Альенде и Пиночет: право-консервативный радикализм против «левой демократии»

РI продолжает цикл материалов, посвященных развитию идеи «консервативной демократии» в современном мире. Статья нашего постоянного автора, политолога Сергея Бирюкова рассказывает о том, как неудача «консервативной демократии» в Чили привела к лобовому столкновению «лево-социалистических» сил с авторитарно-консервативно ориентированной верхушкой армии во главе с генералом Пиночетом. Победа хунты в сентябре 1973 года и сворачивание чилийской демократии роковым образом впоследствии отразилось на всем политическом процессе в Латинской Америке, в которой идею национального суверенитета взяли на вооружение ультра-левые силы. Мы видим, что концепция «консервативной демократии» становится осевым элементом любого осмысленного баланса сил в современном обществе. Сегодняшние события в США также особым образом подтверждают этот вывод, к подробному обоснованию которого мы вернемся в наших дальнейших публикациях.

Пятидесятая годовщина с момента прихода к власти Сальвадора Альенде и начало знаменитого трехлетия масштабных преобразований и конфликтов (1970-1973), которое завершилось сентябрьским военным переворотом 1973 года и установлением на полтора десятилетия военной диктатуры, порождает по сию пору диаметрально противоположные по своему характеру оценки произошедшего тогда с Чили – что дает современным экспертам и исследователям серьезный повод для переосмысления.

С одной стороны, все большей ревизии подвергается популяризируемый в право-консервативной среде образ Аугусто Пиночета как «спасителя страны» — соответственно от политического хаоса, экономической катастрофы и превращения ее в «северную Кубу». Не меньшего внимания заслуживает и превратившийся в своеобразную «политическую сагу» миф о Пиночете как об успешном экономическом менеджере, поднятом на щит российскими либералами в 1990–е годы – и вредоносность этого мифа для российской просвещенно-консервативной традиции.

Равно как и не всегда понятным выглядит превращение антагониста Пиночета Сальвадора Альенде в культовую фигуру, когда его оборвавшийся при драматических обстоятельствах президентский срок преподносится исключительно как «время надежд и свершений» – и при этом игнорируются совершенные им политические ошибки и неизбежно возникающий в связи с этим вопрос о состоятельности свергнутого президента как политического стратега и государственного менеджера.

Фактура событий трехлетия президентства Альенде (1970-1973) хорошо известна всем политически мотивированным наблюдателем – в то время как новые попытки реконструировать их логику и истолковать их смысл, на мой взгляд, востребованы и необходимы.

Кем же являлся в действительности Сальвадор Альенде – загнавшим себя в тупик неудачником или стремительно набиравшим популярность «политиком новой формации» для своей страны, чей взлет был оборван лишь благодаря беспрецедентному военно-полицейскому насилию? Существовал ли у него продуманный и реалистичный план изменений и мог ли он в принципе быть реализованным в тогдашних условиях?

Как представляется, Сальвадор Альенде стал для своего времени не только одним из политиков, воплотившим запрос чилийского общества на перемены, но и человеком, явившимся на время надеждой для сторонников «демократического социализма» и «альтернативной левой» в мировом масштабе.

Ветеран чилийского «левого» движения — последовательно депутат Национального конгресса, министр здравоохранения и социального обеспечения, генеральный секретарь Социалистической партии Чили, сенатор и спикер Сената, один из основных создателей «Народного единства» и президент страны, Сальвадор Альенде постепенно превратился в одного из ведущих политиков и публичных фигур страны. Он пришел к власти достаточно непростым путем в ситуации, когда сама платформа левых нуждалась в глубоком переосмыслении в связи с изменениями в международном «левом» движении, мировой политике и внутриполитической ситуации в Чили.

Собственно, подъем «левых» и реформистских настроений, благодаря которому и стал возможным успех кандидата от «Народного единства» — явился не только следствием активности чилийских «левых» в течение нескольких предшествующих десятилетий, но и своеобразным продолжением «волны» массовых протестных движений 1960-70-х годов на Западе, которые бросили вызов не только капитализму как мировой системе, но и любым проектам в духе Модерна (включая бюрократический социализм). Как следствие, радикалы из движения МИР и МАПУ, а также перешедшие на радикальные (революционные) позиции представители Социалистической партии во главе с ее тогдашним лидером Карлосом Альтамирано (своеобразным alter ego Альенде из поколения более молодых политиков) не могли быть удовлетворены умеренно-реформистской линией президента-социалиста, которого они публично именовали не иначе как «Керенским».

