«Вот стает снег, тогда увидим, сколько мертвых»
Как произошел Ашаршылык в Казахстане
Сегодня, 31 мая, в Казахстане отмечается день памяти жертв политических репрессий и голода. В нашей стране практически нет семей, не пострадавших от сталинской политики — в том числе из-за коллективизации в казахских степях, вызвавшей самый массовый и разрушительный голод в истории страны, известный в науке и публицистике как Ашаршылық.
Казахскому народу был нанесен самый страшный демографический урон за все время его существования. Почти половина всех живших на тот момент казахов либо погибла, либо бежала от ужасов политики «Малого Октября» Филиппа Голощекина. Огромное количество казахов до сих пор живет за пределами Казахстана и является потомками тех самых шаруа, откочевавших за пределы страны в ходе голода.
Исследователи считают голод 1932 — 1933 в Казахстане искусственно созданным. Многие политики и публицисты требуют признать это бедствие актом геноцида против казахского народа — Украина, к примеру, признала таковым Голодомор еще в 2006 году.
Рассказываем, что представлял из себя голод в Казахстане и кто в нем виноват.
Отношение советской власти к кочевникам
В начале 30-ых годов голод охватил не только Казахстан и Украину. Голодали также Северный Кавказ и Поволжье — но ни там, ни даже в Украине, демографические потери в процентном соотношении не были настолько колоссальны как в Казахстане.
Советская власть воспринимала кочевое хозяйство как низшую форму экономического развития, которую следовало заменить оседлым сельским хозяйством для «модернизации» «отсталых» степняков. Более того, кочевники не поддавались административному контролю со стороны партийных органов из-за своей мобильности. Степняков было трудно привязать к определенному административному району, поскольку они постоянно кочевали между сезонными стоянками.
Казахи не поддавались налогообложению и надзору, приказы и декреты просто пропускали мимо ушей и забывали уже на следующей стоянке. Показателен в этом контексте случай, приведенный в исследовании «Казакский аул». Исследователь В.Соколовский спросил у партийного чиновника, где именно находятся кочевники.
Вот вообще везде, — ответил глава уездного исполнительного комитета (уисполкома), сделав «широкий жест рукой против карты, где не было отмечено ни одного населенного пункта».
Изначально советские власти пытались добровольно «приучить» казахов к оседлости через просвещение и агитацию. Например, через институт «Красных Юрт».
ЧИТАТЬ ПО ТЕМЕ: «Острова советской власти в степях»: Что такое «красные юрты» и как они «советизировали» Казахстан
29 июня 1920 года ЦК РКП(б) (Центральный комитет партии большевиков) постановил, что «кочевые хозяйства должны быть обеспечены не только кочевьем, но и пашней, обеспечивающей переход к оседлому положению». В дальнейшем советская власть выпустила еще несколько декретов, касавшихся «землеустройства кочевого, полукочевого и переходящего к оседлому хозяйству населения» в регионах проживания кочевников.
На тот момент большевики не планировали насильно «оседать» кочевников — и даже предостерегали от этого. К примеру, Наркомат (министерство) по делам национальностей писал о кочевниках Башкортостана, что их «переход от скотоводства к земледелию может совершаться только постепенно; будучи проведен резко и бюрократически, [он] может привести к массовому вымиранию башкир, как это было со многими инородцами во времена самодержавия».
План оседания казахов, в свою очередь, был рассчитан на несколько десятилетий тщательной работы и огромного финансирования. Первый этап должен был длиться 15 лет — и в его рамках власти хотели перевести на оседлый образ жизни 1 миллион казахов, меньше половины из живших в КазАССР на тот момент.
Впрочем, добровольные инициативы не имели успеха. Кочевники бросали пашни и сады, переданные им местными властями, после первой же зимы. В домах, предоставленных советской властью, кочевники тоже не уживались — и возвращались в юрты при первой возможности.
Советская власть начала искать компромиссные варианты. Разрабатывались варианты сосуществования оседлых и кочевых хозяйств, предлагалась советизация кочевых регионов еще до перехода к оседлости.
