Сипаи против Империи

Воскресным вечером 10 мая 1857 года местные наемники-сипаи 20-го и 11-го полков Бенгальской туземной пехоты и III полк легкой кавалерии подняли мятеж на стратегически важной военной базе в Мируте, отказавшись повиноваться своим офицерам-британцам, и открыли по ним огонь. Они захватывали, грабили и жгли бунгало европейцев, хладнокровно истребляя их обитателей. В живых не оставляли никого, даже женщин и детей. Грохот ружейного огня и оглушительные звуки военных горнов перекрывали жуткие крики боли и отчаянные мольбы о пощаде.

Мятежники скрылись в ночной тьме, захватив заложников. Менее чем сутки спустя, рано утром 11 мая, сипаи перешли по мостам через реку Ямуна и направились в Красный форт в Дели. Вооруженные ружьями, пистолетами, ножами, кинжалами и мечами, мятежники подавили сопротивление гарнизона, расквартированного в форте, перебив множество англичан. Восстание возглавил падишах Бахадур Шах Зафар II, престарелый правитель династии Моголов. Местная столица империи, Дели, пала. Сипаи одержали свою первую победу.

Не успела колониальная администрация осознать весь масштаб катастрофы, как мятежи вспыхнули в Северной и Центральной Индии. Это было начало страшных событий, продолжавшихся многие дни и месяцы. Британским властям стало ясно: происходит нечто большее, чем просто бунт сипаев, — британскому империализму был брошен вызов.

Капсюльная винтовка Энфилда

Дело о патронах

Поводом для мятежа стала печально известная проблема со средствами ухода за только что поступившими на вооружение капсюльными ружьями системы Энфилда. Смазка винтовки и пропитка картонных патронов содержали в себе животные жиры, верхушку же патрона (с пулей) надлежало надкусить при заряжании ружья (из картонной гильзы в ствол насыпался порох, сама гильза использовалась как пыж, сверху шомполом забивалась пуля). Сипаев, среди которых были и индуисты, и мусульмане, пугала перспектива осквернения через подобный контакт с останками животных — коров и свиней. Причина, как известно, в религиозных табу: свинья считается у мусульман нечистым животным, а корова для индуистов — животное священное, и питаться его мясом великий грех.

Армейское руководство настаивало на использовании и новой модели ружья, и смазанных запретными жирами патронов к нему, не обращая внимания на растущее недовольство сипаев. Когда власти осознали ошибку, было уже поздно: сипаи истолковали нововведение как преднамеренное оскорбление их религиозных чувств, и хотя командование тщательнейшим образом следило за тем, чтобы подразделения сипаев комплектовались по смешанному религиозному признаку, дабы устранить вероятность возникновения среди них сговора, эффект оказался прямо противоположным. Сипаи — и индуисты, и мусульмане — забыли разногласия и объединились в защите «дхармы и Корана».

29 марта 1857 года сипай Мангал Пандеи призвал своих товарищей по оружию в Барракпуре (неподалеку от Калькутты) к восстанию. Генерал Хирси, командовавший Бенгальской армией, записал: находящийся под воздействием наркотика Мангал Пандеи «метался, размахивая заряженным мушкетом», и кричал находившимся вокруг сипаям: «Поднимайтесь! Европейцы уже тут! Почему вы все еще не готовы? За нашу религию! Надкусывая патроны, мы становимся нечестивцами! Отказывайтесь повиноваться!» Призыв к восстанию по всей Бенгальской армии молниеносно распространялся от одного лагеря к другому, практически везде встречая живейший отзыв. В сентябре 1858 года британские власти сообщали лишь о семи полках Бенгальской армии общей численностью 7 796 сипаев, оставшихся верными короне, из общего количества 139 тысяч бойцов. Более 100 тысяч человек направили свои силы против империи.