Кроме того, следует помнить, что Альенде и возглавляемая им коалиция оказались у власти в стране, где усеченная «модернизация сверху» практически исчерпала свои возможности – и дальнейшее социально-экономическое развитие страны для многих из членов политического класса уже не виделось возможным без решения накопившихся социальных проблем, имея ввиду прежде всего аграрный и рабочий вопросы, и без открытия «социальных лифтов» (вариант с «замораживанием» социальной и политической систем накануне 1970 года чилийскими политиками практически не рассматривался).

При этом задуманные «левой коалицией» реформы должны были осуществляться в особых условиях Чили – стране со вполне сложившейся на тот момент моделью «кастового» общества со значительными масштабами неравенства, когда стабильность социальной системы долгое время поддерживалась за счет единства верхнего экономического слоя (соединение класса промышленных собственников и земельной аристократии, уменьшавшее вероятность конфликта в «верхах») и дефицита «социального капитала» (как и иных видов капитала по Пьеру Бурдье) у широких «народных слоев» (которая долгое время мешала им самоорганизоваться и бросить серьезный вызов представителям разных фракций истеблишмента, долгие годы чередовавшихся у власти).

Относительно стабильному политическому развитию Чили в течение многих десятилетий также способствовало наличие традиций многопартийности и парламентской демократии (обходившихся без вовлечения в реализацию инициированных политическим классом проектов широких общественных слоев). Отсутствие «политического предложения» массам со стороны правящего класса, в свою очередь, вызвало к жизни массовые «низовые» общественные движения со все более радикализирующейся повесткой – как социально-экономической, так и собственно политической. Подобная активность стала серьезным вызовом для сложившейся в стране модели «элитарной демократии».

Между тем, сложившиеся традиции многопартийности и политических компромиссов не позволили Чили, тем не менее, избежать целый серии переворотов и путчей в середине XIX и первой трети XX вв. Так, за первые 150 лет независимости (1820-1970 гг.) в Чили случились четыре гражданские войны, одна из которых закончилась свержением законной власти; помимо этого, произошло около десяти успешных военных переворотов, закончившихся свержением действующих правительств (не считая ряд неудавшихся путчей, стихийных выступлений и бунтов). Вооруженные силы (несмотря на их декларируемую аполитичность) поучаствовали в свержении нескольких правителей в первые годы независимости, а затем и в лишении власти законно избранных президентов — Бальмаседы в 1891 году и Алессандри в 1924 и 1925 годах.

В то же время, по сравнению с большинством других латиноамериканских стран, в течение десятилетий существовавших в условиях диктатуры, в Чили имели место и сравнительно продолжительные периоды конституционно-демократического правления. Не были редкостью и такие случаи, когда чилийские президенты находились у власти весь установленный законодательством срок – периоды с 1831 по 1891 гг., затем с 1891 года до свержения Алессандри в 1924 году и, наконец, в течение весьма бурного в политическом отношении периода 1932-1970 годов.

Уважение значительной части чилийского общества к опыту и традициям демократии создавало возможность для глубоких эволюционных преобразований в интересах и с участием широких слоев населения страны – но лишь в том случае, если бы удалось достичь минимально необходимого социально-классового компромисса, открыть «социальные лифты» и выработать консенсусную модель социально-экономической политики. И главное – для этого был необходим компромисс верхов и низов относительно целей и средств проведения подобных преобразований (который у основных политических сил страны на протяжении новейшего периода истории страны по факту отсутствовал).

Другая существенная проблема общественно-политического развития страны состояла в том, что уже на рубеже ХХ- ХХI веков чилийские «низы» уже не хотели ждать и стремились взять инициативу в деле преобразования общества на себя – и упомянутое выше вхождение масс в политику («восстание масс» по Хосе Ортеге-и-Гассету) стало свершившимся фактом.