Формально советы в аулах уже существовали — но по мнению партийных активистов, они являлись «байскими советами», власть в которых принадлежала «классовым врагам», и которые необходимо было заменить на новые советы с «низшими классами» и кедеями (бедняками), во главе. Дальнейшие события поставили крест на всех планах добровольной модернизации аула.
«Великий перелом на всех фронтах социалистического строительства»
К 1928 году Иосиф Сталин разгромил всю оппозицию своему режиму в СССР, установив режим единоличной диктатуры. В 1929 году он сделал заявление, что «дело построения социализма в стране пролетарской диктатуры может быть проведено в исторически минимальные сроки», так как «СССР вступил в полосу развернутого социалистического переустройства деревни и строительства крупного социалистического земледелия».
Сталин заявил, что 1929 является «годом великого перелома на всех фронтах социалистического строительства». Подгоняемый страхом из-за возможной войны с капиталистическими странами, глава СССР начал форсированную индустриализацию и коллективизацию (объединение крестьян в коллективные хозяйства) страны. Планы постепенного внедрения в социализм крестьян, а также казахов-кочевников, были отброшены.
Прекращение компромиссной политики в отношении кочевников имело в том числе внешнеполитический подтекст. Сталин опасался нападения Великобритании на советский Туркестан через Персию и Афганистан. А в 1929 году произошел советско-китайский конфликт на КВЖД — и появилась возможность нападения со стороны Китая. Больше же всего Сталин боялся милитаристской Японии, захватившей в 1931 году Маньчжурию и Внутреннюю Монголию.
Многие казахские деятели были расстреляны по фальсифицированному обвинению в шпионаже в пользу Японии.
Впрочем, основная причина была экономической. Индустриализация требовала больших денег — и получить их в сжатые сроки можно было только от сельского хозяйства. В Казахстане ключевым продуктом являлось мясо, которое необходимо было вывозить на экспорт в огромных количествах.
Огромные запасы угля, цветных металлов и нефти также являлись мишенью индустриализации. А еще в военных целях страну нужно было засеять хлопком — он применяется в производстве пороха. Чтобы это сделать, власти отнимали территории кочевых пастбищ под плантации. В 1929 году посевы хлопка в Казахстане увеличились почти в три раза.
В том же году первый секретарь Казрайкома Филипп Голощекин взял на себя задачу по переводу казахов на оседлость. Сталин послал его в Казахстан как своего ставленника еще в 1925 году — и тот, используя различные махинации и поддержку ОГПУ (орган государственной безопасности), сумел разгромить лидеров казахских коммунистов Султанбека Ходжанова и Смагула Садвакасова.
Все первое поколение коммунистов-казахов было выведено из органов власти — впоследствии их казнят в годы Большого Террора. В марте 1928 года Идрис Мустамбаев, бывший председатель Сырдарьинского губисполкома, заявил, что «почти весь Крайком представляет собою один товарищ Голощекин». Взяв всю власть в свои руки, Голощекин принялся исполнять волю партии.
Что такое «Малый Октябрь»
В своей статье «Казакстан на подъеме» (оригинальное название) от 1930 года Голощекин назвал лозунгом коммунистов в Казахстане «перевод на оседлость на основе сплошной коллективизации». В другой статье он заявил, что казахский аул «не ощутил дыхания Октября» — и в стране необходимо провести малую революцию или же Малый Октябрь. Это был аналог политики раскулачивания в Казахстане в форме «дебаизации».
Также Голощекин увидел проблему в натуральном характере кочевой экономики — кочевники сами потребляли все самостоятельно произведенные продукты. Они не были заинтересованы в торговле с государством, что мешало планам властей по экспорту мяса. Голощекин поставил цель — максимальное изъятие продуктов шаруа (мясо, молоко, кожа, шкуры) в обмен на обеспечение их хлебом и промышленными товарами.
В октябре 1929 года власти потребовали в следующем году охватить колхозами 140 тысяч хозяйств и почти в три раза увеличить посевную площадь. Через два месяца они поставили вопрос о форсировании перехода кочевников к оседлости. Вскоре эта политика была санкционирована уже из центра.
