Низшее существо. Глава 81
Себин вскочил со своего места сразу же после окончания лекции. Так как он начал собирать вещи ещё за десять минут до этого, брать ему было нечего. Раньше он ждал, пока преподаватель выйдет из аудитории, и только тогда неторопливо собирался, но последние дни всё делал впопыхах. Когда Себин с рюкзаком за спиной отодвинул стул с резким скрипом…
Чья-то крупная ладонь схватила его за локоть. Вздёрнувшись от неожиданности, Себин резко оттолкнул руку. И только потом увидел, кому она принадлежала. Это был Дохён, который тоже выглядел ошарашенным и распахнул глаза. Лицо Себина побледнело.
— Прости. Прости. Я… просто чувствовал себя слишком… плохо.
Он тут же опустил голову. Встретиться взглядом с Дохёном он не мог. Да и не только с ним — с Хесу и со всеми прочими тоже. Голова всё время клонится вниз, а плечи невольно съёживаются.
Всё это было из-за тех отвратительных кошмаров.
Себин уже четвёртые сутки подряд видел один и тот же сон. Сон, в котором люди обвиняли его в том, что он торгует собой, называли проституткой. Иногда пальцем указывали друзья, иногда сиделки или медсёстры, а порой — безликие прохожие. Сны были такими реалистичными, что теперь даже в реальности поверх лиц друзей накладывались те самые полные отвращения взгляды из кошмаров.
Себин со свистом сглотнул сухую слюну и отступил назад.
Он поспешно выскочил из аудитории. Позади, уже со стороны затылка, доносились голоса Дохёна и Хесу.
— Да что с ним не так? Уже несколько дней прошло, как он пил, а до сих пор в таком состоянии?
— Может, алкоголь ему не идёт…
— Чёрт, обещал угостить обедом, а сам каждый раз сваливает раньше времени…
— Ким Хесу. Тебе сейчас это важно?
— А что? Я реально хотел пожрать за его счёт. У меня сейчас денег нет, и я каждый день давлюсь этой блевотной столовкой.
Себин, оставив позади резкие голоса, почти бегом покинул территорию университета. Он натянул маску, глубже закрыл лицо капюшоном. И всё равно беспокойно вертел глазами из стороны в сторону. Ему было страшно, что кто-то узнает его. Конечно, он понимал, что никому нет до него дела. Но ощущение было другим. Будто на него косо поглядывают, перешёптываются, показывают пальцем. Это чувство никак не отпускало.
На автобусной остановке Себин проверил табло. Рядом с номером автобуса, идущего к академии, горела надпись [две остановки]. Убедившись в этом, он опустился на скамейку. Стоять было тяжело. Спина до сих пор болела. А уж между ног и говорить нечего.
Даже во время занятий в академии ему трудно было стоять — лицо белое, как мел, холодный пот катится без конца, так что студенты даже спрашивали: «Учитель, вы не больны случайно?»
Зато пальцы уже почти зажили. Голос тоже почти восстановился, а шишка на голове заметно спала. Ещё пару дней — и все следы, что оставил Джегю, исчезнут. Тогда никто ничего не заподозрит. Никто не догадается, что он продавал себя. И, может быть, к тому времени эта непонятная тревога тоже исчезнет.
Себин достал что-то из бокового кармана рюкзака. Это были обезболивающие, купленные в больнице. Принимая по одной таблетке утром и вечером, он не заметил, как осталась всего одна.
Опустив маску, Себин закинул последнюю таблетку в рот. Запить было нечем, поэтому он просто сглотнул всухую. Во рту разлился терпкий, горьковатый вкус, но он даже не поморщился.
Тем временем на табло появилась надпись [Следующая остановка]. Глубоко вдохнув, Себин снова натянул маску и поднялся. Когда он сунул руку в карман, чтобы достать транспортную карту, телефон завибрировал.
Вибрация длилась лишь миг. Значит, не звонок — и это немного успокоило. Он глянул на экран.
Себин тут же сунул телефон обратно в карман. В тот же момент автобус остановился у остановки. С каменным лицом Себин поднялся внутрь.