Мощные профсоюзное и социалистическое движения, сложившиеся и активно действовавшие в масштабах всей страны, привели к образованию в 1887 году Демократической партии — первой общенародной партии в Чили, в которую входили представители свободных профессий, мелкие торговцы, ремесленники и наемные рабочие. Новая партия, стоявшая на позициях «экономической и социальной демократии», декларировала своей целью не менее чем «политическое, социальное и экономическое освобождение народа», что предполагало глубокие и масштабные реформы. Прохождение представителей партии в парламент (впервые — в 1894 году) превратилось в серьезный вызов для чилийского партийно-политического истеблишмента.

Первоначальная реформистская платформа Демократической партии постепенно наполнялась социалистическими идеями, которые распространялись на партийные массы. Партия выдвинула из своих рядов несколько ярких лидеров, включая сюда основателя Социалистической рабочей партии Чили Луиса Эмилио Рекабаррена. Участие последнего в президентских выборах 1920 года (пусть и без особого электорального успеха) стало мощным вызовом для сложившегося к тому моменту либерально-консервативного партийно-политического истеблишмента. Массовое «левое» движение заявило таким образом свои претензии на политическое представительство и власть, что грозило нарушить баланс политических сил, устраивавший в первую очередь представителей право-либеральной части политического класса. У последних неизбежно возникал запрос на дополнительные гарантии стабильности существующей системы – что побуждало их обратить свое внимание на вооруженные силы страны и прежде всего на армейскую элиту.

Особая роль военных в обеспечении жизнеспособности и стабильности государства в целом характерна практически для всех латиноамериканских «молодых наций». Однако чилийский случай характеризовался специфической обособленностью «военного сословия» от остального общества – и прежде всего культурно-мировоззренческой, которая постепенно переросла и в политическую. Прусские традиции и кастовый характер армии вкупе с презрением к членам политического класса («политикейрос») превратили армию Чили в своеобразную консервативную корпорацию, служба и карьера в которой являлись едва ли не единственным каналом «вертикальной мобильности» для широких общественных слоев, приверженных патриархальным ценностям (выходцам из семей крестьян, мелких предпринимателей и мелких чиновников). В частности, Эдвин Льювен в сравнительном исследовании, озаглавленном «Страны, в которых вооруженные силы аполитичны», утверждает: «В… Чили и Колумбии вооруженные силы занимают уникальное положение. Они являются автономными органами, где господствующие позиции принадлежат преданным профессиональным офицерам, которые контролируют их». Оставался открытым вопрос, в каком направлении развернут представители армейской элиты свою иерархически организованную «военную корпорацию» в ситуации масштабных трансформаций, способных изменить весь привычный уклад жизни, и сопровождающего их кризиса? События 1970-1973 гг. дали нам весьма красноречивый ответ и на этот вопрос.

Сложившийся в чилийском обществе накануне «переломных» 1970-х запрос на масштабные социальные изменения востребовал к жизни политическую фигуру, которой доверили бы их реализацию. Уникальность фигуры Альенде – признанного на тот момент ветерана чилийской политики – как раз и состояла в его предполагаемой способности обеспечить связь чилийского политического класса (по крайней мере, его части) с возникшим в обществе движением за обновление без дефолта существующих политических институтов и при сохранении эволюционного пути преобразования общества. В период своего президентства Альенде попытался соединить ценности парламентаризма и демократии с активной социальной политикой, объединить вокруг себя реформаторски настроенные сегменты политического класса с представителями массовых социальных движений на общей лево-ориентированной «платформе». Столь масштабный политический замысел требовал от политика поистине гроссмейстерских качеств, наличие которых у президента вызывало вопросы. В то же время ждать или делать паузу Альенде и поддержавшие его политические силы накануне 1970 года очевидно не хотели, стремясь воспользоваться представившимся им шансом – в большей степени политическим, нежели карьерным.

Формируемая с прицелом на президентские выборы левоцентристская коалиция была изначально «пестрой». В 1969 году Фронт «Народное действие» был преобразован в «Народное единство» — коалицию социалистов, коммунистов, членов Радикальной партии и отколовшейся («левой») фракции христианских демократов, сохранить эффективную координацию усилий в рамках которой удалось лишь на непродолжительное время.

