Королевская свадьба. Глава 90
Менон скривился с выражением, совсем ему не свойственным.
— Бросьте эти глупости. Разве в Вистаде найдётся хоть один род, который отказался бы от брачного союза с Кабеликой?
— Но его родители умерли. Из-за меня.
— Вот уж правда. Почему это по вине Вашего Высочества?
В тот раз они умерли из-за него. В этот — он не смог их спасти. Так что вина действительно была на нём.
— Нет. И потом, даже после смерти старшего поколения барон Колдерст всё равно был влюблён в Вас. Любой, у кого глаза на месте, это бы заметил. Уверен, ничего серьёзного не случилось. Я найду его и приведу, а вы уж дайте ему под зад хоть разок.
А вдруг всё-таки что-то случилось.
Ферранс с трудом подавил подступившую к горлу тревогу — такую сильную, будто сработала метка.
А вдруг есть вещи, которые не изменятся, как ни старайся? Что если всё предрешено заранее — как смерть супругов Колдерст?
Если ему с самого начала суждено было ненавидеть… тогда что ещё он должен сделать?
— Найди Розенгейна. Если… если он больше не хочет быть обручённым со мной, передай, что я разрешаю расторгнуть помолвку.
— Да бросьте. Такого точно не будет.
— Просто передай. Если нет — тогда приведи его ко мне. И если…
— Если окажется, что ты наврал, будто Розенгейн ушел по собственной воле, — готовься умереть.
Беспечная реплика о том, что исчезновение четырнадцатилетнего подростка вряд ли что-то серьёзное, — под взглядом Ферранса вдруг обернулась грузом, тяжёлым до тошноты.
Менон невольно подумал, что во рту стало горько, и опустил голову.
Как только Менон покинул приёмную, началось ожидание.
И оно затянулось куда дольше, чем думал Ферранс.
— Ваше Высочество! Ваше Высочество!
С самого утра Кислик поднял переполох.
Ферранс, как всегда, лежал, уставившись в потолок даже после пробуждения — привычка, лишённая всякого смысла, — и только краем глаза посмотрел в сторону.
— Ваше Высочество! Вставайте, пожалуйста! Я знаю, что Вы не спите, так что не думайте меня обмануть!
Кислик превратился в того, кто знал его вдоль и поперёк.
Ферранс сел, без следа сонливости, и провёл рукой по распущенным светлым волосам, отливавшим золотом.
— Ваше Высочество! Я открою занавес!
Факт, что Ферранс ничего не ответил, означал лишь одно — всё, что сказал Кислик, было верно.
Он рывком отдёрнул занавесь, свисавшую с колонны кровати, и утреннее солнце полоснуло по глазам.
Ферранс, прищурившись от неожиданного света, спокойно обратился к нему.
— Из герцогства Луретия прибыла просьба о браке.
На фоне взволнованного лица Кислика выражение Ферранса было куда сдержаннее. Он с самого начала подозревал, что ничего особенного не произошло.
Последнее время Кислик проявлял небывалое рвение, получая брачные предложения. Всё началось с того момента, как Ферранс — в честь своего двадцать девятого дня рождения — объявил, что до наступления тридцати лет намерен заключить брак.
Новость о том, что король Королевства Вистад наконец-то решил обрести спутника жизни, всколыхнула весь континент — не без помощи небольших преувеличений.
Вистад за последние годы стал одной из самых богатых и могущественных стран.
Королевская семья всегда славилась своим состоянием, но сейчас всё было иначе. После реформы изжившей себя налоговой системы и расширения торговых связей с Блювареном в стране установилась невиданная ранее экономическая стабильность.
О богатстве, охватившем каждый уголок королевства, теперь говорили повсюду.
И всё это началось с восшествием на трон нынешнего короля — Ферранса I.
Юный король, прошедший коронацию в девятнадцать лет, без колебаний принялся перестраивать своё королевство.
Порой казалось, что он точно знает путь, по которому должна идти страна. Всё, к чему он прикасался, оказывалось необходимым, своевременным и в итоге приносило результат.
Недоверие, с которым сперва относились к девятнадцатилетнему монарху, исчезло без следа. Так же, как и подозрения, связывавшие его с внезапным исчезновением регента.
Дом лорда Амандариса покинул столицу и вернулся в родовое поместье на севере королевства, а их величественный особняк был переоборудован в Королевскую библиотеку.
Высшие дворяне — Совет из двадцати шести знатнейших родов — фактически превратились в чайный клуб.
Какие бы законы ни издавал молодой король, ни один из великих домов даже не пытался возразить.
Королевская династия Кабелика обрела небывалую власть, а королевство вступило в эпоху беспрецедентного процветания.
Единственной проблемой было то, что при всём этом король всё ещё оставался неженат.
И эта проблема не сводилась к банальному «Его Величество просто не интересуется браком» — всё было куда сложнее.
— Что значит «ну, конечно», Ваше Величество! Это лучшее предложение из всех, что поступали до сих пор. Представьте себе — старший сын самого герцога сделал вам предложение!
