Косноязычность (чер)

Главы:

Введение

Синтаксис логики, Гёдель и бог Формальная семантика Эмпатия и языковые игры

Собственно, Dasein Устройство бытия-в-мире Бытие и смысл Пустые понятия

Забота как начало эстетики Наличные объекты как основа эстетики На что опираются произведения искусства? Ракурс: Грибоедов контра Достоевский Поле прагматической эстетики

О сознании и намерении Бесполезность и её мера О связях теорий истины Историзм Хайдеггера О содействии как основоположении традиции Прагматический историцизм Дидактика изучения философии Расширение кругозора

Выстроение проблематики Смежность текстов Редакционность Комментирование

Библиография

Введение

Данная работа есть набор исследований предметов, относящихся к человеку: об языке, быте, эстетике, пользе, традиции и боге. В данных работах имеются элементы классической логики, теории множеств, теории категорий. Исследования были проведены в период с 2019 по 2020 г.г.

Задачи данной работы: 1)осветить для широкого круга читателей программу формализма искусственных и естесственных языков; 2)логически обосновать предложеные решения интересных проблемы обществознания; 3)показать интуитивность американского прагматизма для русского человека;

4)показать, что называют словом "логика"; 5)построить теорию прагматического историцизма, необходимого для изучения быта русского человека (да и человека другой национальности); 6)построить теорию образования, где базовыми знаниями будут неопределяемые понятия философских текстов и прагматические навыки.

Как следствие, проделанные мною исследования и поставленные задачи показывают архиважность математики для жизни человека через бога, нас, красивое и мир.

Глава о формальной семантике

1.Смысл — это свойство произносимых и написанных слов. Мы мучаемся вопросом о том, почему случайный набор звуков не имеет в языке смысла. Но я заверяю, что смысл — свойство слов, которое просто можно наблюсти. Но наблюсти, имея представление. Это представление возникает в результате соотнесения слов и совокупностей связок и слов. Связки могут быть представлены союзами, предлогами, частицами. Действительно, если изучать больше одного языка, то можно возыметь представление о не тождестве связок в разных языках. Даже в одном языке одна и та же связка имеет разное употребление. Если связка "на" может употребляться при соотношении объекта и его положения относительно другого объекта, то так же эта связка может употребляться в таком выражении: "переосмыслить на здравую голову". Имеется ли тот же "смысл" этой связки в данном высказывании? Нет, он не тождественен первому "смыслу".

2.Становится ясно, что смысл неоднороден, он может быть разных видов. Уже представлен смысл как употребление (соотношение).

3.Следующий вид смысла является синтаксическим: из смысла-употребления вычисляется смысл слов и их соотношение в высказываниях. Отсюда возникает синтаксический смысл — смысл отдельно взятого словосочетания либо предложения. Отсюда: словосочетание, состоящее из функтора или предикатора и субъекта, создаёт собственный вид смысла — словосочетательный смысл. Другая языковая конструкция, которая и создаёт свой собственный смысл — пропозициональный смысл. Если есть пропозиция, то имеется и её смысл. Под пропозицией понимается совокупность связки, субъекта, предиката, при подразумевании мы можем упускать квантор, но без контекста — квантор обязателен. Отсюда: пропозициональной смысл — смысл, который имеется при соотношении всех входящих частей в пропозицию.

4.Каждый ли вид смысла сводится к соотношению? Нет! Имеется довольно дифференцированный, дискретный приём как указание пальцем — остенсия. Приём, при котором мы указываем на действие, процесс, объект или на что-то ещё и присваиваем случайной слово, свойственное используемому языку. Говоря о случайности выбора присваиваемого набора звуков, опишу то, что схожие явления, которые могут обладать схожим началом, имеют общие корни, что говорит о некотором намеренном присвоении определённых звуков соответственным явлениям.

5.Любой 'разговор о словах" не будет уместен в аргументированной речи, если применяться будут слова. Что происходит, когда в тексте даётся определение слова? Можно делать определение двумя путями: показывать процесс (явление тоже процесс, так как явление растянуто во времени), который мы хотим определить; второй путь — писать определение или говорить его с помощью других слов.

6.Что происходит, если мы определяем некоторые слова через другие слова? Происходит следующее: определяя каждое слово, которое не имеет определения через слова, мы заходим в тупик, так как количество определённых слов становится невероятно большим. Это решается через определение некоторых слов с помощью указания на процесс. Имея набор таких слов, которые определены через процессы, можно строить определения через слова с меньшим объёмом работы.

7.Мы используем слово "книга", указывая на предмет. Мы используем слово "ветер" указывая на ощущения кожи. Каждое же из названных слов обладает определением через слова. Как так? Тут стоит учесть, что для построения той или иной теории понятиям "ветер" или "роза ветров" даются определения через слова, которые определены через процессы. Такой шаг может использоваться для того, чтобы точнее указать природу процесса. Та же энергия в физике: что не так с этим словом? Мы не можем в теоретической физике взять и указать на процесс, говоря при этом: "это есть энергия". Точнее выражаясь, мы не можем указать на некоторые разные процессы и назвать их одним словом "энергия". Энергия ведь бывает разных видов: кинетическая и потенциальная, например.

8.Некоторые процессы трудно указать, так как: 1) невозможно наблюсти с помощью имеющихся инструментов; 2) невозможно удостовериться отражениям этих процессов.

9.Есть слова, которые трудно определить через указания на процессы. Слово "отражение" трудно определить. Мы можем показать на зеркало и сказать "это — отражение". Построение отношений между словами так, чтобы было понятно — что зеркало, а что отражение — становится исследуемым в историко-лингвистическом тексте. Но не в этом [тексте]. Условно говоря, представьте ситуацию, в которой один человек указывает на область зеркала и говорит: "это — отражение". Но это уже заметно труднее, чем показать на книгу или стол и сделать определение через процесс. Почему же? На самом деле мы можем очень большое множество слов определить через указание на такой процесс как "стол". Там же и "место для еды", "игральный стол", "ножка стола" и т.д.

10.Более точное указание, конечно, делает своё дело: можно указать на стол, то есть очертить контур с помощью рук, и будет понятно, какой процесс становится определением слова "стол".

11.Смысл в искусстве есть нечто большее, чем описательные суждения или изображения реальных объектов или картин. Если говорить о пропозициональном смысле, то он, естественно, присутствует только там, где присутствует пропозиции. Это важно, так как именно способность к языку позволяет человеку прикоснуться к смыслу. Но в независимости от отсутствия, например, в полотнах высказываний, человек вполне адекватно может описать происходящее в произведении. Становится ясно, что любое произведение, которое есть, что-то представляет и предоставляет, но в отличие от самих явлений произведения искусства отражают явления и искривляют их, заключая в особые формы, которые принято называть стилистическими приёмами (стилистическими — в самом широком смысле). Именно то, что в любом таком произведении, которое просто есть, наличествует пропозициональный смысл, говорит о том, что людям не пользы искать смысл в произведении, он есть в каждом из них и каждое произведение, по определению, не может быть бессмысленным. Значит ли это, что, когда мы говорим о смысле в искусстве, мы говорим только о происходящем? Нет!

12.Пропозициональный смысл имеют утверждения, то есть конструкции, в которых наличествует предикат, логический оператор или связка и субъект. Из этого следует, если модальности можно применить как предикаты, что прескриптивные (предписательные) и модальные суждения имеют место также как и дескриптивные суждения. Когда я в своей статье "О существующем" писал об отношении эмоций к языку, я именно и подразумевал, что суждения с определёнными предикатами (нравится, не нравится, должен, хороший, плохой, лучший, худший, полезный, бесполезный и др.) не отражают наблюдаемое, они отражают эмоции. Отсюда: дескриптивные суждения одного языка с большой точностью можно произвести, наблюдая и описывая произведение искусства, а прескриптивные суждения нельзя никак эксплицировать из произведения искусства, если в нём не содержится языковых выражений, необязательно пропозиций, ведь может быть такой приём, при котором пропозиции дробятся на словосочетания, которые могут остаться без связок, что создаёт свободу интерпретации.

13.Смысл в искусстве — вид пропозиционального смысла. Смысл в искусстве также всегда включает в себя дескриптивные суждения. Пусть он будет поэтическим. Поэтический смысл — пропозициональный смысл, который представлен не только необходимо эксплицируемыми дескриптивными суждениями, но и с необходимо эксплицируемыми прескриптивными (модальными или моральными или оценочными) суждениями. То есть поэтический смысл наличествует тогда, тогда и только тогда, когда из произведения извлекаются (=эксплицируются) и дескриптивные и прескрептивные суждения. Если в произведении искусства, например на портрете, нет возможности извлечь модальное или оценочное или моральное суждение, то такое произведение бессмысленно, поэтическая бессмыслица, если быть точнее. Поэтическая бессмыслица всё также наделена смыслом, так как она что-то отражает, какое-то явление наблюдаемой реальности.

14.Здесь стоит разделить два вида произведений искусства: на тот, в котором есть поэтический смысл и на тот, в котором его нет. Произведение искусства, в котором нет поэтического смысла — абсентация или абсентационное произведение искусства. Произведение искусства, в котором наличествует поэтический смысл — это презентация или презентационное произведение.

Языковые игры

15.Эмпатия — понимание языковых игр. Тут и спорить нечего: человек, заявляющий, что больше не будет терпеть измены своей жены, говорит это вам не для того, чтобы сообщить новость. Он плачется в вашу рубашку. Эмпатия появляется, когда человек понимает ту языковую игру, в которую ты играешь

Рецепция Dasein

16.Теоретическая часть философии Мартина Хайдеггера до сих пор не формализована. И мне кажется, что есть мысли в "Бытии и Времени", которые не могут быть сформулированы с помощью семантики предикатной логики.

17.Ещё важный вопрос: есть ли противоречия между теорией множеств и Dasein-аналитикой? Под вторым я подразумеваю теорию, изложенную в "Бытии и времени". Почему стоит таковой вопрос? Так потому, что логическая семантика основана на теории множеств. То есть нам нужно выяснить, является ли моделью теории множеств то, что представлено в "Бытии и времени". Следовательно, нужно выяснить, рвботают ли аксиомы теории множеств на данной модели. Вот это уже звдача более конкретная. Вот это уже серьёзный вызов. Семантику можно менять, и строить формальную систему благодаря наработкам неформальной аналитической философии и математики, в какой-то мере можно использовать континентальную философию.

18.Бытие-в очень сильно напоминает одно из фундаментальных понятий теории множеств — принадлежности. А конкретнее это пересечение можно увидеть, если вы прочтёте где-нибудь у комментаторов Хайдеггера, что Дазайну мир принадлежит. Сложно, конечно назвать совпадение этот случай, потому что "бытие-в-мире" делает включение "в-мир", но ни как не в Dasein.

19.Формализация не является угнетением смыслов и обоснования, но Хайдеггер очень негативно относился к аналитической философии того времени, в котором он жил. С этой идеей я не согласен категорически, и сомневаюсь, что Хайдеггер понимал формальную логику и её математическую природу. Ему, как я думаю, представлялось, что аксиоматика субъект-объектной теории не отделима от её сигнатуры. Вся суть формализации состоит в двух пунктах: 1)сокращение записи, 2)создание регидной структуры тождества знаков, входящих в один тип (предикат не может трактоваться, переводится как переменная).

20.Некоторые утверждения можно сформулировать так. 1)Каждая вещь, будучи подручной, для Dasein есть как инструмент через отношение Umsicht — обозрение. 2)Каждая вещь, будучи наличной, не есть для Dasein.

21.Если честно, когда я один, тогда говорю сам с собой. Когда есть хоть кто-то рядом, Dasein меняется. И я перестаю говорить сам с собой, тоже меняется.

22.Вещь может становится наличной, если: её начали описывать, её начали высмеивать, или её начали созерцать, над ней начали философствовать.

Устройство бытия-в-мире

23.Эта статья посвящена тому, как устроено бытие-в-мире, коего человек является лишь частью. Этот странный термин взят из работы Мартина Хайдеггера "Бытие и Время". Интересен он мне, потому что итог всех эзотерических фактов есть бытие-в-мире. Итог есть по дефиниции настоящее событие.

24.В книжке "Бытие и Время" Хайдеггер пытается сделать исследование  которое бы только подводило к исследованию бытия, но он так и недописал свою теорию.

