Черный Кролик. Глава №3. Понимая Геббельса
Все же тут слышали, что обычно в психологию идут люди, которые хотят решить какие-то свои проблемы и понять себя? Так вот, я поперлась в психологию, чтобы понять Геббельса. И решить его проблемы ))
С тех пор, как я отказалась воспринимать выводы исследователей относительно личности моего героя, мне пришлось очень круто расширять свою «смежную экспертизу».
Без понимания психологии было бы невозможно понять - ни каким образом Йозик сделал то, что сделал, ни как он вообще допер до всего того, что теперь стало таким обыденным в нашей маркетингово-пиарной жизни, ни почему вокруг него образовалось так много «но».
Мне помогали Берн, Юнг, Адлер, немножко Фрейд, Ассаджиоли, Ялом, Выготский, Фромм и еще множество других. Разумеется, понимая Геббельса, я множество выводов делала и для себя и про себя.
Например, я усвоила от Йозефа Фридриховича массу морально-нравственных уроков. Если убрать из него всё, что связано с профессией, он - идеальный сборник вредных советов - как не надо делать, как не надо думать, как не надо жить.
Геббельс учил меня, в частности, противостоять мнению сильного. Учил тем, что сам этого не умел. Вся его жизнь в этом плане стала для меня идеальным антипримером. Именно наблюдая его личностные и ментальные деформации, я училась распознавать их в себе. Его уроки стали для меня максимально полезными!
Вчитываясь в его дневники, переполненные мантрами о величии и гениальности фюрера, я с разочарованием понимала про Йозика, что обмануть его несложно, он сам обманываться рад.
При этом, уже во время войны с Советами, длительное отдаление от своего фюрера, в значительной степени способствовало прочищению мозгов Геббельса: с него иногда как будто спадает пелена, он на несколько страниц выходит из тумана и становится откровенным до опасности:
«В последнее время было столько разочарований, что чувствуешь, как в тебе пробуждается скепсис» (март 1944)
«Сегодня нам приходится делать хорошую мину при плохой игре» (тоже март 1944) Аллилуйя, Йозик! Бросай эту мину, шуруй договариваться со Сталиным (именно это он предлагал сделать в те дни)! Но - нет… Гитлер вызывает.
Или вот, можно сказать, первая трезвость за почти 20 лет ведения дневников: «Когда я в эти дни представляю себе тенденцию развития военных действий… у меня всё плывет перед глазами. Надо только вдуматься, к чему приведет через год подобный ход событий, и легко можно себе представить, в какой критической ситуации мы находимся».
А теперь - внимание - эта запись была сделана 21 июня 1944 года. Ну, собственно, даже при его полном военном профанстве, он ошибся всего на полтора месяца.
Но Адольф Алоизович снова чувствует, что его любимая кукла вот-вот протрезвеет, вызывает Геббельса к себе по делу срочно, и следующие записи Йозефа Фридриховича опять становятся похожи на бред зомбированного служаки.
Вообще, конечно, его дневники периода войны с СССР с точки зрения пропаганды не представляют почти никакого интереса. Зато в них максимально проявляется вся противоречивость Геббельса-человека…
Уже в записях августа-сентября 1941 Геббельс иногда, кажется, пугает своей трезвостью сам себя. «Тут мы ошиблись… здесь просчитались… там не справились… быстро не получится… Нам не так уж просто выиграть эту войну».
Он уже тогда видел, куда всё идет, и ему всё сложнее становится себя обманывать. За 20 дней он раз 10 записывает одно и то же: «русские сражаются храбро/смело/удивительно стойко» и далее в том же духе.
Но самую ясную мысль он фиксирует 10 сентября 1941 года… Она, по сути, является его главным решением для самого себя. Она могла бы переломить ход его дальнейшей жизни. У него вообще была бы жизнь - прислушайся он тогда к самому себе. Вот эта мысль: «С распространением необоснованных иллюзий нужно покончить»…
Но… Гитлер вызывает. И вновь затуманенный мозг влюбленного Йозика диктует несусветную муру… и так оставшиеся 3,5 года. До самой смерти его швыряет от трезвости, наступающей ему на голову в отсутствии рядом фюрера, до абсолютного бреда и ностальгических воспоминаний о «старых добрых временах» - после встреч с Адольфом Алоизовичем.