Перед железной дверью с надписью <Мэ Дэбу> Себин снял маску. В груди было тяжело и пусто. За весь день он толком ничего не ел, но будто всё в желудке встало колом.
Хочу сбежать… — Пробормотав это, он всё же поднял руку. Постучал дважды и повернул ручку.
Внутри было полутемно. Горела лишь настольная лампа на столе, а кроме того в комнату проникал слабый свет фонаря с улицы сквозь окно, заклеенное наклейками.
Джегю сидел не на главном месте у стола, а на длинном диване, развернувшись спиной. На нём был костюм с застёгнутым пиджаком, а над головой медленно вился белый табачный дым. Одну руку он закинул на спинку дивана, и кончики его пальцев лениво подрагивали.
Вместо ответа на приветствие прозвучал приказ. Воздух, наполненный голосом Джегю, будто стал тяжелее. Плечи Себина сильнее съёжились. Сегодня он ведь ничего не сделал, так почему так страшно?
Он нерешительно обошёл диван и встал перед Джегю. Встретиться взглядом было страшно, поэтому он зачем-то повторил приветствие.
Ответ Джегю был самым обычным. Но Себина всё равно сковывало напряжение с головы до ног. Ничего ещё не произошло, а на висках уже выступили капельки холодного пота. Тишина заполнила кабинет. Только едва слышался треск тлеющей сигареты и звук выдохов дыма. Себин тихо кашлянул. Точнее, попытался заглушить кашель, стиснув губы, и из горла вырвался лишь хриплый сдавленный звук.
Хотя он уже несколько дней не ощущал сигарет, запах дыма невыносимо резал нос. Горло, которое только начало заживать, жгло, словно его царапали иголкой. Почесав тыльную сторону ладони, Себин попытался отвлечься от ощущения, будто кожа покрывается сыпью.
— Ты там всю ночь простоять собрался?
Джегю усмехнулся, глядя на него. Себин резко вскинул голову. А Джегю улыбался. Тонкие губы изогнулись вверх — это была не насмешка и не издёвка, а настоящая улыбка.
Пока Себин поспешно пытался угадать его настроение, Джегю тоже рассматривал его. Бледное лицо, разбитые губы, высокий воротник свитера, не подходящий под погоду, синеватые синяки на запястьях, странно перекашивающаяся вправо походка — всё это на миг отразилось в его тёмно-серых глазах и исчезло.
Джегю тихо хмыкнул, сдавленно усмехнувшись. Он и так уже знал, в каком состоянии Себин. Даже пока они не виделись, ему передавали его фотографии. Он также был в курсе, что тот на редкость дошёл до аптеки и купил себе лекарства.
Значит, настолько болит, что пришлось пить таблетки?
А хорошо бы, чтобы болело ещё сильнее.
Чтобы он никогда больше не смог повторить того.
Чтобы больше не смел отодвигать Джегю на второй план.
С такими злонамеренными мыслями Джегю был удовлетворён: похоже, неделя у Себина и правда прошла не из лёгких.
Снова приказ. Грудь Себина резко вздрогнула, то наполняясь воздухом, то сдуваясь. Немного поколебавшись, он снял рюкзак и поставил под диван. Затем стянул пальто, следом водолазку. От статического электричества волосы встали дыбом.
Джегю усмехнулся при виде этого, а Себин поспешно пригладил волосы ладонью. Но случайно надавил на шишку на голове, и из его горла вырвался короткий стон.
Взгляд Джегю скользнул по его худому телу. В районе ключицы и под рёбрами были синяки, выше таза — следы его же пальцев. Ровно то, чего он и хотел. Именно столько несчастья ему и предназначалось. Но стоило им не увидеться всего ничего — и Себин исхудал так сильно, что это бросалось в глаза.
Когда Себин потянулся расстёгивать ремень, Джегю похлопал себя по бедру.