25.Вроде бы бытие, по Хайдеггеру, неопределимо привычными способами, но не ведом был ему метод аксиоматический. Но если бы мы определили бытие как-то иначе, то нам бы пришлось говорить "бытие есть..". Тогда как бытие не есть. Ведь, есть — только сущее. Бытие же не есть сущее. Бытие делает сущее сущим. Если бы бытие было сущим, то был бы смысл у слова "есть"? — Хайдеггер постулирует, что нет. Смысл бытия не равен смыслу сущего. Но постигнуть смысл бытия вообще вообще возможно, постигнув вопрос о том, кто мы есть. Эта же линия есть в его курсе лекций "Основные понятия метафизики: мир, конечность, одиночество". Только центральным вопросом становиться "что такое философия?", который варируется с вопросом "что такое метафизика?". И в этом курсе Хайдеггер берёт и ставит вопрос о том, кто мы есть!

26.Я предлагаю сделать бытие неопределимым понятием, которое нельзя описать через что-то другое. Хайдеггер же выступает за этот тезис тем, что не определяет бытие. Но в то же время пытается понятиями менее фундаментальными подобратся к тому, в чём смысл бытия.

27.Аксиомы нашей онтологии: 1)есть только сущее, 2)бытие делает сущее сущим, 3)не есть такие сущии, для которых истинно, что F(s), где F есть любое свойство.

28.Возможно, Хайдеггер хотел добраться до перевода своего доонтологического понимания вопроса "в чём смысл бытия?" в онтологическое через специфично созданный им контекст употребления слов "есть", "существовать", "существование" "быть" и "бытие". Система раннего Хайдеггера настолько уникальна и специфична для аналитической философии, насколько специфичен сам бытийный вопрос.

Бытие и смысл

29.Зафиксировать и отделить понятия — эти старания мы прилагаем к миру, чтобы он стал понятнее. Но каким образом мы это делаем? Так с помощью наук, например, мы описываем то, как работает мир. Когда мы выделяем из мира опыта что-то с помощью фиксации и отделения, то получается объект. На столе лежит яблоко. Да нное утверждение я сказал и написал, другие поняли, что происходит в мире моего опыта — там выделяется и фиксируется некоторая совокупность изменений, которые я не не выделяю. Названая совокупность потенциально может длится бесконечно, мы вероятно не зафиксируем в мире опыта эти изменения.

30.Когда мы смотрим на стул, что мы видим: спинку, сидушку и четыре ножки или один предмет? Как уже сказано, у нас нет ничего кроме опыта и это важно так как у нас в опыте нет стула или ножек. Даже по-другому нужно этот тезис сформулировать: в нашем мире опыта нет стульев, яблок, ножек, сидушек и всего иного. Приведённый пример тому подтверждение: мы не описали картину мира в какой-то миг, нет, мы сказали только то, что есть какой-то стул, на этом картина кончилась. Но, если пристально проанализировать данное высказывание, то становится понятно, что его не достаточно для того, чтобы сказать "это утверждение суть картина". Картина суть совокупность мельчайших изменений, которые мы можем зафиксировать — миг, момент, секунда, миллисекунда. Но что происходит, когда мы говорим "я вижу лес"? Мы сообщаем о том, что из какой-то картины был отделён поток изменений. Мы говорим, что "я вижу реку", но как же так мы это делаем, если через миг на картине, уже новой, будет другая река, в нашем понимании другая, ведь мир не состоит из "объектов" — вырезанных совокупностей изменений.

31.Так что же мы видим стул или совокупность других объектов? Из выше сказанного выходит, что мы видим совокупность изменений. Почему же иногда люди не могут понять что перед ними: совокупность объектов уже знакомых, тогда когда перед ними просто новый стул [новый вид стула, который придумали]? Я отвечу: у людей устоялись вырезанные совокупности изменений в их памяти. У человека, который из мира опыта вырезает другой объект, есть привычка вырезать определённую совокупность изменений. Возьмём в пример число 13. Тот, кто научен видеть число тринадцать, научен вырезать из мира опыта это число, увидит на бумаге этот знак и скажет, что это тринадцать. Тот же, кто знает только цифру три и цифру один, увидит на бумаге именно эти объекты. Часто можно встретить людей, которые вырезали из опыта и число тринадцать и цифры один и три, поэтому такие люди могут сказать, что они наблюдают и число тринадцать и две рядом стоящие цифры один и три.

32Мир опыта — это то, что мы воспринимаем в каждый момент времени, которое тоже течёт, а не дискретно изменяется. В нём, как уже было сказано, нет никаких объектов. Обычные мир, или просто мир — это потенциальная бесконечность изменений, что подразумевает изменения внутри изменений внутри изменений… То есть потенциальная бесконечность изменений, что позволяет использовать слово "изменение" не в смысле дискретном.

Далее: мир опыта — вид мира. Но есть ещё и то, что мы называем памятью, это тот мир, в котором содержится буквально всё, что формирует человека: язык, объекты, информационная область знаний, практическая область, в которой запечатлено каждое наше действие, что позволяет повторять наши шаги в доме не спотыкаясь, танцевать, работать мышцами.

Объём понятия

Хотел бы сейчас разобрать придуманный мной самим контраргумент. Эта статья о том, почему фраза "единорог" не опровергает теорию о том, что неверным будет считать несуществование каких-либо предметов.

Если человек говорит мне: "Кулиштокль" — и просит назвать качества этого слова, чтобы доказать его существование, я иду двумя путями. Первый путь заключается в Витгенштейновском тезисе о том, что употребление слова создаёт слово. Так как автор просит указать существование не звуков русского слова "Кулиштокль" и не просит указать существование написанных на листе бумаги знаков, которые составляют слово "Кулиштокль", то мне остаётся сделать один единственный шаг: мне остаётся дать референцию — сказать родовое понятие и видовое отличие.

Почему бы просто не указать, что автор фразы (это не высказывание!)  "Кулиштокль" делает ошибку? Он пытается найти записанные знаки в мире языка, тогда как их нужно искать в мире наблюдений. Потому, что тогда автор этой фразы может указать на несуществование понятия "Кулиштокль".

Здесь пригодится Витгенштейн. Когда мы говорим: "Функция" — мы тоже говорим о, якобы, несуществующей вещи. Но именно тогда, когда мы скажем: "Функция сопоставляет одному или паре предметов другой предмет либо другую пару предметов", — тогда у нас наконец появится высказывание! Именно высказывание — элемент мира языка. Именно оно! И никак иначе! Вопрос "что такое Кулиштокль"? так же не элемент мира языка, потому что это не высказывание, а вопрос. Если человек говорит понятие, которое заведомо придумал и которое никто не употреблял, то он не говорит понятие, так как понятие возникает в связи с высказыванием.

Ещё один аргумент против позиции, что новые неупотребляемые раньше понятия не существуют, состоит в том, что любое понятие имеет знание в своём изображении. "Кулиштокль", как сказанное понятие, в первую очередь отсылает к произношению этого понятия и к написанию этого понятия, потому что отношение мира языка и мира изменений [мира наблюдений] таковы, что понятия могут быть отражены через звуки или знаки на письме или другом носителе.

Но фраза "Кулиштокль" может быть произнесена в диалоге: — Как произносится понятие качества человека, при котором человек неаккуратно ест и имеет очень быструю неразборчивую речь? — Кулиштокль.

Но здесь у понятия есть определение, оно [объем понятия] не пустое. Любое свойство, которое употребляется относительно понятия делает понятие существующим.

Здесь вставлю и третий аргумент против позиции о том, что есть "пустые" понятия. Понятие — слово или слова, которое имеет родовое понятие и видовое отличие. Поэтому, когда говорят о "пустых" понятиях, не имеется чёткого понимания моей аргументации. Напомню: если понятие имеет хотя бы одно свойство (видовое отличие), то оно существует. Когда мы ищем денотат (объект определения), мы натыкаемся на пустое множество таких объектов. Единорог — лошадь, у которой из головы растёт рог. И понятие такое есть, но множество единорогов — пустое множество. Когда же человек говорит "Кулиштокль", он не говорит понятия, он говорит набор звуков, который отсылает только к себе как к набору звуков. А если человек в сообщении или письме пишет слово "Кулиштокль", то этот набор знаков отсылает только к себе и ни к чему более.

Когда человек спрашивает: "Что такое Кулиштокль"? при том, что вообще не понимает, что это не тот же вопрос, что и "Что такое единорог"? —, происходит одна вещь: человек задаёт вопрос, эквивалентый вопросу "Что такое Алиса"? Кулиштокль — имя, которого нет у некоторых людей. У нас уже появилось понятие. Да, денотаты понятий могут не существовать, множество единорогов — пустое множество.

Совокупность знаков "Кулиштокль" и звуки этих знаков суть наблюдения и они существуют, так как звуки имеют свои характеристики и знаки при написании получают какие-то свойства. Понятие "Кулиштокль" — просто имя, обозначающее индивида. То есть кардинальность множества этого имени либо 1 либо 0.

При тотальном отрицании и тотальном сомнении часто можно столкнуться с позицией об непознаваемости, которая основана на аргументе отсутствия непреложных истин. К концу такого отрицания можно сказать: "в мире ничего нет". Да, возможно в нём нет пространства, времени, чисел, качества, субстанции, но есть ли в нём "ничего"? Когда мы говорим об отсутствии чего-либо, то натыкаемся на существование небытия. А если про ничто нельзя сказать, что оно существует, то встаёт резонный вопрос: "чего в мире нет?"

Обоснование против феноменологии

1.Основной принцип феноменологии, что никто не скрывает, — это интенциональность. Поясню, что имеют в виду ранние феноменологи под этим словом: интенциональность сознания есть направленность на нечто, т.е. содержательность сознания.

2.В своих лекциях по феноменологии Аристотеля Александр Дугин говорит, что сознание направлено на объект. И сам объект есть в сознании.

3.Но это ложное утверждение. Сознание не направлено на объект сознания. Объект сознания есть результат направоенность на, так называемое А. Дугиным, гилистическое (всё, что есть вне сознания). Сознание напраалено на гилистическое, но объект, который содержит сознание нам не доступен, потому что на него не может быть направлено сознание (объект сознания — не есть гилистическое).

Выдумка как интенциональный объект

1.Уже у Майнонга я вижу, как существование некоторых объектов оправдывают интенциональностью: два пирата ищут источник молодости и источник мудрости; пути на картах разные; пираты ищут ничто по-разному, когда и оба источника суть ничто, одно и то же.

2.Опровергнуть существование ангелов, абсолютного духа, причинность, сознание и источника вечной мудрости можно, построив аргумент с помощью треугольника Фреге и сложных идей Давида Юма.

3.Ангел, по Юму, это сложная идея — человек с крыльями, это две идеи, возникающие из впечатлений, по Юму. Разница интенциональных объектов есть разница смыслов. То есть интенциональный объект возникает как сложная идея и не является значением, лишь смыслом. Таким образом, не существует Ангелов.

4.Действительно, довольно регидным выглядит рассуждение о существовании объектов, таких как ангел или моральная истина. Оно выглядит вот так: 1)объект "x" входит в объём понятия "рыцарь веры"; 2)объект 'x' представим через два свойства "быть человеком", "быть с крыльями"; 3)оба свойства предикатированы некоторым "y"; 4)следовательно, существует "x", которому предикатированы оба свойства. Видно, что 4) не дедуктивно следует из посылок.

#Забота как начало эстетики 1.У Хайдеггера в "Бытии и времени" одним из экзистенциалов является Забота (Sorge), которая вычленяет из повседневности Быта (Dasein) наличные объекты. Например, сломались ваши очки, вот и здрастье! Забота! Вещь была подручной, вдруг перестала работать — стала неподручной —, Быт о ней озаботился через вас, и вы как субъект — теперь — направлены на эти очки. Такого рода интенциональность.

Наличные объекты как основа эстетики

1.Рассматривая прекрасное и любую другую оценку как проекцию на вещь мы приходим к разным истолкованиям таких языковых конструкций, в которых имеются эпитеты. Эстетика как раз и изучает эпитет, наши возможности взаимодействия с ним.

2.И так, этику мы определили. Далее эпитет. Что же это? — Эпитет равен по дефениции языковой конструкции, которая является предикатом по отношению к объекту [эпитет равен по дефениции предикату, где субъект имеет отношение к объекту, и проверка наличия заключается в усмотрении детерминации взаимодействия с объектом] Определять, какая языковая конструкция является эпитетом, я буду только тогда, когда сконструируется формальный аппарат изучения прекрасного, ведь вопросы относительно герменевтики с обыденным или поэтическим языком не входят в рассмотрение семантической, смысловой стороны вопроса [заменить на "проблематики"].