Дели — старт мятежа

После падения Красного форта в Дели сипаи развернули штыки против всего, ассоциировавшегося для них с символами британской власти и колониального гнета. Нападениям подвергалась собственность фиранги (foreigners — «иностранцы»), Банк Дели, дома европейцев, находившиеся в окрестностях, военные городки британской армии — все объекты были захвачены и разграблены. Пал и оплот британской власти — казначейство. Находившиеся там ценности немедленно отошли Бахадур Шаху. Для нарушения связи повстанцы разрушали телеграфные станции и железнодорожные линии; из тюрем выпускали заключенных… Нападениям подверглась и церковная собственность: сипаи были уверены в преднамеренном искоренении британцами индуизма и ислама через пропаганду христианства. Самый яркий пример подобных нападений — история делийской церкви Сент-Джеймс (Св. Иакова), построенной в 1837 году. Само здание пострадало незначительно, но, как сообщают очевидцы, его «полностью разграбила обезумевшая, кричащая толпа, вытащившая все, вплоть до стульев, скамеек и подколенных подушечек, глумясь, звонившая в церковные колокола, перед тем как сбросить их с колокольни и перерезать веревки».

Восставшие безжалостно убивали европейцев. По Дели поползли слухи о том, что англичанок принуждали проходить по улицам нагими, на глазах у всех насиловали и отрезали им груди, не щадя даже маленьких девочек… Наиболее активно распространяли эту информацию белые христианские священники, но вот глава разведывательного департамента Уильям Мюйр писал: «Во многих рассказах о жестокостях и кровопролитии фигурируют истории об изнасилованиях, которые, по моим наблюдениям и имеющейся информации, не имеют сколько-нибудь удовлетворительных доказательств».

Когда британцы восстановили контроль над Дели и подавили мятеж, было уже слишком поздно: бунт дал толчок общенародному восстанию. Поднялись сотни тысяч людей в Северной и Центральной Индии, включая Лакхнау в области Авадх, Канпур, Джанси, Барельи, Аррах и Джагдишпур.

Листовки и лепешки

Надо заметить, что для широкого распространения своих идей и обеспечения поддержки восстания сипаи использовали весьма занимательные способы. 30 мая 1857 года взбунтовался гарнизон, расквартированный в Лакхнау, положив начало беспорядкам во всем регионе. В Лакхнау, так же как в Дели и в Мируте, мятеж сопровождался поджогами жилищ, нападениями на британских офицеров, грабежами и стрельбой. Однако в укрепленном пункте городка сумел закрепиться британский командующий Генри Лоуренс с гарнизоном численностью 1 700 человек. Первые попытки мятежников прорвать укрепления потерпели неудачу. Тогда они открыли артиллерийский и ружейный огонь. Повстанцы пытались подорвать стены, используя потайные ходы, это приводило к вооруженным стычкам под землей. После 90 дней боевых действий потери британцев составили больше 1 000 человек, но позиции они не сдали. 18 ноября новый главнокомандующий войсками империи в Индии сэр Колин Кэмпбелл поддержал упорных осажденных силами своих войск, и англичане сохранили за собой Лакхнау.

Именно во время этих событий мятежники начали распространять прокламации с описанием своего плана действий. Как заправские полевые психологи, они использовали беспроигрышный прием: заменили в листовках официальный язык старых властей — фарси на разговорный хиндустани. 25 августа 1857 года лидер повстанцев принц Фероз Шах обнародовал подробную программу мер по преобразованию управления, налогов и финансов. Законопроект, разработанный в расчете на самые широкие слои населения от имени «правительства Бадшах Бахадур Шаха», предусматривал абсолютную власть заминдаров (землевладельцев) на их землях, а право на торговлю предоставлялось только предпринимателям-индийцам, которые получали при этом возможность бесплатно использовать «паровые суда и экипажи». Более того, лидеры повстанцев пообещали, что сипаям повысят жалованье, на государственную службу будут принимать только индийцев, представители высших каст будут брать на работу представителей низших, а священнослужители и ученые люди получат землю в свободное пользование.