На президентских выборах 4 сентября 1970 г. кандидат от упомянутого блока «Народное единство» Альенде набрал относительное большинство голосов, что, в соответствии с чилийским законодательством, еще не гарантировало ему занятия президентского поста. Избиратели Чили, таким образом, разделились в ситуации «исторической развилки» с точки зрения их политической ориентации на три условных группы. 36,3 % избирателей проголосовали за Альенде и решительно выступили за глубокие социальные изменения «левого толка».

В то же время 35% избирателей высказались за кандидата от правой Национальной партии Хорхе Алессандри и против любых радикальных перемен. При этом 30% поддержали на выборах социально ориентированного христианского демократа Радомиро Томича – видного чилийского политика хорватского происхождения, в юности симпатизировавшего фалангистским идеям, а позднее ставшего приверженцем христианско-социальной платформы. Сторонники Томича также высказывались за глубокие и качественные перемены, некоторые из них занимали даже умеренно-социалистические позиции, но при этом неизменно ставили вопрос о социальной цене перемен и не искали радикальных путей их осуществления. К числу этих «колеблющихся» избирателей принадлежали представители среднего класса, сравнительно многочисленного в Чили. Предполагаемой «фигурой консенсуса», способной примирить радикальных и умеренных сторонников реформ, выступал именно Альенде, поддерживавший дружеские отношения с тем же Томичем. Последний в итоге и сыграл важную роль в определении судьбы «левой коалиции» — публично признав электоральную победу лидера «левых» и убедив в итоге своих однопартийцев поддержать Альенде в обмен на определенные гарантии.

И поскольку прошедшие выборы не определили однозначного победителя, последнее слово в выборе президента принадлежало парламенту. Поскольку оппоненты Альенде из числа «правых» не решились тогда на «силовое воспрепятствование» его приходу к власти, результаты выборов были окончательно политически закреплены. «Первый марксист, избранный демократическим путем», мог приступать к реализации намеченных планов.

Начинания нового главы государства в социально-экономической сфере были масштабными и многообещающими. В частности, в своей экономической программе Альенде заявил о проведении глубокой аграрной реформы и национализации крупнейших частных компаний и банков. Новая экономическая модель предусматривала не тотальное огосударствление экономики, но самоуправление формально частных либо акционерных компаний под контролем государства. Земельная реформа по своим масштабам и глубине превзошла все сделанное в этой сфере в период правления консерваторов. Если предшествующие Альенде администрации Алессандри и Фрея экспроприировали примерно 15 % владений латифундистов, то правительство президента-социалиста сумело изъять у владельцев 25 %. В итоге, экспрориированные вместе с предшествующими правительствами земли составили 40 % всех сельскохозяйственных угодий в стране.

Подъем энтузиазма в социальных «низах» в ответ на инициированные реформы, тем не менее, не компенсировал неприятие действий «левого» правительства со стороны крупных собственников и немалой части «среднего класса». Политика Альенде столкнулась с сопротивлением традиционных элит и т.н. экономической аристократии, обладающих немалыми возможностями влияния на публичную сферу – успешно противостоять которым без продуманной и гибкой стратегии было в принципе невозможно. Непродуманные шаги новой власти в ответ на действия оппозиции усиливали хаос и снижали совокупную поддержку власти. «Кризис доверия» начал разворачиваться с первых шагов новой власти.

Примером подобного противостояния явилась ситуация в животноводстве – стратегически значимой для экономики Чили отрасли. Так, крупные землевладельцы начали борьбу против нового правительства еще до инаугурации нового президента. Как только стали известны результаты президентских выборов 1970 года, крупные скотоводы начали забивать скот. Скотоводческая Ассоциация Огненной Земли до того, как её гигантские владения были экспроприированы, забила 130 тысяч стельных коров и отправила на скотобойни ещё 360 тысяч голов скота. Происходил и перегон стад богатых владельцев в соседнюю Аргентину. Массовый забой скота создавал серьезные проблемы для потребительского рынка.. В свою очередь, произвольные захваты земель радикально настроенными крестьянами только усугубляли ситуацию.

В свою очередь, национализация бумажной промышленности вызвала обвинения Альенде в стремлении установить монополию на печатную прессу, национализация медеплавильной промышленности вызвала напряжённость в отношениях с США, когда североамериканские инвесторы отказались принять правительственную компенсацию за конфискованные активы и стали требовать внешнеэкономических санкций против Сантьяго.

