Низшее существо. Глава 50
Джегю, когда у него не было работы, много ел и много спал, обычно поднимаясь ближе к полудню. Если не отдохнуть как следует, можно было застрять рукой в заводском станке или оступиться на стройке и упасть. Физическая работа притупляла мозги, так что отдых был необходим.
Но с тех пор как он оказался в этом доме, стал просыпаться в шесть утра. Будильник он не заводил, но глаза открывались сами собой, а следом и тело тут же поднималось.
Это было время, когда просыпался Себин.
Сегодня Джегю тоже проснулся примерно в то же время и направился в ванную. Мать уже ушла. Мыться ему особо не нужно было, но он всё равно переоделся, будто у него было какое-то дело.
Пройдя через задний двор и стоянку, он направился на кухню. В доме стояла тишина — ни одной муравьиной души.
Жильцы дома всегда вставали позже Себина. Его мама и папа — оба директора — никогда не выходили из дома рано утром. Поэтому в такую предрассветную пору в доме двигался только Себин. Он был как мама, собирающая ребёнка в школу — будил их, кормил завтраком, отправлял учиться. Шофёр Себина появлялся ближе ко времени его выхода из дома.
Джегю заглянул к матери, отметил, что сад тоже уже привёл в порядок, и привычно направился к свободному месту, чтобы немного посидеть. Хотя садовник у них был, дорожка от ворот до парадной двери была на попечении его матери. Пока Джегю был здесь, этим занимался он сам.
Он провёл взглядом по дорожке, где кое-где лежали опавшие листья, и поднял глаза ко второму этажу — туда, где находилась комната Себина. Раз десять взглянул украдкой и раза два успел заметить, как тот двигался.
Сначала он прошёл с мокрыми волосами, потом — уже в рубашке от школьной формы. Иногда Джегю не был уверен, точно ли это он, и тогда его охватывало странное чувство, из-за которого он поспешно отворачивался.
Сегодня было таким же как обычно. Будто во сне, Себин прошёл мимо окна, снимая с себя светло-голубой верх. Джегю неловко откашлялся и отвёл взгляд.
Ощущение было такое, будто он увидел то, что не должен был видеть. Хотя, ну что такого — просто верхняя часть тела парня. Ничего особенного, ничего нового. И всё же… как бы это описать. Будто он случайно подглядел, как переодевается ангел. Глупо, по-детски — но именно так он себя чувствовал.
Он тихо прикусил нижнюю губу, а потом отпустил её. Схватился за метлу и стал мести с удвоенным усердием. Обычно к этому моменту Себин уже заканчивал. Где-то сейчас, когда нужно было высаживать рассаду. Джегю, будто поражённый молнией, снова поднял взгляд на второй этаж.
Себин, уже в школьной форме, стоял у окна и смотрел прямо на него.
Джегю вздрогнул так, что аж плечи дёрнулись. Все мышцы в теле сжались, а сердце тяжело ухнуло вниз. Ощущение было, будто его поймали за чем-то постыдным.
Себин смотрел прямо на него, не улыбаясь и не здороваясь. Просто стоял и наблюдал.
У Джегю внезапно закололо в груди. За весь день они едва ли проводили вместе больше тридцати минут. Такие взгляды он ловил разве что когда тот поливал цветы перед школой или когда Джегю приносил ему ужин по поручению матери.
Сначала тот болтал без умолку, но в последнее время, кажется, привык к тому, что его игнорируют, и почти не говорил. Даже когда приносил еду, максимум, что говорил: «Спасибо. Я поем».
Вот и всё. Вроде бы к лучшему, а вроде и нет. Хотя он сам всё к этому и привёл.
Джегю сжал метлу с такой силой, что побелели костяшки пальцев. В тот момент Себин вдруг исчез за окном. Некоторое время он продолжал тупо смотреть на пустую прямоугольную раму, а потом почесал лоб и повернулся.
Месяц прошёл удивительно быстро. Казалось, Джегю всего пару раз моргнул — и вот уже настал день его отъезда. Теперь ему предстояло садиться на корабль, и у матери было мрачное лицо. Связаться с ним будет трудно, так что она, разумеется, волновалась не на шутку.
Она снова и снова гладила его по предплечью.
— Хорошо доберись. Береги себя, ладно? Позвони, как приедешь.
Кивнув, Джегю обвёл взглядом особняк, к которому уже порядком привык. Молодого господина дома не было — он ушёл в школу.
Интересно, знает ли он, что Джегю сегодня уезжает?
И вряд ли это что-то, что ему нужно знать. Вряд ли его это вообще волнует.
Для него он, наверное, менее значим, чем десятки цветочных горшков во дворе.
Поклонившись матери, Джегю повернулся. Натянув на глаза поношенную бейсболку, он тяжело вздохнул.
Каждый шаг давался с трудом, будто кто-то держал его за ноги и тянул вниз.
[Ты уже приехал? Молодец. Не поранился нигде?]
Сойдя с корабля, Джегю тут же позвонил матери. Он и раньше не пренебрегал звонками, но на этот раз сделал это особенно поспешно.
[Хорошо ел? Хотя, да… что там на корабле особенно поешь… Жарко, да? У нас тоже ужасно жарко. По новостям говорят, этим летом будет рекордная жара. Воды побольше пьёшь?]
[Правда? Уже закончил? Где теперь работать будешь? На стройке? Когда? Через три недели? Хорошие новости. Если будет нечего делать — приезжай. Я тебе вкусного наготовлю.]