3.Эпитет есть оценка, то есть такой предикат, который является двуместным. И таким образом, в отрыве от второго объекта внутри предиката, семантически и эмпирически будет непонятно, о каком положении в мире идёт речь, о каком факте сделано утверждение. По своей структуре эпитет невозможен как одноместный предикат по такому вот аргументу: одноместный предикат исключает субъект, а следовательно всякую импликацию. Без субъекта любая импликация, где объект предикатирован эпитетом, имеет в качестве консеквента туже формулу. То есть: если ваза прекрасна, то ваза прекрасна. Без какого-либо человека рассуждение об эпитете становится бессмысленным. С объектом, который имеет одноместный предикат как эпитет, ничего не происходит. Прекрасная ваза остаётся есть прекрасная ваза. Никакое другое свойство не содержится в объекте при условии наличия эпитета, который является одноместным предикатом.

4.Из этого аргумента следует, что каждый эпитет есть предикат, в котором в качестве аргумента содержиться субъект [сделать аргумент именно о субъекте, заменить условие "быть двухместным предикатом" на "быть предикатом, содержащим в кач. аргумента субъект"]. Разобравшись с этим, сформулируем интерпретацию эпитета "прекрасный": "... является прекрасным для ..." Первым аргументом будет некий объект. Вторым аргументом будет субъект. Если дело обстоит с переменной по типу "старик", то здесь вопрос верификации проясняется ещё резче. Обсужу.

5.Самой сложной частью эстетики является проверка наличия у объекта эпитета. Но проблема эксплицирована: проверка заключается в узнавании отношения субъекта к объекту. То есть, проблема проверки состоит в проверке наличия отношения субъекта к объекту, этим отношением является эпитет. И тут стоит понять: если нужно проверить, то нужно проверить каждый тип эпитета.

6.Например, если собака страшна для детей, то мы наблюдаем бегство от собаки. Если женщина возбуждает Василия, то у Василия заметна эррекция. Так, например, по моему определению [в скобках] оба упомянутых предиката не рассматриваются в эстетике. Чтобы проверить, состоит ли субъект в отношении эпитета к объект, необходимо посмотреть, как взаимодействует субъект и объект: объект становится рассматриваемым, не используемым для субъекта. То есть клавиатура, на которой я печатаю данный текст сейчас не имеет ни одного эпитета. Если бы клавиатура была предикатирована каким-то эпитетом, то она бы стала рассматриваема, воспеваема, воздыхаема.

7.Мы убедились в правоте Хайдеггера насчёт наличных вещей, которые могут обладать эпитетами, чисто эмпирически, и даже интроспективно, феноменологически. Конечно, если вы спросите меня во время написания статьи, считаю ли я клавиатуру свою красивой, то она перестанет на какое-то время для меня подручной вещью, я перестану с ней работать, и со всеми остальными вещами, которым сопутсвует использование клавиатуры.

8.Но вот, я и вы стоим в картинной галерее и смотрим на картину "Пожар на большом складе лондонского Тауера в 1841 году". Эпитет определённо присутствует. Теперь может встать проблема, что у нас с вами разные эпитеты по отношению к этой картине. На этом моменте я применяю научную объяснительную конструкцию: наличная вещь имеет эпитет (сам предикат, или второй аргумент в предикате), который присвоен ей субъектом на основании детерминации субъекта его биологическим строением. Если прагматический аспект жизни детерминирован моралью субъекта, а уже потом его биологическим строением, то и наличный объект предикатирован субъектом неким свойством (прекрасный, ужасный, некрасивый, восхитительный, воодушевляющий, юмористичный, патриотичный и т.д.).

9.Это самое свойство я называю оценкой. То, какая оценка присвоена субъектом объекту детерминировано полностью биологическим строением субъекта, потому что переходя от философской системы Хайдеггера, которая полностью посвящена бытию и бытию Dasein, мы начинаем обсуждать и рассматривать наличные объекты. Мы уходим от онтологии к науке. А конкретно к биологии, так как наше наблюдение за наличным объектом полностью определено строением нашего мозга, глаз, рук и т.д. В пример можно привести слепого, который никогда не видел и, следовательно не сможет наблюдать и не сможет дать оценку приведённой картине Уильяма Тёрнера.

10.Заключаю: эстетический релятивизм.

На что опираются произведения искусства?

1.Каждое великое произведение опиралось на великое произведение. Или каждое великое произведение опиралось на великий фольклорный сюжет.

2.Манифестационное искусство отличается тем, что автор произведения опирается на свою прозу. Рисовали и обыкновенные сюжеты: которые были за окном автора, или которые автор хотел увидеть, или в которых автор принимал участие, и так далее.

3.Любое произведение искусства автор создаёт сюжетным, и главным критерием дифференциации, разделения на виды, становится тот вид сюжета, на котором основано произведение. С картинами эта дифференциация проводится легко из-за наличия обыденного понимания сюжета. Но следует уточнить, что же через обыденный язык я хочу преподнести как понятие "сюжет".

4.Сюжет есть факт, переведённый в мысль. Скажем, что факт — это истинная пропозиция или неопределённая пропозиция интуиционистской логики преликатов первого порядка. Скажем, мысль есть неопределяемое понятие, которое определяет объекты, выражаемые человеком любым способом с помощью пропозиций. То есть сюжет — это некий способ закодировать мысли. И этот способ определён видом искусства: ноты, краски, слова, части скульптуры, погнутые металлические прутья, и так далее.

5.С сюжетом худо-бедно разобрался. Но что делать с манифестом? — Всё, что угодно: манифест подразумевает некий объект (книга, аудиозапись, другое произведение искусства), содержащий сюжет, который легко читается. Сами правила устройства манифеста — дело прозы, философии.

Эстетические случаи ракурса: Грибоедов контра Достоевский

1.Ракурс есть эстетический объект. Этот термин переведён с термина "наличный объект" в эту статью из философии Мартина Хайдеггера, потому отсылаю к своей статье "Эстетика в заключении эпитетов и оценок", где дотошно разрабатывается эстетика с помощью теории книги "Бытие и время". Здесь же будет рассмотрено отношение между двумя областями искусства: литература и кинематограф.

2.Итак, неопределяемым понятием этого исследования является эстетический объект. Единственно правильная дефиниция для этой статьи: эстетический объект созерцают. Далее, произведение искусства есть по дефиниции результат создания эстетического объекта. Множество эстетических объектов, соответствующих определённому критерию области искусства, равно по дефиниции области искусства. Критерии области искусства есть предикаты, перечислю: "...есть текст", "...есть конструкция", "...есть спектакль". Фильм же описывается [дефиницируется] через конъюнкцию данных предикатов: "...есть спектакль" и "...есть воспроизводимый". Скульптура дефиницируется через предикаты "...есть конструкция", "...есть высеченный", "...есть вылепленный" так: K(x)∧¬([V(x)≡W(x)]. По-русски можно написать так: скульптура — это конструкция, которая либо высеченная либо вылепленная. Картина есть по дефиниции конструкция, которая изображена на чём-то. Фото есть по дефиниции картина, производимая электронной или химической технологией [краски тоже химия, что? фото, получается].

3.Иначе можно поступить с понятием спектакля. Всё же публичный конфликт на улице тоже наблюдают. Потому неопределяемым понятием по прагматике сужу постановку. Спектакль же есть по дефиниции воспроизводимая постановка. Фильм есть по дефиниции спектакль, который меняет ракурс.

4.Художественное произведение равно по дефиниции тексту, который имеет фабулу. Но фабула есть и у постановки, потому можно сделать вывод, что текст есть фабула постановки. Или текст есть описание постановки. В том самом смысле описание, в котором можно сказать, что записанный диалог двух персонажей есть описание постановки. Но ракурс как точка, которая используется для созерцания за постановкой, тоже может быть описан. Таким образом, ракурс как и любой эстетический объект может быть описан. Описание эстетического объекта является эстетическим объектом, если созерцается. Созерцание описания назову чтением, как говорят "про себя".

5.Ещё немного о музыке. Она может быть определена двояко: музыка есть по дефиниции озвученный текст; музыка есть по дефиниции звуковая конструкция. Но пока что музыка не попадает под моё рассмотрение.

6.Итак, понятно, что описание ракурса может содержаться в художественном тексте. Сейчас же приступлю к анализу описаний ракурсов в двух текстах, которые отличаются друг от друга этими описаниями кардинально. "Горе от ума" Александра Грибоедова и "Преступление и наказание" Фёдора Достоевского. Далее, соответственно, Посольское и Инженерское произведения. Меж ними есть огромная разница в проработке описания ракурса. Далее, описание ракурса — преэнгл.

7.Напомню, что фабула включает в себя преэнгл. Приведу цитату из Посольского, содержащую преэнгл: "Лиза, София со свечкою, за ней Молчалин. София". После этой цитаты следует диалог, не содержащий описаний ракурса. Теперича цитата того же рода из Инженерного: "Он уселся в темном и грязном углу, за липким столиком, спросил пива и с жадностию выпил первый стакан".

8.И в первой и во второй цитате преэнгл не определён: перевод описания в постановку может быть совершён с нескольких ракурсов, описание которых не будет противоречить описанию ракурсов в произведениях. Такие преэнглы сужу слабовозможными. Но уже здесь видна разница между Посольским и Инженерным, и она выражается в точности описания постановки, являющееся таковой, скорее, из-за количества деталей.

9.Более ярким, более великим и неописуемо странным и в тоже время понятным является данная цитата из Инженерного: "но он поднялся по лестнице и вошел в большую, высокую залу, и опять и тут везде, у окон, около растворенных дверей на террасу, на самой террасе, везде были цветы. Полы были усыпаны свежею накошенною душистою травой, окна были отворены, свежий, легкий, прохладный воздух проникал в комнату, птички чирикали под окнами, а посреди залы, на покрытых белыми атласными пеленами столах, стоял гроб." Тут, опять же, нету точно определённого ракурса. Если точнее: по этому преэнглу возможно построить больше одного ракурса. Но эта цитата описывает тетраду: лестница — окна, посреди комнаты — в комнату. Тетрада преэнгла есть по дефиниции сопоставление двух диад в преэнгле. Диада преэнгла равна по дефиниции сопоставлению двух пространственных точек.

10.Опишу работу диады, из неё будет понятна работа тетрады. Между двумя пространственными точками лежит только одна линия. И читатель может двгаться по этой линии. Такое описание ракурса можно назвать сильновозможным, потому что мы сократили количество точек, с которых нам доступна дальнейшая фабула. Тетрдада же тогда есть два преэнгла. Действительно, если мы берём за определение ракурса точку, то множество точек будет множеством ракурсов. Таким образом ссужу понятию преэнгла лишь одну неточность: преэнгл есть по дефиниции диада возможных точек ракурса.

11.Диада равна по дефиниции отрезку, ограниченному сопоставленными пространственными точками. Преэнгл же может располагаться только на диаде. И ясно из структуры Инженерного произведения и ему подобных, что таковые не расчитаны быть инструкцией к выставлению ракурса камеры при съёмке фильма. Что-то похожее на описание ракурса, то есть на описание точки эффективно начать так: "ракурс расположен по правую руку поднимающегося по лестнице Свидригайлова на уровне поверхности поручня точно по середине последних двадцати сантиметров этого поручня. Ракурс охватывает меньшую часть пола, то есть поднят вверх, к потолку и немного не захватывает ближайщее к лестнице окно. Зато все окна и гроб, стена за гробом, попадают в ракурс".

12.Так как мы говорим о зрении, о видении, а не о точки, то ясным становиться одна задача: определить поле ракурса и преэнгфилд (самое точное определение описания ракурса).

13.Вспомним диаду из предыдущей цитаты: в комнату — посреди комнаты. То есть ракурс по такому описанию захватит то, что лежит в поле ракурса. Теперь предстоит геометризировать. Преэнгфилд есть по дефиниции множество объектов, которое находиться внутри окружности, диаметром которой является диада. Приближение включает как преэнгфилд малое количество объектов: например лист цветка и прямоугольник со сторонами двадцать и десять сантиметров длинны.

14.Необходимый преэнгл есть по дефиниции описание поля ракурса.

#Поле прагматической эстетики 1.Да, эстетика возможна тогда и только тогда, когда есть наличный объект. Тогда и только тогда, когда есть наличный объект, тогда возможна наука. Наука есть по дефиниции изучение объектов (при изучени объекты суть наличные). Следовательно, эстетика возможна тогда и только тогда, когда возможна наука.

2.Эпитет есть непоколебимое основание описания любого эстетического случая, то есть такого момента, в котором есть субъект и наличный объект. Только в эстетике релятивность — она обязательно указана через первый аргумент эпитета. В научных фактах же не указан субъект, но оценка остаётся. Слеовательно, научные факты есть область исследования эстетики и науки. Научные факты в науках — не только материал статистических исследований, но и теоремы (физики, химии, математики).

