Когда-нибудь

“Уволюсь, через неделю точно уволюсь! Зарплату получу, и пусть катятся к чёртовой матери!”. Катя склонилась над раковиной, умылась холодной водой с металлическим привкусом. Из раковины неприятно пахнуло.

В зеркале на неё уставилась болезненного вида девица: серая кожа, синева под глазами, белёсые волосы убраны в лохматый пучок. Но ведь все так выглядят в химозном освещении общественных туалетов? Катя с неприязнью отвернулась. Это всё свет.

13:25, пора возвращаться. Табличка на прилавке обещала, что “продавец ушёл на 15 минут”, но кто считает? Желающие купить чехол на мобильник обычно не толпились. Витёк, хозяин, уже сто раз говорил, что точку пора закрывать. И ведь закроет! И так платит один оклад, а на него может прожить разве что бабка старая, которой ни в кафе уже не хочется, ни куртки новой не надо…

Мысли бежали по накатанной дорожке. Катя помыла руки ледяной водой и переделала скучный пучок с “петухами” в точно такой же скучный пучок с “петухами”. Ещё раз посмотрела в зеркало: блин, надо завязывать с работой в ТРЦ. Мать бы сказала “бледня бледнёй”. Она, кстати, вечно стонала, что уборщицей работать тяжело. Попробовала бы по 12 часов сидеть на неудобном стуле и ходить в туалет по расписанию!

13:28, как же неохота в отдел. Катя сделала селфи на фоне кафельной стены. Фотка вышла мутная, но так даже лучше, а если ещё и фильтр наложить, вообще норм. Несколько быстрых движений пальцем по экрану, и на лице заиграл румянец, губы округлились, глаза засияли. Катя на секунду задумалась и приписала: “Никогда не надейся, что изменится кто-то другой. Начинай изменения с себя”. Прочитала эту фразу у какого-то блогера. Сойдёт.

И тут погас свет.
Катя замерла. Вместо со светом пропали все звуки извне – унылая “торговая” музыка, ежедневно размягчавшая мозги, голоса покупателей, шум эскалатора. Торговый комплекс молчал. Катя включила фонарик на телефоне и приоткрыла дверь в коридор, там было темно и тихо. А главное – пусто.
Где все люди?

В животе разлился скользкий холодок. На ТРЦ напали? Всех взяли в заложники? А может, в здании пожар, и сирена почему-то не сработала? Свет фонарика, такой яркий вблизи, полностью рассеивался уже через пару метров, но Кате казалось, что в воздухе что-то летает, словно золотистая пыльца. Пепел? Следы какого-то химического оружия? Надо искать эвакуационную лестницу – Катя вспомнила уроки ОБЖ – но страх сделал ноги ватными. Так она и стояла, держась за дверь туалета.

А потом раздался хлопок, и дали свет. Заиграла монотонная музыка, где-то радостно взвизгнул ребёнок, этажи заполнил обычный гул голосов. По коридорам вновь брели люди, и никто не выглядел растерянным или удивлённым.

Толстушка в кожаных штанах потянула на себя дверь туалета:
– Чё застыла, дай пройти.
Катя посторонилась, пропуская толстушку. Сделала несколько неуверенных шагов к ближайшему отделу (сердце всё ещё колотилось об рёбра, ноги дрожали) и спросила продавщицу, совсем юную девчонку, сосредоточенно раздевающую манекен:
– Сейчас свет отключали – не знаете, что это было?
Девчонка подняла голову. Во рту у неё были булавки, ими она подкалывала одежду, чтобы та особенно эффектно облепляла пластмассовые изгибы.
– Фево? Тьфу-ты, чего? Не было никаких отключений.

Катя еле дождалась конца рабочего дня – пришлось перечитать весь инстаграм, чтобы не думать, не вспоминать ту странную темноту и тишину, а ещё блестящие искорки в воздухе. Показалось, наверняка показалось. Надо увольняться скорее. Вот зарплату получу и сразу…

***

Второй раз Нибудь открылось для Кати через неделю, когда она уже полностью убедила себя, что ситуации с отключением света не было. Нервишки шалили, и всё. С тех пор, правда, ничего не изменилось – зарплату Витёк пообещал выдать ещё через несколько дней, вакансии она пока решила не смотреть. Успеется, к чему себя будоражить. Пусть сначала деньги отдаст, а уйти всегда можно.

Сегодня в отдел шли одни идиоты – то флешку спрашивали, хотя даже слепому видно, что на прилавках чехлы для телефонов, какие флешки! То интересовались аксессуарами на непонятные модели, на такие у них сроду ничего не привозили, понабрали же техники. Короче, очередной фиговый день без продаж, где в конце ждут всего 500 рублей “за выход”.
Пообедала Катя булкой, живот привычно скрутило. Ничего, пройдёт. Когда-нибудь у неё будет работа в офисе, а заодно и “бизнес-ланчи” в кафе. А пока какой бизнес, такие и ланчи.