На ожидаемое предложение у Джегю едва заметно дрогнули уголки губ. Он уже собирался ответить, когда мать вдруг сама, без всяких расспросов, заговорила о молодом господине.
[Он тоже дома, у него же каникулы. Приезжай, подружитесь немного. Думай, будто младший брат у тебя появился. Ладно?]
Каникулы. От этого слова у Джегю сердце забилось чаще. Каникулы — значит, он весь день дома? То есть они весь день будут под одной крышей… Дальше додумывать не хотелось — голова вдруг зачесалась до макушки.
Он спешно зашагал в сторону автовокзала, но, по какой-то причине, внезапно развернулся и свернул в другую сторону — в общественную баню, каковые часто бывают рядом с вокзалами.
Особняк, в который он вернулся спустя несколько месяцев, был по-прежнему огромным и роскошным. Джегю привычно вошёл не через парадную дверь, а через стоянку. Поднимаясь по ступенькам, ведущим во двор, он представил себе молодого господина, поливающего цветы, и рядом — щенка, радостно виляющего хвостом.
Но, к сожалению, двор был пуст. Цветы обмякли под палящим солнцем, а от людей не было и следа.
Он занёс вещи в комнату матери, а затем направился на кухню. Только он вышел из-за угла гостиной, как где-то вдалеке зазвучала незнакомая мелодия.
Джегю не имел ни малейшего отношения к искусству или музыке — даже на ноготь, как говорится. Но всё же он мог отличить, была ли это запись или кто-то играет вживую. Не потому, что у него был музыкальный слух, а потому что между аккордами возникали паузы, а иногда вкрадывались неловкие, неуместные ноты. Похоже, тот, кто сидел за инструментом, не был профессионалом.
В это время… кто мог играть на пианино?
Шаги ускорились. И вот наконец он увидел пианино — точнее, того, кто сидел перед ним.
В голубой льняной рубашке за пианино сидел Себин.
Но картина оказалась не такой романтичной, как он себе представлял.
Молодой господин, вытянув шею вперёд, щурясь, вглядывался в ноты и неуверенно перебирал клавиши. Когда палец соскальзывал мимо нужной клавиши, он раздражённо цокал, а потом, встретившись взглядом с щенком, сидевшим рядом, неловко усмехался. И всё же, несмотря на всё это, он продолжал извлекать из пианино мелодию.
Себин почти не изменился с тех пор, когда они виделись в последний раз. Разве что волосы стали немного короче — наверное, подстригся. Чёлка теперь поднималась выше бровей, а шея была полностью открыта. Но белое лицо, худощавое тело, чистые, аккуратные пальцы — всё оставалось по-прежнему.
— Всё изысканное ему под стать, да уж… — пробормотал Джегю себе под нос.
Слова были полны язвительности, но глаза он от Себина не отводил.
За пианино находилось широкое панорамное окно. Сквозь тонкие занавески мягко проникал рассеянный свет. С потолка дул кондиционер, и ветерок нежно колыхал Себину чёлку.
Джегю заворожённо смотрел на эту картину.
‘Весной ты был свежим, а летом — сверкаешь.
Как же тяжело быть таким святящимся в каждый сезон, в каждый момент’.
Прошло несколько минут. Себин, гладивший собаку по голове, вдруг заметил Джегю.
Джегю вздрогнул и поспешно отступил на шаг назад. Что теперь — отругает за то, что подглядывал? Прикажет убираться из гостиной? Он приготовился к возможному выговору, но вместо этого Себин мягко улыбнулся глазами и поздоровался.
Неожиданно тёплое, почти ласковое приветствие будто выбило Джегю из строя. Он остолбенел: ни проигнорировать, ни ответить не смог — только замер, весь натянувшись, как сухая кора дерева.
— Есть-то не ел, верно? Иди сюда.
С улыбкой и заботой она встретила сына, словно вытащив его из той кроткой, вязкой западни, что создал Себин. С трудом придя в себя, Джегю позволил увести себя на кухню, но всё время украдкой поглядывал на молодого господина.
Тот смотрел на них с непонятным выражением в глазах — в этих чуть покрасневших зрачках плескалось нечто труднообъяснимое.
Что это было? Зависть? Ревность?
Почти такой же взгляд, каким он сам иногда смотрел на Себина.
Но ведь не может быть. Чтобы Себин завидовал ему? Ревновал?
Джегю хмыкнул с насмешкой и встал рядом с матерью.
Теперь, когда начались летние каникулы, Себин стал гораздо чаще бывать в гостиной. По словам матери, это потому, что хозяев дома не было. Джегю не вполне понял, что она имела в виду, но кивнул и не стал расспрашивать.
Как бы там ни было, для него это было только к лучшему.
Ведь теперь он мог подглядывать за Себином ещё чаще.
Себин вставал рано, завтракал и ехал в учебный центр. Занятия обычно заканчивались около полудня. После возвращения он обедал — еду ему готовила мать Джегю, — а потом выходил во двор, поливал цветы или садился за пианино. Иногда лежал на диване с книгой, иногда включал телевизор и смотрел какие-то непонятные фильмы и документальные передачи. Часто играл с собакой, а порой недолго разговаривал с младшим братом, Чонхо, который жил в США. А еще временами Себин — словно гость — осторожно заглядывал в спальню родителей.
Когда начинало темнеть, он уходил к себе в комнату и больше не выходил.
На этом этапе Джегю впервые уловил какое-то смутное, но цепляющее чувство странности.
Он почти не общался с родителями — с теми самыми, кого мать называла «хозяевами дома».
И это молчаливое отсутствие связи — казалось даже более выраженным, чем само присутствие Себина в доме.