По мере того как британцы восстанавливали силы, перед бунтовщиками в полный рост вставала необходимость скрытой, но эффективной мобилизации. С этой целью они начали распространять «кодовые» чапатти (лепешки из низкосортной муки — основной продукт питания в Северной Индии), которые использовали следующим образом: «охранник» (нечто вроде выборного шерифа) из одной деревни изготавливал две чапатти и передавал одну из них «охраннику» в другой деревне с указанием испечь еще десять. Последний оставлял одну лепешку себе в подтверждение участия его деревни в мятеже, а десять раздавал — по две каждому — связным из пяти других деревень, с такими же инструкциями. Чапатти, вероятно, при этом надкусывались «договаривающимися сторонами» — таков был старый индийский способ «росписи на договоре». Эта техника оказалась настолько продуктивной, что даже колониальные власти не могли не отметить ее эффективность. Как впоследствии писал один из британских офицеров, полковник Джейкоб: «…трудно передать, насколько продуманным был покров тайны, которым окутали весь заговор, распространение планов, тщательность, с которой каждая группа заговорщиков работала в отрыве от других, скрывая своих контактеров».

«Лепешечный» телеграф работал без сбоев. Получив от сипаев сигнал, землевладельцы и крестьяне деревень поблизости от Лакхнау, например, Ситапура, немедленно брались за оружие: нападали на ростовщиков и торговцев, расхищали собственность, грабили и убивали. Повстанцы боялись потерпеть неудачу и попустительствовать надругательствам над верой, и это в совокупности оказывалось большим стимулом. Страх и хаос сплачивали людей, разжигая новую ненависть к чужестранцам, подталкивая к насилию.

Сипаи снимают форму

В ночь 4 июня 1857 года взбунтовались сипаи, находившиеся под командованием генерала Уилера в Канпуре. Один из них заявил: «Вы змеи, и пощады вам не будет». Восставшие избавились от униформы и смешались с толпой. Охваченные мятежным духом широкие народные массы были готовы уничтожать всех богатых, вне зависимости от принадлежности к «оккупантам». Под давлением мятежников маратхский пешва (что-то вроде наследственного премьер-министра в индийском государстве Маратхи) Нана Сахиб, испытывавший симпатию к восстанию, возглавил канпурских повстанцев. Вторым лидером стал его соратник Тантиа Топи. 25 июня Нана Сахиб, руководствуясь тактическими соображениями, пообещал британским военным и их семьям, укрывшимся в Канпуре, право безопасного отступления при условии, если они сдадутся. Выбора у Уилера не было, и он согласился. Однако во время последовавшего за этим конвоирования пленных к лодкам началась стрельба. Историки до сих пор спорят, какая сторона открыла огонь первой. Так или иначе, лодки загорелись, и началась резня, после которой остались горы окровавленных тел. Всех мужчин уничтожили. Нескольких выживших женщин и детей отправили в Биби-Гхар (Дамский дом) в Канпуре. 15 июля, когда восставшие испугались возможного нападения приближающихся колониальных войск, был отдан приказ их уничтожить. Местные сипаи отказались подчиниться этому приказу, тогда с городского рынка вызвали четырех мясников, которые убили заложников и расчленили их тела тесаками.

Резня в Канпуре, когда были уничтожены все англичане в городе

После этой бойни Тантиа Топи предпринял ряд мер по мобилизации местных лидеров и координации их действий: рассылал воззвания и письма с информацией о ходе восстания, об опасностях, о необходимости защитить самого Топи. Звучали прямые призывы к открытой войне против врага и против его религии — христианства. Вскоре все пригороды Канпура были охвачены восстанием. Один из жителей такого пригорода — Сагаранпура вел дневник, где записал: «Первыми пострадали банкиры: их либо грабили, либо заставляли откупаться от налетов. Ростовщиков и торговцев принуждали отдавать бухгалтерские книги и долговые расписки, припомнили все прежние обиды. Целью нападений было избавиться от старых долгов, обнулить счет, а то и просто пограбить». О повстанцах он пишет: «…нельзя было не восхищаться фанатичной отвагой, не позволявшей им унижаться просьбами о милости, поднимавшей на борьбу против гонителей». В области Муззафарнагар «ежедневно, если не ежечасно совершались жестокие преступления, и не скрытно, под покровом ночи, а в открытую, при свете дня. В большинстве случаев жертвами становились заимодавцы и предприниматели, многим из которых приходилось, к своему ужасу, платить таким образом за собственную алчность и ненасытность».