3.Да, мы млжем слушать музыку, чтобы на тренировке быть собраннее, занимаемся наукой, чтобы запускать ракеты в космос и проводить в дома электричество. Но это лишб подтверждает, что Быт (Dasein), в который мы входим, не есть субъект, который созерцает, высмеивает или изучает наличные объекты.

Рассуждение о сознании и намерении

Как эмпирически проверить намерение?

1.Когда человек бежит за вами в ночи, что в думаете? Я бы подумал, что он хочет меня убить. Или ограбить. Или... что-то ещё. Далее у бегущего есть несколько возможностей, которые я рассмотрю: бегущий мог вам вернуть обронённую вещь или убить вас. Вот эти две возможности [эти два факта есть два потенциальных следствия] являются следствиям [т.е. к следующему за фактом бега за вами] одного и того же факта. И вот, как проверить, какая именно возможность будет актуализована? Как спрогнозировать следующий за этим бегом факт?

2.Для того, чтобы проверить, какая возможность актуализуется как следствие, была введена категория намерения, понятие намерения. Далее, как существует намерение, невозможно "на месте", то есть сразу перед осуществлением возможности, проверить каким либо способом кроме проговаривания человеком своего намерения.

3.То есть человек как-то думает-думает и где-то "в мыслях" находит это самое намерение и артикулирует его? Ох, вот и всякая проблема с теорией намерения состоит в том, что: 1)кроме этого человека никто не может найти его намерение и удостовериться, каково это намерение, и 2)человек часто актуализует возможность, несовпадающую со своим намерение.

4.Из второй проблемы, которая ведома всякому грешному человеку, который не желает быть грешным, дедуктивно исходит аргумент за метафизический детерминизм. Этот аргумент я вижу так: если человек не актуализует собственную волю (в моей терминологии — намерение), то намерение человека детерменировано иными вещами. [Скорее всего, привычным термином для обозначения вышеизложенной позиции служит термин "детерминизм свободы воли человека".]

5.Нам вполне ясна бытовая трактовка этой позиции [метафизического детерминизма], ведь нам знаком термин "раб". Раб выполняет волю своего хозяина: хозяин сказал, что хочет, а раб выполнил это намерение.

6.В отсупление, намерение артикулируется часто через оператор "хочу", или "желаю". Иногда есть в речи того, кто излагает своё намерение, оператор "надо".

7.Но несмотря на столь серьёзную проблему с проверкой намерения, существует деонтологическая этика, во главе которой стоит намерение. Например, намерение исполнить моральный закон превыше последствий этого исполнения; где исполнение намерения есть факт, действие человека, ведь только действия человека рассматриваются этикой. То есть, случайное исполнение морального закона трактуется как подкреплённое намерением; и таким намерением, которое подразумевает "надо исполнить моральный закон". И вот, тут возникает проблема: нам надо проверить, каким намерением обладал человек при, скажем, дачи показаний; а намерение-то и не проверить. Вдруг, человек врёт, когда артикулирует намерение?

8.[Этикой интенциональности я называю любую этическую систему, в которой прописано, что есть плохой поступок, что есть хороший поступок, да и вообще описание того, какие бывают поступки. [Так как] интенциональность как содержательность присуща не только мысли, но и действиям (мы не "ищем", а "ищем что-то"). И в этике интенциональности она играет роль]

9.Интересеным для разных областей человеческой деятельности является намерение. Это понятие возникает как необходимость в оценке поступков, ещё и различные исследования, посвящённые предметам потребления (например, исследование о разнице желаний покупки алкоголя). Чрезвычайно важное понятие получилось. И, как кажется, именно из-за этого понятия возникают новые сущности: "мыслящее я" Декарта, "практический разум" Канта, "сознание как продукт мозга" Сёрля. Теорий много, эмпирически проверить можно не все.

10.Да, психические процессы суть не только намерения, чтение текста "про себя" есть психический процесс. Но важность, как для философа этики, намерения перекрывает любую другую часть сознания. Далее я изложу две концепции сознания, две теории философии сознания. Это будет сделано в дидактико-сравнительных целях. После я предложу на рассмотрение иное решение проблем, связанных с намерением.

11.Намерение остаётся личным для каждого человека. Только я могу проверить своё намерение, свои намерения. И потому эмпирически могу проверить своё намерение только я. Но преимущество эмпиризма остаётся в том, что некое положение в мире может быть проверено не одним человеком. И личность намерения я сочту проблемой. Теперь приведу доказательство того, что личный характер намерения не является методологической трудностью проверки намерения. Вот скажем, без микроскопа нельзя эмпирически удостовериться в наличии [существовании] микробов. Такая же проблема обстоит с проверкой существования намерения? Как минимум, проверить истинность тезиса о сложной верефикации невозможно. Такая себе автореферентность.

Бесполезность и её мера

1.Для того, чтобы говорить о бесполезности чего-либо необходимо иметь полное преднамерение не пользоваться данным предметом. Это означает, что вы, если утверждаете о напрасности приобретения определённого знания или какой-то вещи, точно знаете, что оно вам не принесёт пользы. Такое утверждение требует сто процентного предсказания событий, что невозможно. Хотя этот аргумент против парадигмы можно контратаковать так: когда говориться о пользе, то всегда говорится о вероятности.

2.Что ж теперь, читать и смотреть, покупать всё подряд? Если ваш ответ "да", то аргумент примерно следующий: "Мы не знаем, что будет в будущем, всё может пригодится". Но почему мы можем или не можем констатировать нулевую вероятность пользы определённой вещи, знания? Исходя из аргумента выше, стоит сказать, что у нас нет возможности точно оценить вероятности пользы определённого знания или определённой вещи. Тогда предстоит понять как определить полезность определённый решений, вещей, знаний и создать такой инструмент, которым можно измерять [пользу] ту или иную величину. Первую величину можно определить Пользой. Польза — совокупность потенциальных случаев использования вещи/информации. Как определить потенциал? Определить отрезок времени, в который будет использоваться вещь/информация и подсчитать количество случаев использования в нужных сферах жизни.

3.В данный момент я могу привести пример определения того, какой язык изучать полезнее: старославянский или английский в сфере чтения современной научной литературы. И аргументы следующие; в ближайшие 20 лет английский язык не успеет умереть и на нём написана почти вся научная литература. Да, у него очень много диалектов, но это не влияет на его смерть. А вот старославянский — мёртвый язык и для данной сферы не будет случаев успешного применения. Закругляя данный пример, стоит отметить лёгкость решения и оценку вероятностей. Ведь мы не вымеряем, а сопоставляем решения и говорим, что будет вероятностнее.

n.В таком исследовании был бы полезен аппарат теории вероятностей. Конечно, можно протестовать против вероятности как части бесконечнозначной логики. Доходчивый читатель заметит мне, что уже использую формальный аппарат, где высказывания либо истины либо ложны. Но спешу предупредить: теорвер лишь предсказывает события, не меняя онтологию события, пропозиция о котором может быть истина на 0,39. И если мы сообразуем каким-то аргументом истину как то, что работает с вероятностью, то получим интересный результат. Истина как вероятность с-рабатывания (однокоренное с "работа") неплохо измеряется и сопоставляется. Под истиной же здесь разумею пропозицию. “Одна пропозиция полезнее, чем другая” — будет проверяемым высказыванием через сравнение вероятности с-рабатывания.

О связах теорий истины

Этимологическая теория истины заключается в том, что истина несокрыта. И истинность есть несокрытость. Следовательно, истиное высказывание открывает то, о чём оно.

Прагматическая теория истины заключается в том, что истина есть то, что работает. Если формула работает, то она является истинной.

Когерентая теория истины характеризует её как соответсвие высказывания евонному денотату. Следовательно, этот предикат двуместный: "... соотвествует ...".

Конвенциональная теория истины определяет её как согласие считать таковым денотат некого высказывания.

Семантическая концепция истины гласит, что истина есть соответсвие образа (смысла) денотата самому дентотату.

В феноменологической теории заключают, что истина представления очевидна.

Интересным кажется, что когерентная теория истины включает в себя семантическую теорию. И подобное отношение меж теориями прагматическими и другими, так как любая дефиниция истины дефинтцирует такой предикат, объект которого полезен. Таковое же отношение есть между этимологической и остальными теориями. Любое предикат истины нечто открывает нам.

Также первенствующей теорией истины можно считать прагматическую теорию истины, так как можно выбирать теорию истины, из чего следует, что мы можем выбирать по принципу полезности теории, что согласуется с прагматической теорией истины.

Историзм Хайдеггера

Вообще, история проверяема только в таком случае: мы имеем наблюдение исторического факта, например видео запись, тогда мы констатируем, что данный факт имел место.

Для Хайдеггера же важна вся история, всё что было до момента, в котором мы сейчас присутствуем. И я могу с ним полностью согласиться, но с одной оговоркой: для обоснования утверждения о том, как мы есть, нам нужен факт наличия прошлого. Именно это обоснование меня интересует в этой статье. Если же мы собираемся применять ту философскую систему, которая завязана на исторических фактах, то делать нечего...

Нечто не возникает из ничего. Факты состоят из чего-то. Следовательно факты не возникают из ничего. Следовательно до факта было нечто. Вот вам и факт наличия истории. Дальнейшее исследование в этой статье, наверно, будет вестись по поводу предиката "... возникает из ничего".

Связь истории и жизни можно перевести на более понятные термины, которые кое-как, но можно вывести из тех понятий, которые неопределяемы в моей философской системе. И так: связь фактов эзотерических и фактов эмпирических. Вот. Готово. Таковая связь представлена в 4. И ясно, что некто человек как участник эмпирического факта у Хайдеггера не возникает из ничего, как например у Декарта. У Хайдеггера до человека было нечто, которое в моей философской системе не просто "есть", а "есть таким-то". Для меня существование есть копула, связка в предикате. И вот это нечто Хайдеггера в "Бытии и времени" тоже событийно. То есть тоже взаимодействует с другим нечто, что порождает эмпирический факт.

Такое порождение нечто из другого нечто кажется интерпретацией древнегреческого мнения о времени. Но на такой примитивной позиции ни я ни Хайдеггер не останавливаемся. Такое устройство времени есть условие для человека и многих нечто. Говоря в терминологии, которая была разработана, чтобы говорить об этом, Такое устройство времени есть условие для бытия-в-мире.

Содействие как основоположение традиции

Традиция — совокупность действий, которые люди делают. Традиция устанавливается в зоне, где живут люди. С одной стороны: некоторые люди совершают действия под давлением внешних факторов - природных факторов, а с другой стороны: иные люди, которые живут позже, совершают некоторые действия под давлением этих самых традиций. Является ли такой фактор внешним? Таким он может представляться, потому что люди - часть природы, хотя сложно представить мёртвых людей частью чего-то живого. Но это не наш случай - мёртвые люди, как и другие неживые вещи, являются частью природы.

Каждый, кто следует традиции, может делать это по многим причинам, но есть одна, по которой традиции всегда будут продолжать - формальная причина. Формальная кауза Аристотеля. Традиция - это действия, которые надо делать. Из этого определения начинает свой путь любое предписательное суждение определённой этической парадигмы, так как в определении наличествует слово ''надо". Проанализировав свой опыт использования слово ''надо", я могу с точностью заверить, что в определении традиции оно заменимо на слово "должен".

— Почему я должен праздновать Новый год? — Это традиция.

Прагматический историцизм

Невозможно установить истинность исторических фактов. История лишь полезна как хранилище устойчивых традиций.

Какие факты историки могут устанавливать и преподавать:

Факты начала и конца существования государств. Традиции разных семей и более широких групп людей в государстве и государствах. Описания государственных аппаратов. Использовать логику предикатов первого порядка для логических рассуждений. Историкам можно только верить, утверждения истории не верифицируемы. Под предметом истории я разумею события, которые являются прошедшими или наблюдаемыми. Я не отрицаю, что есть факты, которые могут быть верифицируемы, но нет никакой верификации для событий 10 века до нашей эры.

Проблемы образования

При отсутствие знания знания об эффективнейших способах образования возникает вопрос: в чём проблема? Или другой: насколько эффективны те или иные способы образовываться?

Основную проблему российской системы образования формулируют так: человеку могут быть не нужны некоторые знания или наоборот их нужно очень много, но система образования не подстраивается под нужды каждого.

Такая проблема возникает из-за того, что основные знания занимают всё учебное время. Учебный день составляет от 3 до 9 часов, с понедельник по субботу. Обычный урок идёт 45 минут, после него следует перемена в 5-10 минут, а после 3-го урока перемена длится 20 минут. Выбор этой схемы основывается на исследовании работоспособности учеников.