Когда погас свет, Катя сидела в окружении чехлов и доедала булку. Как и в прошлый раз, вместе со светом как будто исчез и звук, а также все люди. Накатила волна липкого страха, и булка начала проситься обратно. Спрятаться? Бежать? Катя была совсем одна в этой жуткой, обволакивающей темноте, её не защищали даже стены, ведь “островок” с чехлами находился в центре коридора.

В пустоте торгового центра что-то пошевелилось. Катя понятия не имела, как ей стало об этом известно – тяжёлый чёрный воздух вокруг всколыхнулся, словно в мутной воде проплыла огромная рыба, и от её мощного тела по воде пошла рябь. Катя медленно опустилась на пол и стиснула колени руками, стараясь стать как можно меньше, незаметнее. Надо переждать, надо просто переждать, вот-вот вернётся свет и появятся люди...

Но темнота не спешила уходить, и Катя ощущала это всем своим существом. В центре ТРЦ, всего в нескольких поворотах отсюда, что-то формировалось, обретало черты.

Свет включился внезапно. Заголосила реклама (самые выгодные кредиты), покупатели вновь вышли на охоту за удовольствиями. Катя открыла глаза – оказывается, она зажмурила их, и мир вспыхнул пятнами.
На полу медленно исчезали золотистые искорки.

***
Вот тут бы уволиться уже, жалобно думала Катя, подходя к серому боку ангара, в котором размещался ТРЦ. Ну дрянь ведь работа, да ещё эти… приступы. Всё от нервов.

Но сменщица заболела, и Витёк попросил Катю выйти в свой выходной. Естественно, этой, значит, болеть можно, а Катя хоть с катушек может двинуться, а смену отработать должна. Матери надо купить подгузников, так что деньги, хоть и 500 рублей, будут не лишними. Зарплата вышла меньше, чем она ожидала, если уж не увольняться, то надо хотя бы подработку найти. Сейчас не до этого, конечно, но когда-нибудь она точно...

Тьма набросилась на улице, в нескольких шагах от входа в ТРЦ. И это была совсем другая тьма. Она больше не была скована кафелем туалета или бетоном здания, а как океан заполняла улицы, захлёстывала дома, растворяла город. Катя стояла, не в силах сделать шаг вперёд, да и где теперь это “вперёд”, кто скажет? И есть ли там дверь, торговый комплекс и вообще жизнь, или всё исчезло в этой черноте?

А чернота была не пустой. Она и непроглядной-то не была, вдруг заметила Катя. Оказалось, что вокруг миллиарды микроскопических точек, вроде бы тёмных, но порой они вспыхивали золотом. Искорки пульсировали в едином ритме, а потом расступились и образовали коридор, чёрный на чёрном фоне, но всё же различимый. В коридоре кто-то ждал, поняла Катя, ждал именно её. И она пошла навстречу.

Это был странный путь. Коридор двигался сам, на манер эскалатора, но часто петлял, поднимался выше и ниже, а потом и вовсе начал подменять местами пол и потолок. Катя как будто бы шла, но при этом было понятно, что это неважно, можно остановиться или побежать обратно, всё равно окажешься в нужном коридору месте. А точнее, тому, кто ждал её в глубине.

Светлело. Коридор как-то незаметно превратился в мост (что там под ним, рассмотреть не удавалось). А в конце моста громоздилось нечто. Оно было золотистого цвета, и, поняла Катя, состояло из каких-то особо ярких искорок. Казалось, загадочный объект никак не мог выбрать себе подходящую форму, он колыхался, местами оседал, потом обратно собирался в кучу. Из кучи порой выскакивали человеческие руки, голова на неприятно длинной шее, какие-то щупальца или хвосты.

А ещё нечто пело. Оно издавало утробный, повторяющийся звук – волна вверх, волна вниз, вверх и вниз. И как-то сам собой звук сложился в слово.
– Когда...нибудь. Когда...нибудь…

В этом диком, мерцающем мире Катя давно уже ничего не чувствовала. Она не задавалась вопросами, куда её ведёт коридор и чем всё это может кончиться. Наверное, поэтому она не сильно удивилась, когда нечто наконец определилось и превратилось в Катину маму. Такой, какая она была до аварии – крепкая, уверенная в себе женщина в синих джинсах и вечной рубашке в клетку. Золотистая мама сурово спросила своим прошлым голосом:
– Когда-нибудь? Когда-нибудь уволишься, найдёшь работу получше, начнёшь жить? А сейчас что?

Катя развела руками:
– Тебе легко говорить, ты лежишь целыми днями, а я тебя обслуживаю.

Мать поучительно подняла палец:
– А раньше было наоборот. Я всё думала, что поставлю тебя на ноги, и вот тогда заживу. И что? Зажила я, скажи-ка?

Катя вспомнила скрюченное тело, утопающее в несвежих простынях, нитку слюны и глаз, который после ДТП стал косить в сторону, будто стараясь увидеть, что там вдали. Нет, жизнью это было сложно назвать.

Сотканная из искорок мама согласно кивнула:
– Вот именно. Но у тебя всё может быть по-другому. Ты, если хочешь знать, избранная. Теперь ты в Нибудь - месте, где принимают решения.