Экономическая стабилизация также оказалась временной. Значительное снижение безработицы и существенное повышение заработной платы первоначально действительно привело к повышению покупательной способности населения (что и предполагал первоначальный план правительства) – что было уже вскоре компенсировано последующим масштабным ростом цен, от которого страдали все слои общества, включая рабочих. Так, если в январе 1971 года, когда Альенде приступил к реализации президентских полномочий, инфляция составляла 23 процента, то уже в следующем 1972 году она достигла показателя в 163 процента, а летом 1973 года — 190 процентов, продолжая последовательно расти.

Неблагоприятные изменения внешнеэкономической конъюнктуры лишь подчеркнули слабость экономической платформы «левого» правительства. Экономическая ситуация стала совсем тяжелой, когда упали мировые цены на медь и произошла девальвация доллара. Как следствие, в ноябре 1972 года Чили (лишившись доступа к новым кредитам) объявила частичный дефолт, результатом чего стало ускорение процесса бегства капиталов из страны. Стремясь сохранить за собой инициативу и расширить социальную базу проводимых преобразований, правительство Альенде организовывало выплаты пособий и льгот многим нуждающимся категориям, одновременно начав демократизацию медицинского обслуживания и образовательной системы – однако социальные мероприятия не компенсировали углублявшийся экономический кризис.

Массовый исход капитала из страны и сворачивание активности малого и среднего бизнеса привели к уменьшению числа рабочих мест, снижению производства и дефициту товаров первой необходимости (вследствие административного контроля за ценами) – которого Чили не знала в течение многих десятилетий до этого. Таким образом «левое» правительство начало проводить радикальную политику, неприемлемую для центристов и не имеющую поддержки ни большинства народа, ни парламентского большинства, и была вынуждена в итоге признать ее фактическое банкротство. Сам Альенде в своем послании к Конгрессу в мае 1973 года вынужден был признать, что «политика перераспределения доходов проводилась (правительством – прим. авт.) в отрыве от реальных возможностей экономики».

Большой проблемой стала и неготовность новой власти к массовым протестным выступлениям, к организованному сопротивлению социальных групп, на которые новая правительственная коалиция не имела существенного влияния и у которых она изначально не вызывала доверия. Мощная антиправительственная кампания в СМИ, знаменитые «марши домохозяек», растущее недовольство самозанятого населения усложняли и без того накаленную политическую ситуацию. Отдельные и запоздалые шаги навстречу недовольным со стороны правительства (обещание налоговых и кредитных льгот, и т.п.) уже не могли переломить ситуацию в пользу «левой коалиции».

Примечательно, что Альенде, инициировавший масштабные социально-экономические реформы, изначально стремился занять не позицию леворадикала, но представителя «политического центра» — однако в ситуации радикализации «левого» и «правого» полюсов чилийской политики подобный «центр» в лице президента и умеренного крыла «Народного единства» неизбежно проседал, что создавало ситуацию «политического вакуума» и повышало шансы на свержение власти в результате заговора или переворота.

В углубляющейся кризисной ситуации продолжались многочисленные акции протеста, массовый масштаб приняло антиправительственное забастовочное движение, а печально известная ультраправая военно-политическая организация «Родина и свобода» фактически перешла к стратегии «городской герильи» против правительства и его сторонников. Однако правительство опиралось на поддержку совокупности левых партий, малоимущих слоёв населения и лояльность государственного аппарата.

***

Демократические механизмы, важность которых постоянно подчеркивал в своих выступлениях президент Чили, оказались частично парализованы и не могли обеспечить конструктивного выхода из углубляющегося политического кризиса. Вместе с тем, Альенде и его сторонники по правительственной коалиции (где все большую роль играла лояльная главе государства Компартия Чили) действительно стремились избежать дальнейшей эскалации и гражданской войны – в частности, приняли принципиальное решение о разоружении парамилитарных формирований любого идеологического толка, инициировали диалог с ХДП при посредничестве высших иерархов католической церкви (последний был сорван из-за отсутствия консолидированной позиции внутри самого «Народного единства»).

Далее здесь