялся. Чжи Хан, сидя, смотрел на возвышающегося над ним Со Она и почувствовал, как слабеют ноги. На всякий случай он ухватился за край стола, готовый в любой момент его перевернуть. Но Со Он обошел его сзади, просунул руки под мышки и крепко сдавил грудь. У Чжи Хана перехватило дыхание.
— Говорят, так обычно дают яд государственным преступникам? По крайней мере, это лучше, чем тайком подмешивать его, выдавая за отвар.
Рука, протянутая из-за спины, поднесла к его губам тарелку с супом. Когда он попытался схватить запястье, суп выплеснулся, забрызгав полы его халата.
— Зачем... зачем ты это делаешь?
— Вы так меня ненавидели? Говорят, некоторые, выпив по ошибке «мутную воду токкэби», умирали в муках. Что вы собирались сделать со мной, подлив мне это ядовитое зелье?
Он слегка наклонил голову, и их взгляды встретились. Глаза напротив смотрели сверху вниз, выражая ледяную усмешку. Он хотел было возразить, оправдаться, но в этот момент тарелка снова оказалась у его губ.
Внезапно обжигающе острый суп хлынул ему в рот, обжигая горло. Он растерялся, отвернулся и, чуть не подавившись, выплюнул его.
Чжи Хан оттолкнул Со Она и отвесил ему две пощёчины. Пряди волос разлетелись в стороны от ударов и кожа мгновенно покраснела. Со Он на мгновение скривил лицо от боли, а затем схватил Чжи Хана за воротник.
Рука, занесенная над ним, казалась огромной и угрожающей. Чжи Хан невольно зажмурился, ожидая удара, но ничего не произошло. Открыв глаза, он увидел, что Со Он сжал пальцы в кулак и легонько коснулся его подбородка.
— Ваша красота слишком ослепительна, чтобы портить ее ударом, — прозвучало в объяснение, сопровождаемое безумным смехом, сотрясавшим плечи Со Она.
Чжи Хан чувствовал, как его сердце бешено колотится. Резко оттолкнув руку, вцепившуюся в его воротник, он поднялся, схватил свою одежду и, избегая взгляда Со Она, поспешил к двери.
Безумный смех преследовал его, пока он не покинул комнату. В голове эхом отдавались слова слепой шаманки:
"Не трогай его первым, и все будет в порядке. Но если вы заденете его, даже я не смогу избежать беды."
Переступая порог, Чжи Хану показалось, что кто-то тянется к нему, чтобы схватить за голову. Он резко обернулся, но во дворе никого не было.