Себин пару раз моргнул, потом, прихрамывая, подошёл к нему. Сел неловко, прямо на его бедро. Из-за того, что сидел в неудобной позе, едва удерживаясь на кончиках пальцев ног, поясница и бёдра ныли невыносимо. Инстинктивно хотел опереться на плечо Джегю, но тут же отдёрнул руку.
Он прикусил нижнюю губу. Джегю большим пальцем провёл по его щеке и спросил:
Себин торопливо кивнул. Да, сегодня тоже использовал мазь — ту самую, что приходится использовать там, сзади. Без неё двигаться было невозможно, поэтому он не пропускал ни дня.
Но межбровье Джегю едва заметно нахмурилось.
На это Себин выдохнул короткий стон.
Затем послушно сказал именно то, что хотел услышать Джегю.
Большая ладонь Джегю скользнула по его волосам. В тот же миг спина Себина рефлекторно выпрямилась. И вдруг всплыл в памяти Дохён — его ладонь, осторожно касавшаяся спины, его пальцы, крепко державшие за локоть, когда он с тревогой спрашивал, всё ли в порядке. Такая лёгкая, заботливая рука, совсем не похожая на тяжёлую руку Джегю. Почему же вспомнилась именно сейчас?
Знал Джегю об этом или нет — он прижал Себина к себе, то лаская талию, то больно сжимая ягодицы, пока не докурил сигарету до фильтра. Себин, уронив голову, молча терпел эти прикосновения.
Когда сигарета догорела, Джегю кинул ею в пепельницу. Потом провёл ладонью по его телу — от груди до живота. Шершавые пальцы царапали кожу, отчего лицо Себина болезненно дёрнулось.
Ещё несколько движений — и Джегю резко дёрнул его за худую талию. Потеряв равновесие, Себин повалился на диван.
Джегю забрался на его ноги. Снял пиджак, стянул галстук. Себин мутным взглядом смотрел на него снизу.
Расстегнув пару пуговиц, Джегю упёрся рукой в диван рядом с его плечом и медленно наклонился, нависая, словно зверь. Тень полностью накрыла Себина.
Он приближался всё ближе. Резче пахло табаком, сквозь него пробивался его собственный запах. Губы вот-вот должны были коснуться…
И в ту же секунду наступила тишина. Окаменел не только Джегю, но и сам Себин, выронивший эти слова.
Это были не обдуманные слова. Если бы он подумал, разве вырвались бы они так, без контекста? Словно что-то вырвалось само собой. Это мог быть срыв, а могло быть истинное чувство, а может, он просто сошёл с ума.
Хотя ему было страшно, странным образом сердце забилось медленнее. Напряжённая шея и ссутуленные плечи расслабились, а сжатые до дрожи руки разжались. Казалось, что всё уже закончилось. Одновременно это было похоже на то, будто он вырвался из какой-то клетки.
Джегю поднял одну бровь, переспросив. На его лице вместо злости или раздражения мелькало растерянное выражение. Похоже, он решил, что ослышался.
Глядя на это лицо, Себин понял одно. Настало время закончить эти отношения.
На самом деле он мучился этим вопросом всё это время — с выходных до сегодняшнего дня. Действительно ли правильно то, что он продаёт своё тело Джегю? Но ответ всегда был один и тот же.
У меня нет выбора — денег нет.
У меня нет выбора — надо заботиться о матери и Чонхо.
У меня нет выбора — один он ничего не может.
Значит, и дальше придётся продавать себя Джегю.
Он сделал именно такой вывод. Потому и послушно пришёл сегодня по сообщению Джегю. Но вдруг мысли перевернулись. Сейчас ему было всё равно — деньги, мать, Чонхо. Он думал только о себе.
Не хотел из-за денег спать с Джегю.
Больше всего — он не мог идти в университет, будто ничего не случилось, с его следами на себе.
Говорят, с грехом не живут. Он и подумать не мог, что поймёт это на себе. Он и подумать не мог, что наступит момент, когда его будет тошнить от самого себя — того, кто в хорошие дни Джегю сиял от радости, получив деньги; кто с гордостью оплачивал больничные счета матери и отправлял Чонхо карманные деньги, заработанные своим телом.