Но работоспособность зависит не только от времени концентрации на предмете. На неё влияет вся окружающая среда, а также имеющиеся навыки у каждого индивида, например, сосредоточенность. Ко многим этим факторам относится и желания, например, желание быть на уроке и учиться. Также не стоит забывать об остальной деятельности: еда, сон, гигиена, домашние задания, игры, общение, активность в интернете, отдых — любая деятельность.

Умственная нагрузка на уроках разных предметов или одного и того же может быть разной. Но занятость можно характеризовать и определить: мышление, действие, потребление. Мышление — переработка информации, составление логических цепочек. Действие — физические действия (писание, говорение). Потребление — получение информации в любой форме.

Ключевыми процессами в обучении являются: Вопрошание, Поиск, Обсуждение, Внедрение.

Вопрошание — процесс постановки задачи при её появлении.

Поиск — определение методологии познания (в большинстве случаев поиск опровержения) и поиск информации по проблеме.

Обсуждение — постановка вопросов после прочитанных текстов или прослушанных слов. Они заставляют давать определения явлениям, думать над объектами, обсуждать знания и многое другое.

Внедрение — решение проблемы. Или её минимизация.

Что такое общее образование? С такого вопроса я начну рассуждение о среднем образовании. Общее образование — набор знаний, необходимый каждому. Если мы поймём слово "общее" и слово "образование", то сможем сказать, что это  набор знаний, который является общим для всех.

Какие же есть проблемы у общего образования? Какова проблематика общего образования? Её можно извлечь из определения понятия "общее образование": какое знание должно быть общим. Что значит "должно"?…

Вообще необходимость знания вытекает из желания жить в обществе и понимать происходящее вокруг. Общим образованием может служить знание инструментов познания. То есть потребность жизни в обществе может быть удовлетворена наличием инструментов познания и терпимостью. Именно терпимость позволяет выслушать, а инструменты познания позволяют сомневаться в своей и чужой позиции из-за наличия каких-либо аргументов.

После этих слов теория общего образования становится яснее. Что же такое терпимость в понимании общего образования? Терпимость — спокойное выслушивание чужой позиции, в независимости от самой позиции и отношения к ней кого-либо. Да, когда ты подходишь к человеку, а у него уже есть предубеждение, что позиция твоя необоснованна (хотя даже это утверждение очень мягкое), аргументы не могут изменить его позицию.

Общее образование должно длиться несколько десятков месяцев. В обучении должно быть только два предмета: теория аргументации и терпимость. После этого детей следует ознакомиться со всеми сферами человеческой жизни. Те, в свою очередь выбирают сферы деятельности, в которых хотят себя видеть.

Чем записи могут послужить в математике? Якобы для лучшего запоминания и для разработки умения выделять важную информацию из данного текста или лекции. В других урочных предметах есть нужда выделения общего вывода.

Эти 3 функции конспектов могут стать 3-мя функциями устных обсуждений: запоминание и глубокое понимание происходит при тщательном обсуждении — выяснение мельчайших деталей и связание с имеющимися знаниями, создание вывода так же обеспечивается устной речью и ответами на вопросы "зачем?", "как?" и другие.

У записи нуждаются текстовые проблемы — задания, или, как их называют, тесты, упражнения и т.п.

Дидактика обучения философии

Для каждого, кто начинает занимается изучением текстов Платона, Аристотеля, Канта, Гегеля, да даже Рассела, возникает проблема понимания изложения своей теории каждым автором. То есть, в довольно длинном произведении необходимо проследить нить повествования, основные идеи, и что-то иное, но как это сделать? К новичку, который только-только прильнул к некоторым книгам, приходят очень странные задумки, например, прочитать учебное пособие. Особенно страшным мне кажется прочтение такого учебника, в котором каждого философа записывают в определённую парадигму. Дуализм, феноменология. экзистенциализм, нигилизм и т.д. Почему такие термины не работают, объясню:

Дуализм — всего лишь несколько утверждений. Когда разные авторы из этого утверждения делают выводы, то они всегда разные. Всё равно, на каждого автора получается по одному виду дуализма.

Есть общие утверждения у разных авторов, но, когда мы записываем их в множество тех, кто использует это утверждение, мы забываем, что каждый автор продолжает свой собственный путь мысли.

Введём предписательную предпосылку: необходимо найти практические решения через различные теории. Из этого следует, что необходимо найти проблемы, так как любое решение требует проблемы. А так как у нас есть доступ к теориям, которые всегда формулируются. Если теории формулируются, то для этого необходим инструмент. Преждевременно, у человечества для формулирования есть несколько инструментов: символы и знаки. Отошлю каждого и себя к Аристотелю при дефиниции этих двух понятий. Символы образуют пласт теорий нестрогих, интересных. И этот пласт называется искусством. Но именно язык занимается со знаками формулировкой теорий. Язык математики, русский язык, язык аборигенов и другие языки.

"Необходимо найти практические решения через различные теории" — эти теории строятся с помощью языка. Это и называется философией. Здесь стоит сказать, что наукой называется теория, которая использует эмпирические эксперименты.

Наконец, можно сказать, что нам необходимо найти проблемы в различных теориях. Здесь стоит сказать, что понимание проблем состоит в понимании теорий. Необходимо понимать всю теорию, чтобы понимать проблемы определённой теории. Любая философская теория формулируется с помощью языка.

Таким образом, понимание философских теорий есть тогда и только тогда, когда есть понимание языка, на котором формулируется сама теория.

Мы дошли до той самой мысли, что самым эффективным способом изучения философских теорий является способ, которым каждый ученик изучает тот локальный язык, на котором написана теория.

Расширение кругозора

Расширение кругозора — не поиск новых научных теорий и не чтение художественной литературы. И решение этого процесса очень худое. Всего то стоит почёрпывать Проблематику в других философских системах.

Знание фактов, будь то научных, исторических не расширяет кругозор.

Даже это словосочетание мягко говоря, кричащее. Нам не нужны новые истории людей. Нам не нужны факты. Нам не нужна логика. Нам не нужен здравый смысл. Нам не нужна Философия. Нам не нужно критическое мышление. Нам не нужен скептицизм. Нам не нужно знать. Нам нужно найти!

Отвечать на вопросы и задавать новые. Приведу пример: когда я был совсем ребёнком, смотря на картины, задавал вопросы об историческом контексте, о том, кто все те, кто изображён, о том, что изображено на картине, что я вижу. Но никогда я не спрашивал о том, почему то или иное красиво и в каком смысле то или оное красиво. Вот почему христиане задают вопросы о том, что знает их бог, что он может делать, как он оценивает, но почему не было вопросов о том, откуда этот бог. Да возможно это моё невежество в элитарном смысле, но как пример, всё же приемлемого вида.

Когда Юм написал, что человек имеет понимание необходимых связей и является при этом не правым, потому что связей между причиной и следствием нет, Кант прочитал Юма и ответил на выходку, которую англичанин делает в самом начале "Трактата о человеческой природе". Эта выходка заключалась в фразе об отсутствии до опытного (априорного) знания. Но, как было сказано в начале этого абзаца, человек откуда-то имеет, не от опыта взятое, понимание того, что между событиями и в объектах есть необходимая связь. То есть знание этой необходимости априорно. Кант это заметил и это было его первым аргументом в пользу наличия априорного знания. Как Канту удалось найти такой аргумент? Очень просто: он внимательно читал и задавал вопросы. Этот аргумент (знание необходимой связи между событиями априорно) является ответом на вопрос: "Откуда взялось это неправильное понимание связей между объектам"?

По всему по этому я берусь сказать, а точнее, написать, что расширение кругозора происходит благодаря постановки самых разных вопросов и дальнейшим ответам на эти вопросы. Причём, как в примере с Кантом и Юмом, вопросы могут быть не фундаментальными, а находиться внутри какого-то дискурса.

n.То есть расширение кругозора есть расширение множества знаний человека об объектах. Знания же есть истинное обоснованное полагание, кое даёт только философский текст. Причём, редакторское дело, о котором пойдёт речь далее, есть основание для изучение как неопределяемых понятий текста, так и остальны его частей.

Обыденность языка понятных теорий

Для философского исследования или дискурса обычной практикой считается дефиниция путём текста. И очень часто возникают казусы с тем, что таких определений, которые требуются для других определений, недостаточно для понимания некой теории. Есть такой приём как наглядное определение. Оно делается через указание на нечто и присвоение этому "нечто" звукового образа. Указывая на лошадь, говорить: "это лошадь" — значит делать наглядное определение.

Для меня вполне ясно, что автор текста не может сделать такой приём с каждым, кто читает текст с изложенной теорией. Для понимания каких-либо нестандартных терминов нужно постоянно напоминать и показывать их референт (в случае со словом "лошадь" референтом выступает любая лошадь).

И вот в момент чтения у читателя возникает проблема: он не понимает референт термина, а следовательно часть предложения непонятна, а следовательно все остальные предложения, связанные с этим неопознанным референтом, будут недопоняты.

Решение такой проблемы предлагаю такое: использовать для построения первых постулатов теории обыденный язык, а точнее, термины в "прямом значении", в самом ясном и примитивном смысле. Приведу постулат из теории множеств: "Множества состоят из элементов. Запись 'x∈M' означает, что x является элементом множества M" (Лекции по математической логике и теории алгоритмов. Часть 1. Начала теории множеств. — 4-е изд., доп. — М.: МЦНМО, 2012. — 6 с.). В данном постулате сложно понять лишь термин "означает". Но его легко передать через контекст: корень из четырёх означает два.

Избегание написания постулатов примитивным, ясным родным языком есть ни что иное как ошибка прагматики. Для того, чтобы теория была максимально ясна, необходимо выстроить все теоремы и термины на основе обыденного языка (это синоним "ясного языка").

И только самые простые и прямолинейные конструкции обыденного языка позволят понять постулаты теории максимальному числу читателей.

Выстроение проблематики

Как мы понимаем, какие слова ключевые, а какие — нет?

Проблематика — это вопросы, которые можно задать к определённому смыслосодержащему объекту: слову, предложению, камню, единорогу, человеку, скульптуре, звуку, теории. Причём вопрос может быть сформулирован не в форме вопросительного предложения. Пример из статьи "Проблема нового", первый абзац: "…новое в языке…".

Так как я выстраиваю собственноручно философскую систему и много не понимаю и не знаю, поэтому-то следует обозначить вопрос о задавании вопросов и задавании курса развития мысли.

Когда субъект встречает объект, он начинает его изучать и в разных направлениях. Познающий (синоним — субъект) задаёт вопросы о влиянии познаваемого (син. — объект) на другие вещи. Объектом изучения также может быть сложная конструкция: абстракция, целая теория. И от такого раздела текста как Проблематика зависит разносторонность изучения объекта, ведь можно изучать, задавая вопросы о действиях объекта и связи его: с сферой права, этической теорией, физическими или психологическими концепциями.

Как выглядит такой раздел текста? "Как выглядит такой раздел текста?" — вопрос и его местонахождение — четвёртый абзац, первое предложение. И мы часто сталкиваемся с таким видом нахождения изучаемого раздела, назову его литературным видом нахождения Проблематики в тексте. Такое расчленённое вопрошание часто встречается в книгах. Но, например, в научных статьях можно увидеть раздел проблематики, вынесенный в отдельный абзац. В нём часто не находится вопросительных предложений, но это из-за того, что вопросы сформулированы не в виде вопросительного предложения, а вот так: "мы хотели бы посмотреть с точки зрения…"; "изучается со стороны…"; и тому подобные формулировки. Я буду называть такой вид конкрециональным видом нахождения Проблематики в тексте.

Именно оговоренный раздел является очень интересным явлением внутри Философских систем. Когда случился, например, Сократовский поворот, можно было наблюдать революционные подвижки в изучаемом мной здесь разделе. Если изложить Сократовский поворот в нескольких словах, то это событие (философская деятельность Сократа) внесло в Проблематику того дискурса вопросы о человеческих отношениях и оценки человеческих поступков и стеснило вопросы о бытии.

Каков же мой интерес к такой части текста? Он заключается в изучении вопросов, которые задавали философы к объектам и как они приходили всё к новым вопросам. Сейчас я считаю, не строго философски говоря, что выстраивание проблематики и её развитие внутри философских дискурсов приводит, и только это приводит, к стремительным и неожиданным открытиям и неожиданным поворотам.

Кстати, если под Проблематику вынесен отдельных абзац, но в следующем же добавляются вопросы, то это всё равно литературный вид нахождения Проблематики в тексте. Но также не будет ошибкой повторить вопрос, при наличии конкреционального (отдельно выделенного под проблематику) раздела, в котором имеется идентичная формулировка.