Еще в 1928 году, в рамках подготовки к коллективизации в Казахстане началась политика экспроприации «самых зажиточных баев». Их имущество экспроприировалось и раздавалось «бедному населению», а сами они вместе с семьями выселялись из родных мест. Голощекин заявлял, что кампания направлена не просто против самых экономически значительных фигур, но и против самых влиятельных «врагов» и «вредителей» в степи.
Впрочем, инициатива низовых властей, набранных из кедейских слоев, превзошла амбиции Москвы. К январю 1930 года в 60 районах республики раскулачили «3123 кулацко-байских хозяйств». При этом, даже это число считается заниженным. Абде Бочинович Турсунбаев считает, что к 1 февраля было ликвидировано около 19 тысяч кулацких хозяйств.
На проведение кампании посылали исключительно казахов из кедейских слоев, которые руководствовались личными мотивами и обидами. В одном докладе говорилось, что в руководящих органах не было ни одного работника, который подходил бы к делу непредвзято.
Раскулаченные подвергались произволу со стороны властей — их избивали, раздевали догола и унижали на глазах у семей. Порой их могли даже вывезти в степь и инсценировать казнь, чтобы создать психологическое давление.
В дальнейшем власти отправляли раскулаченных — «деклассированный элемент» — на так называемые спецпоселения в отдаленные и малоосвоенные места СССР с суровым климатом. Основными критериями при выборе места были пустынный характер ландшафта и максимальная удаленность от мест предыдущего пребывания, железных дорог и городов — все это для предотвращения попыток побега.
Труд спецпоселенцев использовался для колонизации «ранее необжитых степей засушливой, необводненной зоны». Так, к примеру, около 1600 семей отправили в засушливый регион Аральского моря.
«Догнать и перегнать передовые районы СССР»
Форсированная коллективизация и перевод на оседлость требовали целый комплекс мероприятий — от строительства поселков и складов для еды до развития инфраструктуры. Все это подготовлено не было. Принимавшие решения о судьбе кочевников партийные руководители, некоторые из которых даже не могли показать Казахстан на карте, не знали точного количества кочевых хозяйств в стране — в одном отчете могло содержаться значение в 576 тысяч, а в другом уже 700 тысяч.
В январе 1930 года СНК Казахстана создал Комитет по оседанию или Оседком. Согласно документам этого органа, перевести всех кочевников страны на оседлость власти хотели за 1-2 года.
Уже 29 июня 1930 года Филипп Голощекин, окончивший «дебаизацию», отчитался на съезде ВКП (б), что в Казахстане «только сейчас создали условия» для «коренного изменения архаических форм хозяйства и быта». Впрочем, теперь задача перед властями стояла куда более сложная — речь шла не об устранении определенных людей в ауле, а о полной реквизиции имущества у всех.
Турар Рыскулов пытался оппонировать Голощекину, и в декабре 1930 года в своей статье публично призвал не требовать слишком многого от населения кочевых и полукочевых районов. Вместо перевода кочевников на оседлость, который, по его мнению, неизбежно бы закончился переводом под дулом винтовки, Рыскулов призывал «рационализировать» скотоводство и ссылался на опыт таких стран как Аргентина и Австралия.
В августе 1930 года власти дали указание, что «работа по оседанию должна быть немедленно сдвинута с мертвой точки». Тогда же Оседкому дали «более широкие директивные права» и установили в его штате «достаточное количество инспекторов». Фактически, власти полностью развязали местным силовым структурам руки в вопросах коллективизации.
Это решение довело до абсурда ее командно-административный характер — жаловались даже местные партийные власти. Так, делегат Оседкома из Актюбинска Верстаков на совещании жаловался, что их отделению дали приказ наметить план оседания за один день. Спешка была настолько сильной, что выбранные для создания оседлых сел земли оказывались неподходящими и непригодными для возделки — и их приходилось бросать. Некоторые новосозданные колхозы оказывались вообще в безводных местах.
На том же совещании представитель краевого комитета партии Кулумбетов объявил, что план 1929 — 1930 годов в Казахстане полностью провалился. Не удалось конфисковать и перераспределить даже изначально заданное количество скота — 226 тысяч голов. В конце 1929 года Голощекин сообщил Сталину о «перегибах» при хлебозаготовках — и о том, что принимаются меры по их исправлению. Упорное сопротивление крестьян коллективизации вынудило даже Сталина выступить с критикой политики партии в статье «Головокружение от успехов».