Принцесса — народный лидер

5 июня 1857 года вспыхнуло восстание в княжестве Джханси (нынешняя область Бунделханд штата Уттар-Прадеш) под предводительством рани (принцессы) Лакшми-Баи. Собственность европейцев и их индийских прислужников была разграблена, а официальные документы сгорели в кострах. Многие английские офицеры с семьями укрылись в форте Джханси, не успевших спрятаться убили. Когда к вечеру 8 июня осажденные сдались, их согнали в близлежащий сад и просто перебили. По свидетельству очевидца-англичанина, «в Бунделханде мало кто владел мечами или ружьями с фитильными замками; но даже вооруженные копьями, косами, палками с железными наконечниками и импровизированными топорами, переделанными из хорошо заточенных мясных тесаков, прикрепленных к палкам, мятежники воображали себя воинами, провозглашали своих королей, переставали повиноваться чужакам. Никогда еще не свершалось революции такой скорой и полной…»

Принцесса оказалась выдающимся народным лидером, снискав поистине легендарную популярность. Она взяла на вооружение тактику выжженной земли и повсеместно применяла ее в ответ на британскую тактику массового террора. В сентябре и октябре 1857 года рани руководила успешной обороной Джханси от британцев, наступавших из соседних княжеств, однако в марте следующего года им все же удалось захватить город. Британские вооруженные силы в войне против Лакшми-Баи возглавлял сэр Хью Роуз, прославившийся тем, что вернул короне Центральную Индию. По окончании кампании обессиленный Роуз писал в официальном отчете: «Она была женщиной, но в качестве лидера мятежников показала себя храбрейшим, блестящим полководцем. Настоящий мужчина среди мятежников». Не только британский генерал отдал дань уважения индийской кавалерист-девице: сохранились и слова популярной народной песни тех лет: «Доблестно, словно мужчина, сражалась она, княгиня Джханси! С каждого бруствера били ее пушки, вздымая море огня! Словно мужчина, сражалась она, княгиня Джханси, доблестная и великолепная!» В июне 1858 года Лакшми-Баи погибла в неравном бою.

Одна из руководителей восстания — рани (принцесса) Лакшми-Баи

Тем временем восстание в Бхайпуре, регионе на западе Бихара и на востоке Уттар-Прадеш, возглавил 75-летний Кунвар Сингх с младшим братом Амаром. Сорок миллионов местных жителей боготворили его как «отца бхайпурцев». Ненавидимый британцами, он был с не меньшей силой любим повсюду между Калькуттой и Лакхнау и по обе стороны Ганга. Невзирая на почтенный возраст он лично участвовал в сражениях и организовал затяжную партизанскую войну. Под его знамена встали Динапурские полки повстанцев, он прошел с ними до Банда, Канпура, Лакхнау и Азангара, пересек Ганг и, вернувшись домой, погиб, сражаясь за освобождение Джагдишпура, где родился.

Идет война народная… почему?

События 1857 года начинались как бунт сипаев, но очень скоро переросли в народную войну против колониального империализма. Что же объединило богатых и бедных, землевладельцев и крестьян, мастеровых, ремесленников, индуистов и мусульман, что скрепило их союз в борьбе с общим врагом? Многие историки согласны с тем, что бумажные патроны, пропитанные животным жиром, были лишь искрой, воспламенившей уже готовые разгореться страсти. Признаки надвигающегося мятежа начали появляться уже с 1830-х годов.

Одной из причин бунта были ужасающие условия, в которых восставшие несли свою службу. Бенгальская армия вместе с армиями округов Бомбея и Мадраса считалась самой крупной к востоку от Суэцкого канала. Стоит напомнить, что все войска на территории Индии делились на три типа: королевские полки, европейские войска Ост-Индской компании и местные войска компании. В каждом из трех президентств, на которые тогда делилась Британская Индия (Бенгальское, Мадрасское и Бомбейское), были войска всех трех типов. К началу мятежа Бенгальская армия насчитывала 139 807 «туземцев»-сипаев, возглавляемых 26 089 европейцами. За 18 с лишним лет, предшествовавших началу восстания, сипаев Бенгальской армии постоянно использовали для удовлетворения британских имперских амбиций. Они приняли на себя бремя первой Афганской войны 1839—1842 годов, синдской кампании 1843 года, двух разделенных недолгим затишьем пенджабских войн (1845—1846 и 1848—1849) и второй Бирманской войны (1852). Они же отправились за моря для участия в опиумных войнах с Китаем (1840—1842 и 1856—1860) и в Крымской войне против России (1854—1856). При первых признаках недовольства в 19-м пехотном полку его командир, полковник Митчелл, пригрозил отправить личный состав «в Бирму или Китай, где всех перебьют». Возмущение сипаев возрастало и по мере постоянных напоминаний об их рабском статусе. Все руководящие должности, начиная с субалтерн-офицеров, естественно, занимали европейцы. Жалованье сипаев (по сравнению с английскими военнослужащими) было грошовым.