Качаться с Геббельсом на этих качелях сложно - подташнивает. Зато неоспоримым их преимуществом явился мой трезвый взгляд на любой авторитет. Нет божеств на этой земле. Любой может ошибаться. Любой герой может оказаться мудаком. А на вершину горы может взобраться простой горный козел. Любой горный козел.
Спасибо, Йозик, что показал значение фразы «не сотвори себе кумира». У меня их нет - именно благодаря тебе.
Спасибо, Йозик, что научил сомневаться во всем и во всех - особенно, в тех, за кем бежит толпа.
Спасибо, Йозик, что научил меня оставаться трезвой в этой толпе. Чем больше вокруг меня становиться опьяневших и разгоряченных, чем с бóльшим запалом кричат люди вокруг или с трибуны, тем яснее я ощущаю тебя рядом. Такой же разгоряченный, ты хватаешь меня за локоть своими тонкими нервическими пальцами и перекрикиваешь всех в моей голове: «Sie sind wie wir! Sie sind wie wir!» Ничто теперь так не отрезвляет меня, как эти твои вопли…
Спасибо, Йозик, за твои уроки самообмана! Ты показал мне конечную станцию - куда они ведут. И я не буду проверять. Я лучше останусь честной с собой и не стану убеждать себя в том, что передо мной «великий фюрер», если вижу, что передо мной куча говна.
Спасибо, Йозик, что показал, насколько убийственно (в прямом смысле слова) - зависеть от чужого одобрения. Ты учил меня слушать и слышать собственный внутренний голос - демонстрируя, как опасно его игнорировать или душить.
Я понимаю, в чем была его проблема - на свою беду он был идеальный номер два. Еще в юности он как будто не видел себя лидером, и жадно искал, за кем бы пойти - так, чтобы этот кто-то был сильный, волевой, харизматичный и всё такое. Чтобы восхищал безгранично. Геббельса восхищал, конечно.
И 20 лет он шел за Гитлером, а когда из глубины сознания начал выстукиваться сигнал SOS, Геббельс просто не допустил возможность предательства даже на расстояние мысли. Он просто не умел предавать. Даже с ошибками, фюрер оставался для него фюрером.
Проблема Йозика была и в том, что сама верность как морально-психологический феномен была для него возможна только при наличии веры в полную непогрешимость объекта верности. То есть, Геббельс не мог признать ошибок Гитлера, потому что тот перестал бы тогда являться для него фюрером.
Разведи он в своей картине мира эти понятия - верность, лидерство и непогрешимость, он бы увидел все лажи Адольфа Алоизовича намного быстрее. И это не пошатнуло бы его преданности - как каждый имеет право ошибиться. Только ошибки нужно было исправлять, а не бегать от них, убаюкивая свою интуицию… Именно этого, похоже, Йозик сделать и не смог.
И, кажется, такая связка, даже, я бы сказала спайка понятий, - это, к сожалению, не вопрос философии или мышления, это уже похоже на особенности личности… То есть, по-другому Геббельс просто не мог ввиду своего психического устройства. Едва ли не ведущим его качеством вылезает со всех страниц потребность в божестве и обожествлении.
Он было до нелепости религиозен. Пожалуй, в этом я вижу корень ег слабости.
Все остальные качества, которые мне удалось выудить из его записей, из книг о нем, из свидетельств знавших его людей, - почти все эти качества могли бы составить основу его силы. Но - стремление быть ведомым и глубокая неосознаваемая потребность в Вере, так криво замещенная, перечеркнули всю потенциальную созидательную силу всех остальных качеств, и превратили Геббельса в служебного пса.
Ничего плохого в собаках я не вижу. Я люблю и уважаю их (больше, чем людей, иногда). Но, все же, Йозеф Фридрихович был способен оставаться человеком. Если бы не был наркоманом - не «сидел» бы на Гитлере…
И вот теперь - наслаждайтесь! Психологический портрет доктора Геббельса - в ментальной карте. Со всеми противоречиями его натуры, со всеми за и против, со всеми «но» и безо всяких «почему-то».
Наверняка, еще пара новых книг о нем заставит меня дописать еще пару десятков пунктов, хотя… 11 уже прочитанных же достаточно? )) Я не знаю, чего еще я не знаю о нем ))
В следующей главе я приоткрою завесу тайны над его системой… той самой, о которой все говорят, но которую никто не видел. Я видела) Больше того - я ее пересобрала! Так же, как пересобрала этот его портрет.