Известно, что в ряде районов Туркестана были уже попытки «догнать и перегнать» передовые районы СССР путем угрозы военной силой, путем угрозы лишить поливной воды и промтоваров тех крестьян, которые не хотят пока что идти в колхозы, — описывал Сталин ход коллективизации Туркестана, пытаясь таким образом сложить вину с себя на местных уполномоченных.
Статья, впрочем, никак не повлияла на ход кампании, следовавшей генеральной линии центра.
В ходе насильственной реквизиции партработники отнимали у скотоводов практически всех животных. Они могли оставить лишь небольшое количество — 2 или 3 баранов, к примеру — которого, по их мнению, было достаточно для пропитания.
Жители Уральского округа, написавшие письмо в СНК Казахстана, жаловались на методы поборов, характеризовавшиеся конфискацией «ничтожных остатков» — и отмечали, что кампания «коснулась середняков, и, что хуже всего, бедняков».
Вступивших в колхозы шаруа ждали еще большие бедствия. Туда сгоняли абсурдное количество людей. Представитель Кокпектинского мясосовхоза Шереметьев сообщал, что в их совхоз согнали 1 тысячу кочевых хозяйств, кочевавших до этого на территории в 700 тысяч гектар. Партработники отмечали, что кочевое население стало «сравнивать совхоз с дореволюционными помещиками и не знало, куда ему двинуться».
При этом советская власть не выполнила обещаний по обеспечению осевших крестьян товарами потребления и хлебом. Руководства колхозов ругали за растрату выделенных государством кредитов, отсутствие результатов, недостаток казахских кадров и полное отсутствие знаний о сельском хозяйстве. Из колхозов начали просто бежать.
Как все это привело к катастрофе
Даже уполномоченные начали понимать, что своими действиями обрекают людей на смерть. Так, уполномоченный Идельсон докладывал из Челкарского района, что ранее они обобществляли скот, оставляя по одной корове или козе. Однако поскольку казахи разводили их на лошадях, которых у них больше не было, оказалось, что уполномоченные попросту обрекли людей на голод.
Лишившись лошадей, казахи теряли всякую возможность разводить скот в степи или привозить товары из городов в колхозы и аулы. Они не могли даже перенести свои юрты. Ужасная убыль скота к 1931 году начала вызывать опасения даже у местных партийцев.
Зимой 1930-1931 годов все районы указали в докладах убыль скота масштабов настоящего бедствия — более чем на 70%. Зимой 1932-1933 годов скота в аулах уже практически не было. Если в 1929 году в среднем на хозяйство приходилась 41 голова, то в 1933 эта цифра уменьшилась до 2,2 — то есть пропало свыше 90% поголовья.
Это бедствие не было секретом для властей — но они пытались объяснить это действиями низовых активистов. Согласно бесчисленным справкам ОГПУ, «низовой аппарат» полнился «вредителями» и «врагами». А в 1930 году Голощекин стал критиковать собственную же политику — он считал, что ее «извратили» на местах.
Коллективизация в кочевых аулах не имела никаких предпосылок, абсолютно не была подготовлена нашими силами, — заявлял он.
Власти констатировали, что в некоторых местностях страны «животноводство фактически ликвидировано».
При этом неадекватные запросы и нулевая подготовка из центра, которые и вынуждали низовые власти принимать глупые решения, в расчет не брались. Сам Сталин в письме Голощекину 26 февраля 1931 года охарактеризовал обращение со скотом зимой как «обман рабочего класса и государства». Он приказал арестовывать за это низовых аппаратчиков.
Через год ничего не поменялось — а председатели ОГПУ продолжили жаловаться на неадекватный энтузиазм уполномоченных. В письме от ноября 1931 года они отмечали, что на мясокомбинат в Талдыкоргане загнали до 60 тысяч животных — которых нельзя было там ни прокормить, ни даже обеспечить стойлами или крышей. Животные попросту замерзли насмерть в первую же зиму.
