March 18, 2017

Воспитание избранников

На этой неделе вступили в силу поправки к конституции соседнего Казахстана, анонсированные президентом Н. Назарбаевым в позапрошлом году.

Суть дела: начиная со вторника примерно 40 полномочий, ранее закреплённых лично за президентом Казахстана, переходят к парламенту и правительству республики.

Парламент получает больше прав в вопросах формирования состава правительства. Правительство — расширяет зону своих возможностей и ответственности в экономике. В частности, оно теперь будет утверждать госпрограммы и зарплаты в бюджетной сфере.

При этом, глава республики остаётся не только формальным «лидером нации», но и непосредственной высшей инстанцией по основным вопросам — «обороноспособности, внешней политики, государственного управления, защиты Конституции и обеспечения эффективной работы между ветвями власти»

Кроме того, свои решения правительство по-прежнему должно согласовывать с главой государства.

Комментарии к казахстанской реформе, опубликованные в российской медиасфере, — а) в основном негативны и б) в основном базируются на мнениях казахстанских оппозиционеров.

У этого есть, конечно, простое объяснение. Никто не любит цитировать одобрительный официоз, и поэтому — особенно в отношении постсоветских республик — в медиасфере любых других государств действует правило «пересказывать противников режима». Собственно говоря, когда западные медиа пишут о российской политике, привлекая авторитетных экспертов Павловского, Гозмана и Фельгенгауэра — они поступают точно так же.

В итоге те, кто вообще заинтересовался в России фактом конституционной реформы союзника по ЕАС — получают следующую усреднённую трактовку: «Режим Назарбаева пытается имитировать демократизацию. Чтобы снизить критику и купировать растущее недовольство сверхконцентрацией власти в руках президента — проведена показная реформа. В действительности никакого перераспределения полномочий между ветвями власти, кроме фиктивного, нет«.

Но в дружной критике российскими СМИ казахстанской реформы есть ещё один нюанс — мировоззренческий.

По историческим причинам в сознании отечественного медиакласса истинное «перераспределение полномочий» и истинная демократизация — это предоставление избранникам большей персональной власти и «свободы действий» при одновременном облегчении их ответственности.

Идеальная «парламентская республика», какой её себе видит отечественный медиакласс — представляет собой нечто вроде постсоветских «парламентов» 90-х, отличающихся от вещевых рынков наличием микрофонов

То есть шикарное и бурное место, которое постоянно бурлит яркими заявлениями и выступлениями, внешними инвестициями в создание новых свежих фракций из многоразово использованных политиков, забойными имиджами в веночках, вышиванках, вилах и шароварах и бесконечным весёлым торгом за голоса.

Кроме того, вокруг подобной весёлой и доходной формы парламентаризма эффективно кормятся множественные медийные, политологические и политтехнологические империи, между которыми тихо или со скандалами, но опять-таки доходно курсируют неподкупные журналисты.

В известном смысле ностальгическим, знакомым лишь старшему поколению российского медиакласса — образцом представляются собственные наши Госдумы 1990-х. В которых тоже бурлила жизнь и текли бешеные финансы.

В обоих вариантах «ворота во власть» для держателей финансовых (а значит, и медийных) мощностей широко распахнуты

Возможности индивидуумов выгодно работать над законами и торговать своим голосом — увеличены. А итоговая ответственность избранников, напротив, — размывается до невидимости. Такую свободу, безусловно, может обеспечить только «пост-перестроечный» олигархический парламентаризм.

Так вот. С этой колокольни любая реформа, не включающая восстановления «шляхетских вольностей» для олигархата, парламентариев и их дворов, а также не открывающая новых кормушек — безусловно, выглядит уныло и вообще не о том. Даже напротив — нагружает избранников лишними задачами и ужесточает с них спрос.

Если говорить про Россию, то цель новым руководством Госдумы была сформулирована вполне однозначно с самого начала: «повышение эффективности представительских функций парламента, повышение качества законопроектной деятельности, усиление парламентского контроля».

На практике это уже вылилось не только в вовлечение оппозиционных фракций в руководство половиной думских комитетов и не только в предоставление парламентариям возможности предлагать кандидатуры на правительственные должности — но и в такие сугубо дисциплинирующие меры, как борьба с «голосованиями по доверенности» и депутатскими прогулами вообще. А также в детальное рассмотрение всех законопроектов, включая правительственные — из-за чего представители министерств начали жаловаться на «необходимость постоянно томиться в Госдуме».

Как легко видеть, есть задача выведения российской нижней палаты, прошедшей в 90-х стадию «шоу-политики», а в нулевых стадию «технического принтера» — на уровень не фиктивного, но реального властного органа

Отечественный медиа-класс комментирует эволюцию Госдумы точно так же, как казахстанскую конституционную реформу. Теми же словами и с тех же. Например: «…что-то подсказывает, что попытки превратить Госдуму в «настоящее место для дискуссий» в очередной раз выродятся в имитацию, симуляцию или, проще говоря, «показуху»».

…Я это к чему, мира между двумя описанными выше подходами нет и быть не может.

С точки зрения «государственнической» развитие парламентаризма — это «повышение качества законотворчества» и, в конечном итоге, усиление ответственности депутатов перед избирателями

С точки же зрения шоу-политики, которую естественным образом предпочитает большинство отечественных элит, вышедших из 90-х, — всё это показуха и не интересно. Потому что если демократизация не прибавляет «депутатских вольностей» — то о какой, собственно, демократизации вообще идёт речь?

Конечно, задачи, обозначенные перед нынешней Госдумой — не из легко выполнимых. Их реализации препятствуют те самые родовые травмы отечественного парламентаризма, от которых его поставлена цель избавить (из-за этого, видимо, депутатов и приучают сейчас в первую очередь к ответственности. Просто чтобы при дальнейшем усилении роли народных избранников народу было, собственно, кого выбирать).

Но вот чего ждать от альтернативы — то есть от возвращения к «медийно-олигархической» форме демократии — мы уже все знаем.

Виктор Мараховскийисточник