Историки-марксисты обращают внимание и на экономические причины восстания, имевшие «долгосрочный характер», трактуя мятеж 1857 года как «аграрное восстание». Британские власти рекрутировали большинство своих наемных солдат из районов с самыми высокими ставками сельскохозяйственных сборов (Уттар-Прадеш, Харьяна, Западный Бихар). Многие сипаи в прошлом были мелкими землевладельцами, которым приходилось платить безумно высокие налоги на землю, попадая в зависимость от ростовщиков и торговцев, в конечном счете лишаясь земли и залезая в огромные долги. Так что нет ничего удивительного в том, что во время мятежа повстанцы вымещали злобу и на чиновниках, и на заимодавцах.

Недовольство имперской системой зрело не только в сельских районах. Из-за появления британских товаров разорялись городские производители, в первую очередь производители текстиля. Растущее обнищание в сочетании с боязнью увеличения миссионерской активности усугубляло кризис. Официальный патронаж деятельности христианской церкви руководством Ост-Индской компании делал ее цели еще более подозрительными в глазах и индуистов, и мусульман. Индийские историки, называющие события 1857 года «Первой войной за независимость Индии», делают акцент на расизме, коррумпированности и враждебной природе британской власти. Самым прямым следствием проявлений этого расизма было лишение индийцев права занимать высокие государственные посты: даже некоторые британские чиновники выражали недовольство подобной практикой.

Ратуя за назначение индийцев во властные структуры, сэр Томас Мунро писал в 1818 году: «Многие завоеватели прибегали к насилию и даже жестокости в отношении аборигенов. Но никто не относился к ним с таким презрением, как мы; никто так, как мы, не позорил целую нацию, отказывая ей в доверии, отказывая в признании ее права на честность». Недовольство народа усиливали также коррумпированность и запутанность британской системы судопроизводства и уголовного права. В отличие от простых местных староиндийских традиций британская система была непонятной, дорогой и медленной. И все же утверждение индийских историков о том, что это восстание переросло в «Первую войну за независимость Индии», скорее всего, необоснованно — у повстанцев не было никакой «национальной» программы, не было и представления об Индии как о «единой нации».

Поражение и разгром

Отсутствие у восставших общего политического плана и организованного центрального руководства привело к неизбежному поражению. Их лагеря погрязли в местничестве и раздорах, а имевшие несомненное превосходство в боеприпасах и ресурсах британцы умело использовали это слабое место противника.

Повторный захват Дели британцами 19 сентября 1857 года был крайне жестоким. Город одновременно атаковали четыре армейские колонны — ничего удивительного, что по нему прокатилась волна мародерства и разрушений. Солдатам дали «добро» на трехдневное безнаказанное разграбление Дели. Сокровища Моголов и все, что можно было найти в Красном форте, — транспортабельные исторические и культурные ценности, ювелирные изделия, оружие и одежда королевской семьи, даже мраморные плиты и мозаики, — было расхищено. В грабежах участвовали и солдаты, и офицеры. Как отметил некий капитан Гриффит, «мы заходили в дома, принадлежавшие представителям богатейшего сословия местных жителей, и везде заставали одну и ту же картину — разрушенные дома, изуродованные дорогие предметы утвари, которые не удалось унести… Многие английские солдаты забирали ювелирные изделия и золотые украшения, снятые с тел убитых горожан, я видел у сослуживцев доставшиеся им таким образом жемчужные ожерелья и золотые мохуры (монета достоинством 15 рупий)». Награбленное в Дели попало и в Англию, куда его привозили «вернувшиеся из колоний» британцы, многие предметы стали экспонатами Британского музея в Лондоне.