Проблематика формируется с первого же вопроса в тексте. Если в тексте имеется вопрос, то в нём есть и Проблематика.

Мы вопрошаем чаще, чем ставим знак вопроса в тексте или выражаем вопросительную интонацию. Вопрос — это не утверждение и не отрицание. Это разновидность нашей аналитической мысли, которая создаёт условия развития. Такое его свойство нам важно при описании явления: бытие есть. Вот постулат, он возник в результате мысли. Какой такой мысли, спрашивается? Жизненная мысль и аналитическая не имеет такую структуру, которая способна препарировать такое явление, или скорее всего, континуум явлений, создавая из них слова, а из слов описания.

Структура вопроса такова: вопросительное слово + утверждение. Есть ли Бог? "Есть Бог" — часть, которая в статье "Эмоции как часть проблем" я назвал фолемой. Это формулировка проблемы и в действенности так и есть: проблема суть ситуация и часто, а точнее всегда, возникают вопросы. Сталкивание с вопросом всегда происходит когда человек сталкивается с проблемой. Они неразделимы.

Встаёт вопрос: можно ли найти истину, задавая вопросы? Данный пример можно анализировать благодаря вычленению из него утверждений. В данной волеме фолема звучит так: можно найти истину, задавая вопросы.

(Термины языка предикатной логики первого порядка)

"— Что такое ваза? — Стеклянный сосуд."

f(x)=P(y)

Где "f" — "что такое … ?", "x" — любая ваза, "y" — любой сосуд, "P" — быть стеклянным, "=" операцией приписывания значения, функция экстенсии).

Для моих личных целей не нужно формализовывать все вопросы из проблематики статьи. Мне нужно лишь вычленить предметную переменную или предметную константу. Но я хочу представить инструмент записи вопросов с использованием следующих терминов:

"f, g, h, f'1, g1, h1…" — n-местные предметно-функциональные константы (n>1 или n=1)

"a, b, c, d, a1, b1, c1, d1…" — предметные (индивидные) константы

"P, Q, R, S, P1, Q1, R1, S1…" — n-местные (n>1 или n=1) предикатные константы

Для того, чтобы любой вид вопроса можно было сформулировать, необходимо принять во внимание вопросно-ответную систему, в которой и появляется понятие вопроса, так как вопрос (функция интенсии) всегда подразумевает ответ (смысл этой функции). Итак, вопрос — это функция, которая сопоставляет предметной переменной или предметной константе предметную переменную или предметную константу.

Виды вопросов по аргументу и значению функции экстенсии:

1.xy-функция по формуле f(x)=y

2.xa-функция по формуле g(x)=a

3.ab-функция по формуле h(a)=b

4.ax-функция по формуле i(a)=x

Давайте проинтерпретируем каждую из функций. Кстати, все 4 функции являются вопросами.

xy-функция: "— Что такое ваза? — Стеклянный сосуд."

ab-функция: " — Как зовут этого человека? — Дениска."

xa-функция: " — Как соотносятся право и закон? — Между ними есть отношение происхождения закона из права."

ax-функция: " — Кем в своё время работал Бертран Рассел? — Преподавателем."

Неважно: вопрос о сущности вещи или чисто функциональный. Главное, чтобы отделить предметные константы или предметные переменные и предикаты от вопроса (знака функции, функтора), необходимо наличие хотя бы одной предметной переменной или предметной константы.

Если любой вопрос парадигмален, а любой вопрос содержит утверждение, то любое утверждение парадигмально. [Вопрос содержит утверждение, но в этом нет посылки о том, что само утверждение парадигмально. Что же означает, что утверждение парадигмально? Так то, что оно заведомо утверждает? Это же свойство утверждения, то, что делает его им. Так что же тогда утверждение такое?]

Но почему вопрос парадигмален? Так потому, что он содержит утверждение, но каждый ли вопрос устанавливает парадигму? Например, вопрос "Бесконечна ли вселенная?" Ответ подразумевает определённое утверждение "бесконечна" и "не бесконечна". Но это не всё: тут утверждается наличие вселенной, то есть вопрос указывает, что есть такая вещь, как вселенная, которая неизвестно, что бесконечна она или нет. "Почему вселенная бесконечна?" — этот вопрос утверждает, что вселенная бесконечна. Но если слово "почему" обозначает не причину, а сомнение: "почему так, а не иначе?". Тоже самое, что "Бесконечна ли вселенная?" Слово "почему" имеет в вопросе два значения.

Так парадигмальны ли вопросы? Это некорректно по отношению к вопросу так как он лишь уточняет истинность/ложность утверждения, а не постулирует его. "Бесконечна ли вселенная?" эквивалентно "Истинно ли, что вселенная бесконечна?", а также эти вопросы эквивалентны вопросу "Так ли, что вселенная бесконечна?" "Каким образом ты избивал своих родителей?" — вопрос, как говорится, с подвохом так как в нём утверждается, что "ты избивал своих родителей", но уточняется истинность высказывание "каким образом ты избивал…". Да это ложное утверждение кстати, потому что на этот вопрос не ответить "да/нет"

Но вопрос… что он такое? Если так подумать, то он не имеет никакой цены для познания в том смысле, что он не является чем-то отличным от фактов, новое в вопросах — уточнение и объяснение причины, метода действия, последовательности, и некоторые я не могу привести, хотя думается, что необходимо привести все. Какую необходимость мы подразумеваем, используя вопрос? Например мы утверждаем: утверждение равно самому себе в одном и том же отрезке времени в одном и том же языке. Все бы примени ли бы вопросы так: какое основание у этого утверждение? Суть ли это утверждение аксиомой нашей системы логики? И так далее. И тут важно понимать всю необходимость применения вопросов, причём разных видов вопросов.

Когда философ задаёт вопрос "бытие есть?", что можно ответить? Если вопрос предполагает такую фолему, которая содержит слова, то вопрос становится аксиомой. Ведь аксиома суть недоказуемое утверждение. И философы часто начинают не с утверждения, а с вопроса. "Что я могу знать?" Фолема этого вопроса предполагает: термин "я"; термин "могу"; термин "знать". С каждым по порядку. Я суть что-то. Чтобы ответить на поставленный ранее вопрос, нужно подразумевать термин "я". Термин "я" предполагает отличие от "не-я"? Или "я" — набор генетических характеристик? Мочь значит что? Возможность данного действия? Если да, то почему эта возможность "мочь" приписывается "я", может быть её нельзя приписать этому "я"? Предикат "знать" вообще суть непонятное психическое явление и он обозначает что? Имение в памяти определённой формулировки эмпирического факта или аналитического суждения суть "знать"? Данный предикат, если он не имеет дефиниции, то он ничего не обозначает. Тоже самое, что "кдмрл".

Когда человек проговаривает какое-то предложение, даже то, которое является приказом, он создаёт это предложение; именно в такой ситуации можно говорить о том, что предложение возникает в человеке. Предположим человек зачитывает из документа приказ: "Все жители будут обезоружены!" И тогда, конечно, я не говорю о каком-либо создании предложения. Но есть такие ситуации, когда человек не цитирует (зачитывает текст, повторяет только что сказанную шутку, поёт песню), а самостоятельно говорит или пишет; тогда и только тогда человек создаёт предложение.

Теперь, разобравшись с контекстом создания предложений, отвечу на поставленный вопрос. В первую очередь в мышлении появляется язык. Без языка нет высказываний. Без языка нет высказывания "Я думаю, следовательно, я существую". Только тогда, когда есть инструмент создания высказываний, есть созданные высказывания. Да, их можно получить и без знания всех правил создания предложений, можно просто запомнить некоторые предложения. Но, опять же, это не создание высказываний, если запомненное высказывание используется, то это не создание; если же высказывание некогда создано (слово "лол" тому пример) и используется как реакция на определённое событие, то в мышлении высказывание появляется первым.

Когда при реакции появляется не высказывание, а вопрос? Мне кажется, что даже тогда, когда мы говорим слово "лол", есть желание задать вопрос. Но это именно что диалог или любая другая ситуация, на которую человек реагирует. Вот тогда у нас появляются эмоции в виде выражаемых междометий, но раньше предложений появляются вопросы.

Ещё одна ситуация:

" — Дорогой друг, когда ты вернёшь мне долг? — Ой, даже забыл про него, но верну через день другой".

Вроде, в мышлении не возникало этого высказывания до того, как произошла ситуация. Да, возможно человек продумывал эту ситуацию в голове, но в ней всё равно бы участвовал вопрос или невербальное поведение другого участника диалога, которое выражало бы вопрос. Таким образом, человек воспринял вопрос и у него возникло предложение.

Смежность текстов

Я уже писал, что текст имеет редакцию при полном совпадении проблематик этих текстов. Но что если проблематики пересекаются в некоторых вопросах? Можно ли в таком случае говорить о смежности некоторых текстов?

Текст существует отдельно и он существует. Дело в том, как мы обозначаем и воспринимаем тексты. Если нам показывают два листа бумаги, на которых написаны два "текста", то думается, что эти два листа суть два текста. При их рассмотрении может оказаться, что и тот и другой имеют один предмет исследования и отвечают на одни и те же вопросы. Так они [тексты] становятся преемственными — редакциями одного черновика, который формулировал вопросы и примерно пытался ответить на них.

Как же дело обстоит с разными языками? Ну что сказать: тождество необходимо. Строгая формулировка важна, ведь от неё идёт прямая зависимость к смыслу. Смысл формируют формулировки данных вопросов. "Where are you from?" Не тождественно "Откуда ты родом?" Если же это кажется ошибочным суждением, то приведу другой пример: "Елмл гопдву жешив?" Если бы существовал такой язык, в котором это вопрос 'имеет смысл', то был ли бы смысл тождественен смыслу, который мы формулируем на русском языке.

Что делать, если в проблематике текста присутствует один вопрос? Может ли он быть смежным? Вот, например, монографии, посвящённые одному вопросу. Могут ли быть они редакциями первого текста, первого черновика? Я бы так сказал, что нет, ведь вопросы не строго тождественны. Поэтому фраза о "заметках на полях Платона" не уместна, так как Платон задавал одни вопросы, а последующие мыслители — другие. Если субъект вопроса 1 и вопроса 2 тождественен, то они либо находятся в одной проблематике либо в разных, но тогда они [проблематики] секущи. От этого можно отталкиваться в определении проблематик. Проблематики, имеющие вопросы, которые имеют отношение секущести, секущи друг другу, то проблематики секущи, если проблематики секущи, то тексты секущи.

Итак, проблематика — совокупность вопросов. У каждого вопроса есть субъект: общее понятие или единичное понятие. Вопрос может содержать и более одного субъекта. Субъект вопроса — воссубъект. Таким образом, если имеются вопросы и предложения, находящиеся рядом, появляется текст. Причём, субъекты из рядом стоящих предложений должны, по моему определению, транзитивно редуцироваться к воссубъектам вопросов из проблематики.

Такое определение хорошо работает для конкрециональных проблематик. Для литературных проблематик нужен какой-то другой механизм работы: если схема текста такова, что первым абзацем идут предложения, потом вопросы и уже после — предложения. Если первая часть написана одним человеком, а та, которая находится после вопроса, написана другим человеком, то встаёт вопрос: что делать с таким текстом? Вроде бы вопрос составляет проблематику, и появляется текст.

Здесь я проведу границу чёткости определения. Текст — это предложения, субъекты которых транзитивной редуцируются к воссубъектам, которые содержат рядом стоящие вопросы. Неважно, кто написал определённую часть текста.

Удобство такого определения состоит в том, что пространство и транзитивность субъектов предложений создают необходимую связь, так называемую смысловую связь.

Текст становится самостоятельным, если всё написанное и считаемое одним текстом редуцируется к ответу на вопросы раздела проблематики. [Если все вопросы из проблематики совпадают в двух и более текстах, то по времени и относительно его они преемственные, если некоторые вопросы проблематики совпадают у двух и более текстах, то они секущие, только нужно понять на сколько вопросы должны быть тождественны. Множество предложений есть текст тогда и только тогда, когда каждый элемент этого множество содержит субъект, входящий в множество субъектов проблематики: "текст суть язык", в проблематике есть субъект "язык", поэтому предложение входит в множество предложений, называемое текстом.]

Один текст отделяется от другого так: первый текст, обладающий собственной проблематикой и отделённый в пространстве от второго текста, имеющего иную проблематику, отделен от второго текста. Вообще плавность текста определяют вопросы — проблематика — т.к. ответы на один вопрос резко отличаются от ответов на другой вопрос. А структурно текст можно поделить на вопросы и ответы. То есть, чтобы текст был монолитным, целостным и плавным, нужно чтобы вопросы данного текста максимально были похожи.

