Рассказ
Ледяные узоры, промерзшего насквозь озера, причудливо извивались, переплетались, где то резко перечёркивали прямой, молниеносной линией, прозрачно-голубоватую гладь. Ранее живые травинки на берегу, неподвижно стояли, скованные ледяной коркой. Воздух настолько промерз, что казалось обрёл массу и тяжело давил на эту вымерзшую землю, с изваяниями травинок и огромною ивой, которая инеевым потоком прекрасных кристаллов, вливалась и смерзалась с озером. Бесконечная, ледяная пустыня тихо, почти шёпотом, звенела своим хрустальным убранством.
Клавиши рояля, в центре озера, тоже были стянуты холодом. Тоненькая корка покрывала весь инструмент, словно чехол, защищающий от повреждений.
К клавишам примерзли и руки Девы. Тонкие пальцы под коркою мороза были голубоваты, а узор вен, напоминающий узор в озёрной глади, был вовсе синим. В чёрных волосах и таких же чёрных ресницах, белое покрывало снежинок, окутывающих каждый волос. Можно было подумать, что Дева седая, но смоль волос всё же просвечивала, не побеждённая этим ледяным убранством. Почти чёрные губы, бледно-голубоватое лицо, смеженные веки, покрыты стеклянным, тонким одеялом льда.
Тихо.
Только звон.
Тихий звон инея.
«Надо играть»-думала Дева-«чуть шевельнуться...и вдавить клавишу пальцем».
Мыслей отчего всё так промёрзло, почему она здесь, не возникало, единственная мысль, проносившаяся, в казалось, не менее промёрзшем, чем озеро, сознании, была необходимость играть.
«Давай же, пальчик! Шевельнись! Сломай этот иней и вдави клавишу».
Ей казалось, что она пытается совладать не с маленьким пальчиком, а с огромной глыбой.
«Чуть-чуть! Ну капельку»-эта стена должна рухнуть.
Усилия казались напрасными. Казалось, что одним пальчиком нужно не вдавить клавишу, а подвинуть гору.
Ещё усилие...
Ещё...
Напряжение, казалось, должно разнести в клочья всё это чёртово ледяное царство. Но оно даже не двигало клавишу.
Обессиленная, своею неподвижностью, тяжестью ледяного слоя, невозможностью преодоления, она предприняла ещё одну попытку. В которую вложено было всё бессилие, вся тщетность, вся злость на невозможность сделать необходимое... И вот, движение... миллиметровое... но такое спасительное. Трещина на корке пальца была крошечной, но такой спасительной.
«Ещё... ещё! Каплю... миллиметр... нажать... вдавить»
Хруст инея на клавише.
В этой ледяной тиши, казался звуком сошедшей лавины.
«И-и-и»
«Дзинь»
Ля-минор, громом понёсся по застывшему воздуху, раздирая его.
Воздух дрогнул. Казалось, пошла по нему испарина. Или не казалось.
«Сейчас же! Ещё один звук! Ещё одна клавиша!»
Второй ледяной палец лег на клавишу. Третий... С трудом раздирая ледяные оковы, Дева начала перебирать клавиши, вырывая у своего тюремщика, прозрачно-голубого равнодушного мороза, прекрасную музыку.
Музыка полетела по над озером, окружила берег, обняла иву и устремилась в высь. С каждой отвоёванной нотой оттаивали пальцы Девы, корка трескалась на клавишах, по щекам поползли разветвления отступающего льда. Откалывались с лица и тела островки подтаивающей корки. Поддёрнутый испариной воздух коснулся ресниц, дрогнули снежинки и в тот же момент каплями устремились по щекам. Отпустил мороз и веки, мокрые ресницы устремились вверх, веко поднялось, открывая зелёные глаза Девы.
Глаза ликовали. Они окинули, сдающееся, перед оттепелью, синее пространство, и вновь закрылись, устремляя взор внутрь, в музыку. Всё увереннее играла она, все самозабвеннее, зная, что просто должна играть.
С волос потекли ледяные оковы, платье освобождалось от них, стул, рояль, со всего стекала ледяная тюрьма.
Лёгкий, теплый ветерок, шевельнул иву. Комьями и каплями сходили с неё обледенения. Тонкие лозы закачались, казалось, подхватывая музыку. С травы катились уже ручьи, устремляясь в озеро. Ручейки тронули кромку замёрзшего озера и начали проталинами испещрять неподвижную гладь.
Дева играла. Играла властно, вольно, ни о чём не думая, музыка, разливающаяся по долине, занимала все её мысли и была сама мыслью. Она усложняла, усиливала мелодию, пытаясь вытащить на свет все, что мог рояль, что могла она, вытаскивала эту мысль, к которой был обращён взор.
Хруст.
Скрежет.
Глухой, протяжный стон льда.
Дева вздрогнув, замерла. Открыла глаза. Зеленая, в цвет взора ива, покачивала ветвями, ручейки в яркой траве, белесое небо, сменилось ночным куполом. Она подняла глаза вверх. Над ней сияла звезда. Решив вернуться к игре, Дева опустила руки на рояль. В тот же миг, как коснулась она ля-минор, лёд разошёлся, увлекая её вместе с инструментом, под воду, с грохотом разрываемой толщи и всплеском столба ледяной воды.