Чтобы поквитаться за поражения, британцы подвергли «десакрализации» множество объектов религиозного поклонения. В мечетях устраивали пекарни, бараки и магазины. Красивейшие средневековые здания разрушали «из соображений безопасности». У тридцати трех деревень в пригородах Дели конфисковали сельскохозяйственные угодья. Затем начались расправы. Во всех уголках страны, по которым прокатился мятеж, победоносные британцы обвиняли в измене всех жителей восставших районов поголовно. Зачастую пытали и убивали невиновных. Капитан Хадсон велел раздеть донага, а затем казнить сыновей короля Бахадур Шаха. Казни повстанцев и их вождей сопровождались такой невообразимой «периферийной» бойней, что даже некоторые британские офицеры не могли сдержать отвращения. Подполковник Т. Райс Холмс писал в своих заметках о судилищах, организованных полевыми судами в Дели, что «группы туземцев предавали суду Военного Комиссариата или специальных комиссаров, каждый из которых был наделен исключительным правом миловать и казнить от имени правительства. Судьи эти были совершенно не склонны к проявлению милосердия. Почти все представшие перед судом были признаны виновными, и почти все, кого признали виновными, были приговорены к смертной казни. На видном месте в городе установили виселицу площадью четыре квадратных фута, и каждый день на ней вешали по пять-шесть обвиняемых. Вокруг сидели британские офицеры и, попыхивая сигарами, наблюдали за конвульсиями жертв».

Почти все индийцы, представшие перед судом после восстания, были признаны виновными, и почти все, кого признали виновными, были приговорены к смертной казни
Одного подозрения в симпатии к повстанцам было достаточно, чтобы стереть с лица земли целые деревни. Тех, кого не вешали, привязывали к жерлам пушек и разрывали на куски залпами. Улицы и дома, залитые кровью, являли собой настолько отвратительное зрелище, что один девятнадцатилетний офицер не мог сдержать чувств: «Это было настоящее убийство, — писал он, — за последнее время я повидал много кровавых и ужасных сцен, но молю Бога, чтобы не увидеть ничего подобного тому, что мне пришлось лицезреть вчера. Хотя женщин и пощадили, их крики при виде кровавой расправы над мужьями и сыновьями были настолько полны боли… Господь свидетель — я человек не жалостливый, но когда у тебя на глазах расстреливают седобородого старика, надо иметь невероятно черствое сердце, чтобы смотреть на это с полным безразличием…»

Мятеж был подавлен с исключительной жестокостью. И как ни пытались британцы охарактеризовать его всего лишь как «бунт сипаев, и ничего более», факты говорили о другом. Один из представителей британской администрации в Дели, Т. Меткалф, отмечал с сожалением, что «англичане живут на вулкане, готовом в любой момент взорваться вспышкой беспощадного насилия. Все Удхи с оружием в руках восстали против нас, не только регулярные войска, но и 60 тысяч человек из армии экс-короля. Заминдары и их челядь, 250 фортов, до зубов оснащенных артиллерией, действуют против нас. Правлению Компании (Ост-Индской) они противопоставили верховную власть собственных королей и почти единодушно выступили в их поддержку. Даже служившие в армии наемники стали нашими противниками, и все, до последнего человека, примкнули к мятежникам».

Для устрашения местного населения британцы жестоко казнили вождей сипаев. Их привязывали к пушечным жерлам, и орудийный залп разносил тела мятежников на части

Международный резонанс

Чтобы перебить впечатление от своих неудач в начале восстания сипаев, а потом — его жестокого подавления, правительство метрополии пыталось переключить внимание международной прессы сетованиями на то, каким ужасам подвергаются британцы в Индии. Однако во многих британских газетах звучали и выражения симпатии в адрес индийцев. Так, например, сэр У. Расселл, знаменитый корреспондент «Лондон Таймс», писал: «Мы наблюдаем не просто войну рабов… но войну религиозную, войну расовую, и войну мщения и надежды, войну за национальное самоопределение, войну за то, чтобы, после свержения ига пришельцев, вернуть Индии всю полноту национальной власти и влияние национальной религии». В поддержку дела повстанцев высказывалась и французская пресса. «Л’Эстафет», популярная республиканская газета, 29 августа 1857 года писала: «Если англичане будут продолжать настаивать на жестокой политике угнетения, великие державы, и Франция в первую очередь, должны будут вмешаться в происходящее, дабы быть уверенными в том, что с индийцами не обращаются, как со стадом скота, предназначенного на убой». Пресса Франции осудила преступления Ост-Индской компании и методы британских колониалистов, на которые возлагалась основная ответственность за начавшийся мятеж. Даже дипломатичная «Ревю де Дю Монд» писала: «Компания мало беспокоится об ослаблении ига. В течение последних десяти лет она широко практиковала применение системы аннексий, лишение собственности, конфискации. Она изменила систему землевладения, лишив силы все официальные договоренности».

