И. Милевский «Дорога на Иерусалим»
Дин поправил дурацкую кепку и сказал, исподлобья глядя на дорогу:
— Детей заведёте. С ними повеселее.
Он смотрелся за рулем, как слабоумная горилла с бубликом, — одним словом, гуманитарий.
— Не знаю никаких концов света, — ответил он.
Я цыкнул и тоже уставился через стекло на дорогу. Было очень жарко. Пару дней назад я вернулся из Питера, и у меня покруживалась голова, так было жарко. И сейчас рассеяно смотрел из автомобиля на раскалённый асфальт и опустевшие тротуары. Наверное, жарче бывает только в аду.
— А мне кажется, что он не за горами, — сказал я растекаясь в кресле.
Дин весил около ста килограммов, сильно потел и преподавал на кафедре в каком-то модном Иерусалимском университете.
Мы познакомились, когда вместе работали в баре. У меня, помню, просто руки чесались от желания дать ему в челюсть, когда он начинал свои разговоры о влиянии репортажной-съемки на социально-политическую атмосферу начала восьмидесятых. Он говорил: «В искусстве нет никаких установленных правил, не обязательна даже фактура, есть только форма и стиль». Как же он меня тогда бесил своей тупостью, вот и сейчас, спустя десять лет, ничего не изменилось.
Никогда не любил людей с твердо сложившимся мнением. Не понимал я таких людей. Наверное, потому, что мои убеждения всегда находились где-то в полутонах придавленные массой сомнений. Не доверял я таким людям. Наверное он тоже не доверял мне и считал меня тупым приматом, может быть, потому что я не прочёл всего Сартра, Канта, и, отчасти Джона Апдайка, или что разум мой не выдержит всей красоты литературно-изобразительных стилей?
— А мы нюхаем цветы, — скаламбурил он.
Он быстро глянул на меня, потом опять на дорогу.
— Сначала нужно на ноги встать, а потом заводить детей.
Мы встали на светофоре. Вдали виднелся купол Аль-Акса. Когда-то я ходил по этим улицам, служил в этом городе, и, в общем-то, особо не задумывался, для чего всё это так. Подпирая собой стены вечного города и мечтая о том, чтобы счетчик дней крутился быстрее.
Справа от мечети, возвышалась вышка муадзина, — пять раз в день из неё раздавался азан — он же призыв к молитве. Датчик температуры показывал 43 градуса. Редкие люди, машины, дома — всё как будто подрагивало в осязаемом мареве, всё казалось каким-то ненастоящим. Стоит приглядеться получше или дотронуться — исчезнет. Я потянулся к регулятору кондиционера, но он уже находился в крайнем положении. Дин посмотрел на меня ещё раз, в его взгляде было какое-то молчаливое превосходство, что ли. Или ничего не было, и это всё мне померещилось, не знаю. Я прикусил губу, чтобы убедиться, что всё вокруг не является наваждением.
— Я боюсь, что скоро ничего не останется, — сказал я.
Он свернул налево в сторону новых ворот. Однажды я видел, как рядом с ними проводили обряд капарот, помню, мне не понравилось. В общем, много чего видел в этом городе. Помню, даже обещал себе никогда не возвращаться сюда. — Никогда не говори никогда. Хотя сейчас я чувствовал, что если температура на улице поднимется хотя бы на пару градусов — всё закончится прямо сейчас. Как подтверждение этому — за окном за время поездки вдоль старого города я не увидел ни единого человека. — Зачем я вообще вернулся сюда? — Зачем встречаюсь с друзьями, которые уже давно не те. Зачем согласился ехать с Дином. Знал же, что он начнёт нести какую-то хуйню о том, что я живу не в ту сторону.
— А мне нравится здесь, — сказал Дин.
Я не нашёл что ответить. Из за жары, не мог нащупать подходящую нить разговора, и замолчал до следующего светофора.
— Так все же, зачем ты приехал?
— Хотел убедиться, что ненавижу здесь всё.
Я ещё раз осмотрел улицу, в надежде увидеть хоть одного прохожего, приоткрыл окно и закурил. Чтобы не уронить уголёк внутрь машины, сбрасывал пепел высовывая тыльную сторону ладони.
На площади старого города не было никого, и от этого пространство ещё больше походило на Дантевский ад. Метров в пятидесяти — возле забора стоял крест в натуральную величину. Дожить бы до вечера, потом выпить холодного пива, открыть ещё одну банку и на следующий улететь.
До меня наконец дошло, что вокруг нет полицейской охраны. Все кпп и пограничные пункты были совершенно пусты, где-то горел свет, работали кондиционеры, и ни единого человека внутри. Ни покупателей на базаре, ни попрошаек, ни паломников идущих в сторону Виа Долороса. Всё резко замедлилось, я быстро повернулся к Дину и со всей силы, наотмашь, ударил его в лицо.