Разберёмся по порядку. Когда можно наблюдать текст, то можно наблюсти привычку этого явления. К примеру можно обнаружить привычку разделять абзацы дополнительными [иными] нежели те, которыми разделяются предложения. Первичную привычку, по другому структуру, обнаружить можно в тексте без дополнительных вставок, картинок и т.д. т.к. — это дополнительно, а не первично, не находится во всех текстах.

Когда пишется текст, возникают многие мысли. Сложно представить при написании без перерывов какие-то мысли. То есть это не философская мысль? Я бы сказал, что процессы мозга настолько быстры, что резкое переключение между привычными аналитическими мыслями и философскими мыслями…[Вот тут теория психики сыпется, так как при активном процессе есть мысли, т.к. мозг всегда работает. И какая мысль возникает при написании текста?]

[Утверждение есть предпосылка для вопроса, потому что оно возникает раньше, чем сам вопрос.]

[Вопросы, которые не входят в проблематику, являются вопросами, которые ставит текст в процессе ответов на вопросы проблематики или они не являются вопросами данного текста. Отсюда вытекает классификация: вопросы, которые попадают в проблематику — внешнеконтекстные, они те, на которые нужен ответ в виде текста, а внутриконтекстные вопросы — те вопросы, которые возникают уже в контексте текста, которые нужны для разрешения проблем внутри текста. Вот например, мы задаём вопрос в проблематику: каково это — убить человека? Если мы зададим вопрос — Каково это — убить старуху процентщицу? Это уточняет текст, но блять... Другой пример: Есть ли мир? Второй вопрос: в мире есть идеи? Вроде бы мы ещё не узнали есть ли мир, но уже в проблематике появляется вопрос о том, есть ли в мире идеи. Так вывожу общее правило: не могут два контрпарадигмальных (ответ на один вопрос — предпосылка наличия другого вопроса) вопроса быть в одной проблематике. Почему не могут быть? Потому что один вытекает из другого, один вопрос уже подразумевает ответ на вопрос поставленные в одной проблематике. Ещё раз: вопрос подразумевает ответ, ответ дан в тексте, но не в проблематике, это раздел, в котором только вопросы, но никак не ответы на них. Если вопросы контрпарадигмальны, то это значит, что один из них постулирует ответ на второй вопрос и задаёт свой.]

Первый способ редукции любого предложения к вопросу — нахождение предметной переменной или предметной константы в каждом предложении. Соответственно, то предложение, которое не имеет тождественной предметной переменной или предметной константы необходимо становится несводимым к проблематике статьи. Из этого следует, что таковое предложение необходимо убрать из статьи. [Предложение, множество субъектов которого не включено в множество субъектов проблематики, не суть часть текста.]

В чём проблема "Прямой вопросовой редукции" (Первый способ)? Проблема в том, что в статье могут быть такие предложения, где воссубъект будет зависимым словом, надо будет убрать из текста. Хотя главное слово в таком словосочетании может иметь значение части воссубъекта или очень часто с ним взаимодействовать. Именно поэтому может не получится ответить на вопрос, потому что есть такой вопрос [привести в пример такой вопрос], на который можно ответить так, что воссубъект будет зависимым словом. И что теперь? А если именно такой ответ окажется самым достаточным ответом на вопрос, а я его уберу из текста с помощью прямой вопросовой редукции. Что тогда? — Этот первый способ плохо работает.

[Если в тексте есть такие вопросы, которых нет в проблематике, то, если их субъекты можно редуцировать к субъектам вопросов, которые имеются в проблематике, они не являются такими вопросами, которые необходимо записывать в проблематику]

Воссубъект — наличествующая в вопросах проблематики статьи предметная переменная или предметная константа.

Второй способ вопросовой редукции — транзитивная редукция. Если "x" — не воссубъект и "x" имеет отношение к "y", и "y" — воссубъект, то необходимо оставлять предложения, где есть "x". Этот постулат уже можно назвать валидным и необходимым. [Главное здесь — определить отношение] Если "x" имеет отношение к "y", "y" имеет отношение к "z", то "x" имеет отношение к "z". Оба отношения тождественны друг другу. Также "x", "y", — это предметные переменные или предметные константы, которые не содержатся в вопросах проблематик. Также "z" — воссубъект. Отношение — n-местный (n>=1) предметный функтор.

[Что делать с вопросами по типу "Зачем комментировать?"? То есть слова "что-то", вопросовое слово "что (такое)…" и место аргумента в вопросе "Зачем комментировать …?" заменяются словом "нечто". Одинаковы ли вопросы "зачем комментировать?" и "зачем комментировать … (нечто)?" Первый вопрос уместен в диалоге в ответ на какой-то неприятный комментарий. Вопрос "зачем комментировать … (нечто)?" выражает желание узнать цель какого-либо комментария. Но и тот и другой  вопрос адресуется к чему-то. То "чему-то" тоже без потери и замены смысла заменяется на слово "нечто".]

[Что делать с вопросами по типу "что такое новое?" Здесь вопрос о предикате? или здесь вопрос об использовании предиката на любом объекте множества? Новое суть предикат. Нечто суть пропозициональная переменная. Или можно переспросить: "что можно предикатировать предикатом новое?"]

В тексте есть проблематика, позиция, определённое количество аргументов, в том числе и ноль. Проблематика — совокупность вопросов. Позиция — совокупность утверждений. Аргумент — ответ на вопрос из Проблематики.

Так как любое утверждение исходит из языковых конструкций, то любые утверждения подводятся под определённые вопросы. Они могут стать фолемами в вопросах. Но любое утверждение имеет предпосылочные утверждения. Самые первые утверждения суть аксиомы, а вот их уже выстраивают исходя из вопросов: что есть? чего нет? Что составляет мир? что суть язык? Любая аксиома не необходимо должна быть очевидна ли умозрительна. Она недоказуема и неопровергаема. Это тоже аксиома, кстати. Именно поэтому аксиоматические построения самоотрицаемы.

Так, аргумент получается тогда же, когда он что-то должен доказать. Я есть — утверждение и аргументы могут быть разными. Вопросом к утверждению такой: почему я есть? Потому я есть, ведь я суть бытие, а бытие — всё что есть. Так становится видно, что проблематика задаёт аргументы позиции.

Проведу зависимость ещё раз: аксиомы зависят от вопросов, вопросы зависят от языка. Позиции зависят от аксиом. Аргументы зависят от вопросов.

Чему же равен текст? Равен ли вопросам с ответами? Напомню, что проблематика — это набор вопросов, которые есть в тексте. Естественно, если в тексте нет вопросов, то в нём нет и проблематики. Но что такое тогда текст? Начнём с ближайшего рода: предложения, когда мы видим предложения, то можем определить их как текст. Далее — определитель: связаны по смыслу. Это определение я услышал ещё в первых классах начальной школы. Полностью определение так выглядит: текст — это предложения, связанные по смыслу.

Тут стоит сказать, что такое предложения. Каждый читатель может отождествить предложение и пропозицию, но это не так. Для понимания того, что предложение не суть утверждение/пропозиция, стоит выстроить эквиваленцию определений или определить объём понятий. Для первого способа сравнения нам понадобиться формальная логика (математическая), а во втором — неформальная силлогистика/логика Аристотеля [На самом деле только логика Аристотеля]. Я воспользуюсь первым способом: X<>Y где x — это первое утверждение, <> — операция эквивалентности, y — второе утверждение. Интерпретация: Предложение состоит из основы предложения минимум эквивалентно тому, что утверждение состоит из субъекта и предиката. [Блять, там первое утверждение не так сформулировано, необходимо показать, что предложение может состоять только из подлежащего или сказуемого.] Но лучше сформулирую так: Если предложение состоит из субъекта или предиката, то утверждение состоит из субъекта и предиката. Но лучше сказать, что объём понятия "предложение" не равен объёму понятия "утверждение". Так например предложение: "Ночь." не является утверждение так как утверждение это — субъект и предикат, их связка. Так данное предложение не имеет предиката, поэтому оно не является пропозицией.

Так, возвращаясь к главному вопросу текста, что же есть текст? Мы поняли, что такое предложение. Но как например понять слово смысл? Тут можно применить закон ассоциаций Юма, но боюсь, что я его не правильно трактую. Так что же суть смысл? Это уже я выясняю в статьи "Смысл". Без разрешения этого вопроса трудно представить, как дальше определять текст.

Можно ли дать определение текста через проблематику? Мне кажется, тогда проблематика должна определяться не через текст, иначе получится "круговой аргумент" или герменевтический круг из утверждений. В чём же проблема? Так в том, что вопросы могут происходить в процессе написания текста, то есть если бы у нас уже были вопросы, текст бы просто отвечал на них. Но текст появляется до письменной постановки вопроса. Такое может быть, вопрос появится только спустя мгновения написания, но его когда-нибудь напишут, может даже не сразу, может даже не напишут, когда мы говорим о слове текст, мы не всегда употребляем вопрос, как обязательную его часть. Но то, что мы не рассматриваем вопрос как обязательную его составляющую ещё не говорит о том, что текст является текстом и без вопросов в нём.

Язык сложен из-за распространённости предложений. Такой вывод я могу сделать из утверждения, что сложность — количество информации в отношении к объекту, которая ему не известна. И если мы не знаем информацию, но в определённый отрезок времени предстоит прочесть текст, то нам придётся её запомнить. Наш ум сравнит эту информацию с уже имеющейся.

Вернёмся к самому первому предложению. Так, этот тезис есть яркий пример того начала длинного предложения, которое было забыто. То есть сейчас придётся вернуться и припомнить высказывание.

Ещё одним ярким примером будет являться следующее предложение: "Июль, жаркий прекрасный день перерастает в непомерный, стремящийся к невозможному, вечер, который мог тогда, в те недалёкие годы, похвастаться самым проливным дождём и наша компания, друзья и подруги славного 30 лицея, расхаживали по улицам Невского проспекта, иного, потому что, места не находилось нами в пасмурном после обедне Петербурге".

Это самая явная причина, которую можно выделить.

Достаточно двух факторов, которые отделяют текст от других текстов: временной промежуток и порыв. Хотя оба они сводимы к порыву. Порыв есть состояние непрерывного написания текста. Он ограничен во времени, значит и непрерывное написание текста невозможно. Значит порыв есть состояние, внутри которого непрерывно пишется текст, это я перефразировал первое определение. То есть совокупность всех текстов мы не можем назвать одним неделимым и монолитным Текстом. А вот, например, жизнь континуальна так как она не прекращается. Точнее жизнь есть более долгий порыв, состояние непрерывного существования. У неё также есть начало и конец, как у порыва. Но это всего лишь пример, а не аналогия. Это демонстрация данной позиции.

Возникает проблема: данная статья на данный момент уже написана не в один порыв. Она продолжает писаться только через 4 минуты. Являются ли эти 4 минуты границей между одним текстом и вторым? Первая моя мысль выдвигает аргумент о том, что мы не может не отвлекаться на обдумывание слов при даже непрерывном написании текста. Вторая моя мысль, которая получилась только через 2 минуты, говорит, что порыв есть состояние человеческое так как порыв есть состояние написание текста, а пишет текст автор, а автор есть человек. Так, порыв есть человеческое состояние, а жизнь человека континуальна и она состоит из состояний, которые перетекают одно в другое. Жизнь человека континуальна, потому что она не прекращается на какой-то момент и потом, после "перерыва" продолжается.

Из всего выше следует, что порыв перетекает в другие состояния. То есть непрерывность и непрерывное написание — совершается с каким-то перерывом, в пол секунды или за меньшее время, но этот перерыв происходит. То есть между пропечатыванием букв есть перерывы, то есть порыв есть не непрерывное написание текста.

Редакционность

Тот или иной текст проходит стадию написания. И часто в это понятие вкладывается и сам процесс пропечатывания новых слов и изменения уже написанного. Но тщательное обдумывание при написании не является редактурой, ведь она — изменение уже написанного, а не обдумывание перед написанием. [Стоит вопрос о том, меняется ли слово, переходя в текст, существует ли оно в другой форме, нежели в форме написанного текстового слова.]

Автор меняет текст, он усматривает причину изменений, но что и зачем менять? Например, могут удаляться орфографические/грамматические ошибки или, на вид, полные глупости, или очень смелые мысли. Но позже я приведу формы тех видов отрывков текста, которые нельзя не оставлять в отдельной редакции. Какими правилами руководствоваться при сохранении определённой редакции текста? Область вопросов связанных с изменением и сохранением редакций текста я обозначу словом "редакционность".