В Италии мнения разделились. Джузеппе Массари отмечал в «Ривиста Контемпоранеа»: «Очень многие, путаясь в расах и географии, вообразят, что индийский мятеж является попыткой добиться независимости в целях сформировать индийскую нацию. Но те, кто умеет думать и кому знакомо реальное положение вещей, не впадут в такое грубое заблуждение. Бунт сипаев является лишь актом военного неповиновения, разжигаемым религиозным фанатизмом; стремление к независимости и свободе не имеет с этим ничего общего». А вот один из ведущих итальянских журналов, генуэзский «Италиа дель Пополо», выступил с осуждением британских деяний в Индии: «Англия применяет в Индии репрессивные меры воздействия… Обманом, вероломством и жестокостью она захватила земли Короля и принцев, являющихся ее друзьями и союзниками. В нарушение договорных обязательств она продлевает сроки действия прав заимствования. Короче говоря, она навлекла на собственную голову проклятия 150-миллионного народа, чей глас… достигнет трона Господнего, взывая к отмщению, и оно будет ниспослано».

Как и в большинстве стран Европы, в российской прессе не наблюдалось единодушия в отношении мятежа. «Русский Вестник» отмечал: «Мы не симпатизируем внешней политике Англии, в отношении которой у нас по ряду вопросов имеются разногласия. Однако мы всегда будем проявлять великодушие и честность, признавая единство наших задач. В этом мы союзники; в этом мы солидарны». Однако «Петербургские Ведомости» откликнулись публикацией серии статей под общим заголовком «Письма об Ост-Индском восстании», в открытую выражая симпатию делу повстанцев в Индии. Резко обличая политику английского правительства, редактор газеты А.А. Краевский заявил: «Англичане прибегают к римской тактике сокрытия или отрицания собственных промахов. Само устройство Индо-Британской империи несет в себе смертельный эмбрион».

Мятеж 1857 года потряс сами основы имперского правления в Индии, оказав воздействие и на большинство остальных колоний. Британцы более не могли представлять колонизацию обоюдовыгодной как для колонизаторов, так и для колонизируемых. Отчаянно пытаясь сохранить Индию в качестве колонии, британская корона распустила Ост-Индскую компанию, передав управление Индией напрямую правительству Великобритании. Прошли административная и военная реформы. Воззвание королевы обещало «уважать чувства преданности, которые индийцы испытывают к землям, унаследованным ими от их предков», «в законотворчестве и правопорядке надлежащим образом учитывать исторически сложившиеся порядки, обычаи и традиции Индии».

Вскоре после подавления восстания, а именно 1 ноября 1858 года, в торжественной обстановке была оглашена Декларация британского правительства, в которой сообщалось о прекращении на территории Индии деятельности Ост-Индской компании. В этом же году для английских военнослужащих, принимавших участие в борьбе с повстанцами, а также для сипаев, сохранивших верность короне, была учреждена медаль «Индийский мятеж». Этой награды удостоились 290 000 человек. В 1859 году была объявлена амнистия для мятежников, не замешанных в убийстве английских подданных.

А для самой Индии 1857 год стал поворотным — индийцы как нельзя более доходчиво обозначили свое стремление к самостоятельности, хотя до обретения независимости и оставалось еще почти столетие.

источник

Позволю себе напомнить вам вот такую информацию : Миф о «Кровавом воскресенье» или например 20-летие восстания цветных в Лос-Анджелесе

Оригинал статьи находится на сайте ИнфоГлаз.рф Ссылка на статью, с которой сделана эта копия - http://infoglaz.ru/?p=38990