При этом скот продолжали гнать дальше — и на комбинате не хватало работников чтобы его забить. Такая ситуация и такие письма были повсеместны и были скорее тенденцией, а не «перегибами».
Собранное мясо, в свою очередь, просто гнило из за чудовищных условий складирования. Весной 1931 года из Казахстана пришло 160 вагонов с мясом, в 70 из которых оно было уже «с явными признаками разложения», «худое, черное, склизкое, издавало гнилостный запах».
Однако центр давал все более смелые приказы. Апофеозом гигантомании стало постановление от 25 декабря 1931 года с требованием полностью завершить оседание еще до окончания первой пятилетки, то есть уже в 1932 году. Голощекин в статье от 5 февраля 1932 года пообещал превратить Казахстан «из царской колонии — в передовые ряды строителей социализма».
Кто пытался сопротивляться властям
Коллективизация привела к появлению трех повстанческих движений — в Тургае, Южном Казахстане и на Мангышлакском полуострове.
Осенью 1929 года жители сел Богустан, Брич-Мулла и Ситжак объединились в отряд в составе 300 человек и напали на райцентр Ходжикент, где убили председателя сельсовета и всех местных коммунистов, а также разграбили все кооперативы. Бунт подавили силами армии за три дня и осудили 181 человека, из которых сразу расстреляли 82.
Положение населения с каждым днем ухудшается. Нас душат налогами и у нас забирают хлеб. Чем умереть от голода этой зимой, лучше будет умереть сразу же в один день, — описывал мотивацию восстания Талиб Мусабаев, один из лидеров сопротивления на юге.
Самым мощным было восстание в Адаевском округе Казахстана.
Картина развития бандитизма сейчас такова, что в Мангиставском районе так называемые адаевцы объединились три рода, и только один род — четвертый — стоит нейтрально, район же имеет около 50 тысяч кочевого населения. Эти враждебно настроенные к нам насчитывают в среднем 17-20 тысяч. Если раньше мы вынуждены были искать бандитов, то сейчас ищут они нас, — описывал его первый секретарь Гурьевского райкома в августе 1931 года.
Жители округа нападали на колхозы, предприятия и кооперативы — даже сумели захватить всю восточную часть побережья Каспия, включая Туркменистан. Впрочем, первый секретарь сильно завысил масштаб восстания. Повстанцев было лишь около 2 тысяч. К августу 1931 года восстание было подавлено.
Роберт Киндлер отмечает, что большинство «повстанцев» не думали о свержении власти большевиков — они ставили локальные задачи, вроде владения пашнями, пастбищами и стадами. Для них речь шла не о политике, а о собственном выживании.
Сопротивление приняло и мирную форму — в виде характерной для казахов откочевки. Миллионы степняков начали уезжать в Китай, Монголию, Афганистан и соседние советские республики. Власти пытались их наказывать за это — к примеру, в 1932 году были созданы подразделения легкой кавалерии, которые должны были контролировать границу между КазАССР и Туркменской ССР и гнать назад убегающих.
К каким последствиям привел голод
Вот стает снег, тогда увидим, сколько мертвых, — так ответил партийный аппаратчик Сулимбетов на вопрос, сколько людей умерло от голода в его районе.
Масштаб голода сложно определить до сих пор — а его урон демографии казахов трудно даже представить. Как отмечает социолог Майкл Дэвис, массовый голод влечет за собой множество последствий — в том числе истощение иммунитета. Получается, что погибшие от болезней и эпидемий люди также являются жертвами голода. При этом отсутствие белка и общее истощение людей обычно приводит к небывалому росту заболеваемости.
Подсчет жертв также усугубляется тем фактом, что невозможно отделить убыль населения от смерти и убыль населения от миграции.
Известно, что сравнение переписей населения 1926 и 1937 годов показало убыль населения с 4 миллионов человек до 2,9 миллиона. Однако перепись населения 1937 года считается учеными завышенной — Сталину не понравился ее изначальный результат и он приказал расстрелять проводивших подсчеты.