Каждый текст имеет редакции — его версии. Да, они являются отдельными текстами и могут быть поняты совсем не как первая редакция, но они связаны посредством происхождения из первого, не отредактированного текста. [А что значит слово "происхождения"? Как текст происходит от другого? Тем, что берется клочок бумаги, на нём зачеркиваются первые фразы и пишутся другие?] Сейчас интересен сам процесс изменения текста, потому что, например, он может писаться урывками и возникает вопрос: а стоит ли сохранять каждый такой урывок в отдельную редакцию? То есть при первом написании у нас получилось три абзаца, но через дней десять мы хотим добавить ещё абзац: стоит ли сохранять те три в отдельную редакцию?

Ретроспективно (смотря в настоящем времени на написанный текст) какая-то часть не отредактированного текста может показаться глупой и неважной для сохранения, но она имеет шанс заключать в себе ценный опыт и размышления, то есть цель редакционного анализа, о нём позже. Отсюда вытекает первый вопрос касающийся изменения текста: что удалять и оставлять в тексте? Если взять и пересмотреть его, то можно обнаружить опытные наблюдения и размышления, которые обладают определёнными признаками. Опытные размышления устроены в языке так, как устроены многие наблюдения, то есть это — перечисление фактов. Размышления — такие части текста, которые неоднородны, но определяются по схеме "одна мысль, следовательно другая мысль". [Также стоит изучить, какие формулировки подпадают под эти критерии и стоит ли менять формулировки, хотя из критериев ясно, что их не над менять вообще, главное — структура, критерий. Такие критерии нужны для определения места нахождения в тексте опыта и размышлений.]

Сохранение или не сохранение редакций с ними (опытом и размышлениями) происходит по многим причинам, которые зависят от направленности текста и автора, то есть, если текст направлен на рекламирование, то из него удаляются определённые отрывки; если у человека есть причина вырезать из текста какую-либо историю, жизненное наблюдение, то он вырежет. В тексте с философской направленностью причины изменения будут другими. Но позже рассмотрим абсолютную причину сохранять текст.

Тут обращу внимание на специфику связи вопросов и оценки важности той или иной части текста. Поставим вопрос: зачем мне сохранять этот абзац? Здесь присутствует связь между поставленным вопросом, вытекающей из него причины и итоговой важности. [Разобрать данную связь.]

Если же можно найти абсолютную причину для сохранения определённого вида отрывков текста в редакциях, то их всегда и все будут сохранять. [Смещение точки зрение в сторону поиска единого фундамента, который из себя выуживает одну и ту же важность, начинается с вопроса: зачем всем без исключения сохранение этой части текст?] И вопрос, который я могу задать по имению предположения о ценности опыта и размышлений, таков: ценны ли опыт и размышления для каждого? [Все такие (ценностные) вопросы сводятся к человеку по причине того, что он источник оценки важности. Как минимум, он инстанция, оценивающая важность. Хотя нужен инструмент, который независимо от человека может определять: сохранять или не сохранять?] Предлагаю всё же сохранять редакции, в которых присутствует опыт и размышления, так как со временем можно открывать новые смыслы в данном отрывке. Так, если сейчас мне думается, что этот текст — глупость, то это не значит, что читатель не найдёт в нём действительно интересных мыслей. По этому-то опыт и размышления ценны всегда.

Рассмотрим редакционный анализ — исследование текста, результатом которого становится его изменение и сохранение тли не сохранение определённых редакций. Он очень важен: например, вы аргументируете позицию логического позитивизма и через некоторый перерыв перечитываете аргументацию и понимаете, что она противоречива. Стоит ли сжигать рукописи с таким доказательством или оставить данную редакцию как пример противоречивой аргументации? К этакому противоречию можно добавить иноплотный комментарий, который прояснит этакое противоречие. Или, говоря, например, о критической статье, стоит ли исправлять её и делать менее критичной в том смысле, что бы убирать оценочные прилагательные? Это всё вопросы редакционного анализа, которые могут быть выражены в комментариях к тексту.

Исследуя текст, можно заметить ненужное, например (неумышленные) орфографические или грамматические ошибки. В связи с ними рассмотрим первое предлагаемое решение. Оно звучит так: будут сохраняться все редакции текста. Опишем следующую ситуацию для выяснения эффективности этого решения: делается орфографическая или грамматическая ошибка. Так как мы придерживаемся первого решения, то не следует её исправлять, а оставить редакцию и внести изменения в следующей. Но какую ценность извлечь из грамматической ошибки? В принципе, никакой смысловой нагрузки грамматическая (неумышленная) ошибка не несёт, поэтому положительной важности сохранение ретрограмматической редакции не имеет. Ретрограмматическими разумею те редакции, в которых есть орфографические или грамматические ошибки. Имеет ли отрицательное влияние на важность текста такая редакция? Нет, на сам текст она не влияет, потому что не меняет его смысловое наполнение по причине бессодержательности наличия такой ошибки. Но её наличие осложняет ориентацию во всех имеющихся у автора редакциях, так как наличие большого количества текста осложняет ориентацию в написанном. Из этого делаю вывод об отрицательной пользе ретрограмматических редакций. Причём, количество орфографических или грамматических ошибок очень велико при печатании, что при первом решении несёт за собой большое количество редакций, что, как замечено выше, имеет отрицательную важность.

Из всего выше следует второе решение: сохранять только программатические редакции текста. Под программатическими здесь подразумеваю те редакции, в которых отсутствуют орфографические или грамматические ошибки.

В тексте есть и грамматические ошибки и одно интересное логическое следствие. Стоит ли сохранять данный текст? Или внести изменения? Из того, что грамматические ошибки не имеют смысловой ценности следует третье решение: не сохранять ретрограмматику в тексте — грамматические ошибки.

И что же определить как редакцию, ведь это текст? Редакцией является что? Отдельное состояние текста? Каждое отдельное изменение буквы? Это самое минимальное изменение текста? Или есть что-то мельче по своему размеру? Если рассматривать изменение, то оно минимально, с точки зрения буквы. С точки зрения текста, изменение точно такое можем сказать слово "изменения", в смысле совокупности изменений букв. Но слово "изменение" также указывает на длительность. Поэтому в значении совокупности изменений это слово некорректно. Редакция, из этого, — версия текста с минимум одним изменением.

Как определить ценность текста? Может ли ценность быть не относительна? Какие редакции текста стоит сохранять и как оценить надобность наличия какого-нибудь отрывка текста? Начать стоит с того, что оценка текста зависит от восприятия его индивидом. Есть разница в восприятии текста ребёнком и стариком. Поэтому только редакционный анализ может давать определённые решения в сохранении того или иного текста. Редакционный анализ — комментирование и последующее изменение текста. Он затрагивает области нужности, понятности, места нахождения [куска] текста. И можно придумать другие области, исходя из причин комментирования. Сейчас меня интересует формирование области нужности в ретроспективном анализе. Эта область есть исследование относительности ценности отрывков текста. Когда начинается разговор о ценности (неумышленных) грамматических ошибок, значит тогда мы заходим в область нужности.

То есть, даже несмотря на разные направленности текстов, будь то газетная статья, или учебник по биохимии, или сценарий фильма, или что-либо ещё, нужно сохранять редакции с собственными и чужими размышлениями и опытом.

В статье "Редакционность" я утверждаю, что редакции не суть отдельные тексты, потому что [они] генеалогически проистекают из черновика. Но это я опровергаю данным аргументом: редакции создаются генеалогически, последовательно проистекают вторая из первой, третья из второй и т.д. Так, текст "произведённое успешно" вы исправляете на "проведённое успешно". Это вторая редакция текста. Третья будет производиться из второй: "проведённое не успешно". Возможно, если сохранена первая редакция, то, возможно, из неё последует альтернативная вторая редакция "проведённое не успешно". Когда текст изменён, уже следующая редакция производится не из первой редакции A, а из второй редакции B. Вопрос теперь прослеживается такой: есть ли в B преемственность от A? Но это вопрос того, преемственны ли текст A — "произведённое успешно" тексту B — "проведённое успешно", как мы извлекаем преемственность из качеств редакции B.

Первый вариант преемственности в качестве "слова" [Типо есть качество редакции и одно из них "слова". То есть в текст входят определённые слова, а точнее, в редакцию текста входят определённые слова]. В редакции A есть слово "успешно", и в редакции B есть слово "успешно", преемственность по этому признаку являет собой неустойчивый вид себя, т.к. в разных словосочетаниях слово "успешно" имеет разные смыслы. Но по этой же причине черновик не обладает преемственностью, т.к. его прочтения отличаются. Этим примером я хочу сказать, что преемственность суть наличие одинаковых свойств текста, неважно каких, которые есть в его форме или в его прочтениях. Хотя более устойчивая преемственность суть преемственность по формальным качествам текста, его словам.

Второй вид преемственности являет собой преемственность вопросов, причём всех. Преемственность проблематики делает редакции генеалогические наследующими проблематику от черновика. Дело не в том, что черновик редактируется, дело в том, что он редактируется под ту же проблематику. То есть если вы хотите что-то изменить в тексте — это значит, что вы хотите по-другому ответить на его проблематику. Вы не заменяете текст о том, что есть бытие на текст о том, как правильно препарировать лягушку в китайских школах, если не знаешь китайского. Редактируя черновик, мы редактируем ответ на проблематику черновика.

Комментирование

Возможность комментирования можно узреть в трёх причинах действовать. [Стоит вопрос об отсутствии комментариев вообще.] Первой причиной будет желание менять текст, как говорится, на ходу. Это — мысленный вид  комментирования, когда отрывок текста измышляется многосторонне и в голове. Он применяется всегда так как человеку по причине собственных изменений нужно менять текст. Мысленные изменения могут быть быстры и не требуют такой инстанции как написанные знаки, стоящие между автором и смыслом. Этот тезис становится яснее если представить, что требуется исправить грамматическую ошибку, потому что такая правка — это изменение нескольких букв и комментирование простого наличия ошибки — трата времени.

Вторая причина комментирования — желание отделить комментарий от текста. Вытекающий из таковой причины вид комментария можно назвать иноплотным (иной плотности - то есть метафора на отделение жидкостей друг от друга по причине разной плотности вещества). Выделение же комментария происходит с помощью специальных знаков: "[это комментарий иноплотного вида]".

Третья причина комментирования — желание автора описать изложенный им текст. Из этой причины вытекает текстуальный вид комментирования. Текстуальным комментарием можно считать тот, который связан с текстом словами, а не отделён от него специальными знаками. То есть когда я пишу этот текст можно приступить к тому, что он очень не структурирован, абзацы и, следовательно мысли, расположены хаотично. Также, если текст пишется для понимания природы редакционности, то почему бы не определить какие-либо предпосылки для произведения таких терминов как "область редакционного анализа", "редакционность" и другие. Текстуальный вид комментирования больше подходит художественным, а не исследовательским текстам. Хотя может быть приёмом в исследовательском тексте для лучшей связи мыслей автора.

И на этой фразе добавлю: автор может усматривать причину изменений на уровне аналитической мысли и философской мысли. Первый модус [Модус мышления — вид мысли. Их можно отличать, у них есть признаки.] мышления частично может перетекать в сознание и становиться философской мыслью. Но пока аналитическая мысль мыслит [лучше написать, что воздействует] текст, она его меняет и усматривает ошибки и нелепицы, которые могут повлиять на социальные отношения и уж если в тексте и было что-то гениальное, содержавшееся в ошибках, то после проделок аналитической мысли, в тексте становится на несколько пластов смысла меньше. [А что за пласты мысли такие?]

Библиография

[1] Аристотель, "Никомахова этика", книги с первой по седьмую [2] Бочаров и Маркин, "Основы логики" [3] Верещагин и Шень, "Языки и исчисления" [4] Витгенштейн, “Философские исследования” [5] Голдблатт, "Топосы: категорный анализ логики" [6] Грибоедов, "Горе от ума" [7] Джеймс, "Прагматизм" [8] Достоевский, "Преступление и наказание" [9] Зорин, "Аксиоматический метод" [10] Мендельсон, "Введение в математическую логику" [11] Олафсон, "Целостность хайдеггеровского мышления" из сборника "Мартин Хайдеггер" [12] Пушкарский, "Курт Гёдель и его онтологическое доказательство" [13] Хайдеггер, "Бытие и время" [14] Юм, "Исследование о человеческом разумении" [15] Слинин, "Возникновение философии Хайдеггера из феноменологии Гуссерля", из сборника "Мартин Хайдеггер"