“Когда-нибудь, когда-нибудь” – забурлило всё вокруг. Мост взвился повыше, подчёркивая важность момента. Катя поняла, что сейчас случится то, ради чего к ней и приходила тьма, оказавшейся на самом деле ярким светом.

Мама, лучась и переливаясь, сказала:

- Когда-нибудь. Вы, люди, часто хотите всё изменить - когда-нибудь. И для тебя этот день настал. Мы готовы стереть всё, что было раньше и начать твою жизнь сначала.

Когда Катя была маленькой, а мама – той самой крепкой женщиной в клетчатой рубашке, мама часто читала ей волшебные сказки. И в детстве Катю очень забавляло то, что герои вечно загадывали желания по-глупому, не уточняя всех деталей и не понимая до конца, во что ввязываются. Всё это вихрем пролетело у неё в голове, и Катя услышала собственные слова:
– Что значит “жизнь сначала”? А с этой жизнью что будет?

Искрящаяся мама померкла. Когда она ответила, голос уже был не совсем похожий на материнский.
– Вечно ты цепляешься за то, что стоит отпустить. Эта жизнь закончится, начнётся другая. Лучше!
– В смысле “закончится”? Что со мной будет?

Яркие искорки вдруг рассыпались, и вместо женской фигуры из них собрался чехол для смартфона (iPhone 12, привычно отметила Катя). Чехол сказал деловым тоном:
– Не понимаешь по-красивому, давай объясню проще. Твоя сущность по имени “Катя” закончит земной путь, ну то есть умрёт. Сдохнет, сыграет в ящик – так понятнее? Ты родишься в новом теле и станешь другим человеком.

Не врали сказки, у всего есть подвох. Катя задала последний вопрос:
– А что будет с моей мамой? У неё есть только я, кто будет за ней следить, когда меня не станет?
Чехол стал выражать недовольство. Он нервно закачался и заявил:
– Что будет, что будет! Многовато у тебя вопросов. На неё предложение не распространяется. Если повезёт, соседи в хоспис сдадут, но это уже вне зоны моих компетенций. Ну что, по рукам?

От резинового бока чехла отделилась полоса и на глазах превратилась в тонкую руку. Чехол предлагал скрепить соглашение рукопожатием.

Катя молчала. Ей вспомнилось, как когда-то давно они с мамой читали сказки, прячась под одеялом. Как мама чистила ей гранат – заморский, дорогой фрукт – и говорила, что сама не хочет. И как они ходили в цирк, и мама на последние деньги купила маленькой Кате плюшевую обезьяну, а потом пришлось долго идти домой пешком, так как на троллейбус не хватило. И как они любили играть “в слова” и сочинять рифмы по пути куда-нибудь…
А потом, уже после аварии, коридоры больницы, запах лекарств, писк медицинских приборов, отсчитывающих секунды… и слабую ладонь, которую она сжимала, глотая слёзы – мамочка, только не умирай, я всегда буду о тебе заботиться!

И мама не умерла. А Катя?

Катя покачала головой:
– Нет. Я хочу обратно в мою жизнь.

Чехол взорвался миллиардом искорок и вновь стал мамой, на этот раз очень гневной. Такой она бывала, возвращаясь после своей тяжёлой работы уборщицей, когда усталость и разочарование снимали с языка самые злые слова:
– Идиотка! Это твой шанс! О себе подумай, дура, в новой жизни у тебя будет другая мать, нормальная. Эта тоже всё “когда-нибудь” планировала пожить, так вот не у всех есть это “когда-нибудь”.

Мама рассыпалась и превратилась в целый отдел с чехлами, где вот уже два года Катя проводила большую часть жизни. Безжалостные искорки показали и саму Катю – унылую, сгорбившуюся на неудобном стуле с телефоном в руке.
Чехлы на прилавке хохотали:
– Это? Ты выбираешь это?! Твоя жизнь ничего не стоит!

Катя ещё раз тихо повторила:
– Нет. Я обещала маме, что не брошу её. И это мой выбор.

Золотистое нечто забурлило, заволновалось, бормоча "Что за люди пошли, до всего докапываются. Ну выбирали же из несчастных, недовольных, унылых - и даже им теперь не угодить. Надо завязывать с этой лотереей, вечно какие-то накладки и перерасход волшебства..."

Раздался хлопок, и Катя пропала.

***
Мама чистит апельсин. Маленькая Катя нетерпеливо дёргает её за рукав клетчатого домашнего платья:
– Ну читай, читай дальше! Какое желание загадал Аладдин?
Мама осторожно раскладывает оранжевые дольки на тарелке и пододвигает её дочке:
– Ешь давай! Заморский фрукт, “апельсин” называется. Барыня подарила.
– А ты?
– А я не хочу. Ты кушай.
Потом мама открывает книжку со сказками, Катя обнимает игрушечного мишку в предвкушении волшебной истории.

За окном проезжает почтовая карета, слышно, как кучер отгоняет мальчишек, снующих по пыльной мостовой.
Вся жизнь впереди.