Три разных подсчета историков показали разброс в результатах от 1,5 до 2 миллионов погибших. Такую цифру признала и сама советская власть еще в начале 1930-х. При этом ученые склоняются к тому, что потери непосредственно казахского этноса составляли вплоть до 50% от всех живших на тот момент в СССР казахов. В это число входят как умершие, так и бежавшие.
Также голод унес до 700 тысяч жизней представителей других этносов — 200 тысяч из них были русскими и украинцами. Численность уйгуров снизилась вдвое.
Голод начался не внезапно — и не по всему Казахстану одновременно. Первые данные о голоде были зарегистрированы еще в 1930 году на территории адайцев в Мангышлаке и кочевников Каркаралинского и Карагандинского районов. В колхозах, размещенных посреди бесплодных районов Центрального Казахстана, голод вызывал смертность в 50% — в это число входит как гибель от недоедания, так и от инфекций.
Среди русского населения Восточного Казахстана смертность доходила до 30%.
По прикидкам властей, в июне 1930 года на севере Казахстана голодали свыше 100 тысяч человек, а в одном только Актюбинском округе — более 40 тысяч. К февралю 1932 года проблемы с продовольствием охватили уже 32 района республики.
Власти предпринимали определенные попытки спасти население, выделяя хлеб в голодающие районы — однако он разворовывался местными мелкими чиновниками, о чем свидетельствует письмо председателя сельсовета Павлодарского округа Михаилу Калинину.
Нереалистичные планы хлебозаготовок помешали даже здесь — были случаи, когда уполномоченные ради выполнения плана отправляли полученный для предотвращения голода хлеб обратно в центр под видом хлебозаготовки.
Эпидемии сыграли большую роль в росте смертности от голода. Рапорты санитарно-инспекционной комиссии Кустанайского округа от осени 1931 года, к примеру, показывают, что жилищные условия и продовольственная ситуация в колхозах стала почвой для распространения эпидемий. Дома не отапливались, в них отсутствовали вода и средства гигиены, не было даже одеял. Холод и грязь обрекали людей на смерть.
Те же рапорты показывают, что питались колхозники жидкой зерновой похлебкой и кумысом. При этом их могли отправить в изможденном состоянии на стройки в других аулах.
Порой голод приводил к одичанию ограбленных властями людей. Многие бросали своих детей — количество беспризорников по всему Казахстану достигло 50 тысяч. ОГПУ фиксировало повсеместные случаи людоедства. Милицией были даже зафиксированы случаи поедания пойманных беспризорников.
Как власти отреагировали на Ашаршылык
Голощекин, в 1931 году действительно пытавшийся уменьшить планы заготовок и ругавший перегибы, в 1932 году уже призвал перегибов не бояться. В 1932 году против коллективизации выступила группа казахских писателей во главе с Габитом Мусреповым — они написали «письмо пяти».
Председатель СНК Казахстана Исаев также написал письмо Сталину. В нем он обвинил республиканское руководство — включая себя — и в первую очередь Голощекина в преступной халатности в вопросе изъятия скота. Исаев потребовал отозвать Голощекина в Москву. Это случилось в сентябре 1932 года.
К этому времени отрицать факт полномасштабного голода было уже нельзя. В марте 1933 года Рыскулов писал Сталину, что «смертность на почве голода и эпидемий в ряде казахских районов и среди откочевников принимает сейчас такие размеры, что нужно срочное вмешательство центральных органов».
17 сентября 1932 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О сельском хозяйстве и, в частности, животноводстве Казахстана» — оно на два года освобождало животноводческие хозяйства от налогов, платежей и централизованных скотозаготовок. Основным способом остановки голода также стала раздача оставшегося в живых скота из ликвидированных колхозов.
Голощекину нашли замену только в феврале 1933 года — несколько месяцев Казахстан находился фактически без руководства. В итоге на пост был назначен Левон Мирзоян, принявшийся останавливать бедствие, созданное советскими властями. С 1933 по 1934 год жителям было роздано 892 тысяч голов скота.
Москва принялась искать виноватых в трагедии. Мирзоян, Исаев и Рыскулов назвали главным виновником Голощекина. Он категорически отрицал свою вину — и продолжил это делать даже после ареста в ходе Большого Террора в 1939 году. Через два года его расстреляли.