Ферранс, массируя висок, поднялся с постели.
— Удивительно. Наследник Луретийского герцогства, говоришь?
— Именно! Желаете взглянуть на портрет?
Если Кислик так взволнован, значит, внешне этот альфа вполне себе ничего.
Несмотря на огромный интерес со всех сторон, лично Ферранса почти ни одно предложение по-настоящему не трогало.
Проблема была в том, что он — омега. А значит, ему требовался альфа. Однако те альфы, что были достойны руки Кабелики, обычно являлись наследниками своего рода.
Став супругом Ферранса I, они автоматически становились частью дома Кабелики — со всеми вытекающими. Им приходилось отказываться от собственной фамилии, и уж точно они не могли передать её своим будущим детям. А ведь альфы — особенно из знатных родов — относились к наследию крови с фанатичной серьёзностью. Чем выше титул, тем больше сомнений вызывало заключение брака с Феррансом.
По этой причине число реальных претендентов было весьма ограничено.
Более того, сам Кислик был куда строже Ферранса в вопросах родословной и отсеивал большинство предложений ещё на подходе.
Тем временем сам факт того, что наследник герцогства — причём такой альфа, который даже по меркам Ферранса был чертовски хорош собой — сделал предложение, заставил сердце Кислика забиться чаще.
Ферранс, всё ещё потирая висок, мельком усмехнулся, глядя на него.
— Да, Ваше…! …Ваше Величество…
Казалось бы, Кислик должен был тут же сорваться с места за портретом, но вместо этого его лицо вдруг изменилось.
Ферранс мгновенно уловил тень, легшую на взгляд, и замер.
Наверное, ноготь снова треснул.
Когда он опустил глаза, то увидел алые капли на кончиках пальцев — следы крови.
Целых тринадцать лет. Тринадцать лет он держался на ингибиторах. И зависимость была неизбежна.
Увы, омега-природа Ферранса была особенно сильной, и, соответственно, течки у него были крайне тяжёлыми.
Чтобы сдерживать их, приходилось принимать ингибиторы из Блюварена в двойной дозе, а эти препараты по умолчанию несли в себе высокий риск зависимости.
— Сегодня придётся надеть перчатки.
Ферранс скрыл окровавленные пальцы, будто бы это была сущая мелочь.
— Ваше Величество… Если Вы плохо себя чувствуете, останьтесь сегодня в спальне. Это не будет зазорно…
Кислик говорил с дрожью в голосе, нос у него покраснел — казалось, ещё немного, и он расплачется.
— Это ерунда. Сломанный ноготь — дело обычное. Не стоит так пугаться.
Если так пойдёт дальше, Кислик действительно разрыдается.
Ферранс сдёрнул с себя одеяло. В ту же секунду его закружило, но он сжал зубы и заставил себя выпрямиться, будто всё в порядке.
— Принеси одежду. Обойдёмся без купания.
— …Что же мне делать, Ваше Величество…
— Просто делай, как сказано. Ах да, и портрет принеси. Если он действительно хорош собой — подумаю над предложением.
Кислик беззвучно шевельнул губами, не в силах выговорить то, что хотел, и, опустив голову, поспешно вышел.
После того как дверь спальни закрылась, Ферранс вновь опустился на край кровати, едва держась на ногах.
‘Так я и до нескольких лет не дотяну.
Сколько ещё продержится это тело?’
Говорят, как только ногти начинают крошиться — остаётся год, максимум два.
А когда под ногтями появляется чёрнота — считай, пошли месяцы. До того нужно успеть жениться и оставить наследника.
‘Хочу увидеть тебя ещё хотя бы раз перед смертью.’
Розенгейн Аланд, исчезнувший двенадцать лет назад, с тех пор больше ни разу не показывался. По словам Менона, всему виной то, что он чересчур тщательно обучил его блюваренским способам скрываться и стирать следы.
Где именно на континенте сейчас скрывается Розенгейн Аланд — не знал никто. Его живость подтверждали лишь редкие письма, приходившие временами управляющему поместьем рода Колдерст.
Менон клялся, что будет искать его изо всех сил, но Ферранс сам остановил его.
Если даже при том, что он жив, он не желает показываться — значит, таково его решение.
Если он решил, что хочет отказаться от чувств к Феррансу, то у последнего не было ни малейшего права его удерживать.
Он ушёл потому, что хотел уйти.
Почему — Ферранс так и не понял, но сказал себе, что должен это принять.
Он прожил больше десяти лет, обнимая собственное смирение.
Но тело разрушалось от зависимости куда быстрее, чем угасали эмоции.
Когда он понял, что времени больше нет, то наконец решился на брак.
Не с Розенгейном Аландом — с другим альфой, с которым можно будет разорвать метку и продолжить род.
‘…Хотя я не знаю, найдётся ли альфа, способный быть таким, как ты.’
С перекошенным лицом Ферранс встал с кровати.
Бывало, что даже от малейшего движения перехватывало дыхание.
Наверное, опиум унёс с собой половину его сердца.
Наследник герцога Луретии был альфой с чёрными волосами и синими глазами.