В целом, советская власть упорно винила в голоде кого угодно, кроме себя; не признавала ошибок в приказах и планах — а также обвиняла в произошедшем «перегибы на местах» и происки «классовых врагов» в аулах.
Можно ли называть Ашаршылык геноцидом
Один из самых спорных вопросов об Ашаршылык — являлось ли это бедствие намеренной попыткой советских властей уничтожить или уменьшить количество казахов. При этом вопрос вины советской власти за рукотворный голод в науке сомнению не поддается — споры вызывает лишь намеренность этой рукотворности.
Исследовательница Сара Кэмерон указывает на явные признаки культурного геноцида в политике СССР. Действия советской власти с самого начала были направлены против специфической этнокультурной группы — кочевых казахов — с целью насильно лишить их культурной идентичности через оседливание.
Несмотря на отсутствие в советских документах явной цели уничтожить кочевников, несколько факторов — отношение властей к степнякам, неспособность их контролировать, а также важность региона — можно расценивать как мотив к желанию их физически истребить.
Никколо Пьянчолла и Мэттью Пейн считают, что коллективизация действительно затевалась с целью поработить кочевников, привязав их к земле, а в дальнейшем эффективно реквизировать их сельскохозяйственные продукты. Оба исследователя также отмечают, что советская власть действительно использовала голод в качестве способа оседлить казахов.
Из-за бедствия кочевники охотнее шли в города, обращались за помощью в советские институции — и, лишенные скота, начинали заниматься возделкой земли. Киндлер охарактеризовал этот процесс как «советизация через голод».
Впрочем, оба исследователя указывают, что несмотря на рукотворность голода и его пользу для советской власти, намеренность создания голода не доказана до сих пор.
Из пяти главных исследователей голода — Огайон, Пьянчолла, Киндлер, Пейн, Уиткрофт и Кэмерон — лишь Пейн расценивал советский голод как геноцид. Остальные, ссылаясь на разные данные, считают, что Ашаршылык под определение геноцида (по определению конвенции ООН 1948 года) не подходит.
При этом Кэмерон отмечала, что Ашаршылык подходит под более расширенное определение геноцида как формы культурного уничтожения идентичности.
Киндлер отвергает тезис о геноциде по трем причинам:
- Голод случился в сразу нескольких регионах сплошной коллективизации, от него в сельскохозяйственных регионах пострадали представители многих этносов;
- Не существует документальных доказательств намерения устроить голод;
- Определение голода геноцидом освобождает от необходимости исследовать причастность пострадавших народов к катастрофе. К примеру, казахов было много в рядах компартии, принимавшей решение, а также среди партийных чиновников, председателей колхоза и уполномоченных по реквизии скота.
Впрочем, существует и третья версия отношения к этой трагедии — заключающаяся в том, что вне зависимости от признания Ашаршылыка геноцидом, он является страшным преступлением, не имеющим аналогов в истории.
- Синицын Ф.Л. Советское государство и кочевники. История, политика, население. 1917— 1991. — М.: Центрполиграф, 2019. — 318 с. — (Новейшие исследования по истории России)
- Киндлер Р. Сталинские кочевники: власть и голод в Казахстане [пер. с нем. Л. Ю. Пантиной]. — М .: Политическая энциклопедия, 2017. — 382 с. — (История сталинизма).
- Огайон И. Седентаризация казахов СССР при Сталине. Коллективизация и социальные изменения (1928-1945 гг.). пер. с франц. А.Т. Ракишева — Алматы: «Санат», 2009. — 368 с.
- Ф. Л. Синицын. «Погоня за населением»: Советизация «кочевых» регионов СССР в 1920-е гг.
- Sarah Cameron. The Kazakh Famine of 1930-33: Current Research and New Directions
- Niccolo Pianciola. The Collectivization Famine in Kazakhstan, 1931–1933. Harvard Ukrainian Studies, vol. 25, no. 3/4, 2001, pp. 237–51.
- Matthew Payne. Seeing like a Soviet State: Settlement of Nomadic Kazakhs, 1928-1934.