столичное

Из книги Жана Марабини «Повседневная жизнь Берлина при Гитлере»

1933 год
На протяжении 13 лет Гитлер пробивался из прокуренных баварских пивных на эстрады и ярмарки, а потом и на площади со стадионами. Он рассказывал немцам об их собственных горестях и об «украденной победе» в Первой мировой.

И вот 30 января 1933 года он выходит из кабинета президента Гинденбурга в должности рейхсканцлера; его открытый «мерседес» едет по Вильгельмштрассе и останавливается каждые несколько метров: вокруг, несмотря на мороз, собралась огромная толпа, чтобы поприветствовать нового главу государства. Новость тут же появляется во всех газетах: Геббельс, ответственный за пропаганду и прессу, с самого утра обходил редакции и настойчиво убеждал заранее подготовить к печати информацию о том, что Гитлер станет рейхсканцлером. Супруга еврейского банкира фрау Липшуц, просматривая газеты, обращает внимание на «эмфатический и декламаторский тон» нового канцлера, но замечает, что коммунистов она боится куда больше, чем Гитлера.

Тем временем левая пресса готовится к закрытию: уже через несколько суток ей придется уйти в подполье. Отряды гитлеровских штурмовиков атакуют радиостанции, и все берлинские СМИ окажутся под жесточайшей цензурой. Скоро по всему городу появляется свастика, заключенная в белый круг на красном фоне: она на каждом знамени и плакате, она светится в темноте и вылезает буквально на каждом фасаде: теперь сложно сделать фотографию на улице так, чтобы нацистская эмблема не попала в кадр. Между тем на вокзалах начинают собираться еврейские семьи, которые, пока не поздно, решили отбыть в Америку.

1936 год
Берлинцы почти все безоговорочно влюблены в своего лидера: в стране вновь открываются военные заводы, безработных становится намного меньше. Кругом – пропаганда здорового образа жизни и спорта, в городе чуть ли не каждый день проходят соревнования, парады, демонстрации и факельные шествия. В небо поднимаются самые современные в мире самолеты люфтваффе, и горожане с гордостью провожают их взглядом. Перед Олимпиадой Берлин наполнен иностранными гостями, немецкие журналисты называют город «столицей мира». На каждом доме висят знамена с орлами, но пока они ассоциируются в первую очередь с императорским Римом. В начале августа открываются XI Международные Олимпийские игры: они проходят в новом огромном стадионе, который обошелся в 77 млн марок.

1938 год
С каждым днем в окрестностях Берлина появляется все больше казарм, а военные заводы начали производить по пятьсот истребителей и бомбардировщиков в месяц. Эти самолеты превосходят все достижения европейского и американского самолетостроения. При этом каждая берлинская семья временно лишилась отца или сына – всех мужчин призвали на военные учения. Теперь на каждый туристический автомобиль на выставках в автомобильных салонах приходится по пять военных грузовиков, а один из ближайших соратников Гитлера – Геринг – утверждает, что «масло должно уступить место пушкам», поэтому в лабораториях вовсю разрабатывают пищевые эрзацы.

При этом правительство делает все, чтобы Германия стала экономически независимой. Геббельс, который отвечает за пропаганду, постоянно муссирует в подчиненных ему СМИ тему чехословацкой и советской угрозы. Тем временем любимый архитектор Гитлера Альберт Шпеер берется перестраивать Берлин по новому плану: так, чтобы с севера на юг город пересекала гигантская магистраль. Упираться она должна в Народный дом – здание с куполом, который, по задумке, должен превосходить размерами купол собора Святого Петра в Риме. Предполагается, что на верхушке купола будет статуя орла, держащего в когтях земной шар. Но ни один из этих планов архитектору не удастся довести до конца.

Шпеер также берется за расширение магистрали-оси «восток-запад» и приказывает срубить знаменитые липы на улице Унтер-ден-Линден (дословно «под липами»). Вместо деревьев повсюду появляются мраморные колонны, украшенные орлами. Вдоль оси «восток-запад» устанавливают мощные уличные фонари – Гитлер и Шпеер хотят превратить Берлин в «город света».

Охотиться на евреев еще не начали, но они уже понимают, что после усилившейся антиеврейской пропаганды стали неполноценными гражданами. Те, у кого есть деньги, спешно эмигрируют. Гитлер запрещает браки между евреями и немцами, и теперь каждый еврей должен пришивать к одежде желтую шестиконечную звезду. В ночь с 9 на 10 ноября толпа выходит на улицы и начинает бить витрины еврейских магазинов. Позже это назовут «рейхскристальнахт» – «хрустальная ночь». К утру разграбленными оказываются и синагоги, и многие квартиры евреев. Выясняется, что в пылу толпа разбила несколько витрин магазинов, принадлежащих немцам, – компенсировать им убыток заставят владельцев соседних еврейских магазинов.

После «хрустальной ночи» в отношениях между берлинцами и правительством появляются первые трещины. Интеллигенты прячут своих приятелей-евреев: они выстраивают целую систему, чтобы обеспечить своих друзей едой и фальшивыми документами. Одна из главных в этой системе – фрау Берхен, пожилая берлинка, которая создает целую сеть убежищ.

1939 год
Третье сентября, воскресенье. В Берлине солнечно и пусто – все отправились в парки. Хоть Германия и ведет войну с Польшей и многие семьи уже пострадали, берлинцы стараются верить, что война скоро закончится. Если у кого-то и есть какие-то сомнения, то вслух их не высказывают – все боятся гестапо. И тут через громкоговорители, которые висят по всему городу, объявляют: Германия уже час находится в состоянии войны с Великобританией и Францией.

1940 год
Жители Берлина питаются по карточкам: каждому ⁠полагается килограмм мяса и 200 г маргарина в месяц. Но те солдаты, ⁠которые приезжают из оккупированной Франции, ⁠везут с собой фрукты, овощи и вино и продают их на черном ⁠рынке. ⁠Сами французы под покровительством гестапо присылают ⁠в Берлин проституток. Для тех, кто не может купить себе французскую провизию на черном рынке, продовольственное снабжение становится все менее регулярным, люди начинают разбивать огороды прямо в центре Берлина.

И все-таки в городе все еще есть развлечения, бары и салоны красоты, а молодежь продолжает веселиться, как может. «В то время, уже помогая нашим друзьям-евреям, мы еще восторгались победами нашего оружия. Многие берлинки, как и я сама, посещали все танцевальные вечера вплоть до последнего бала 1945 года и беспокоились за свои туалеты», – напишет потом журналистка Урсула фон Кардов.

1941 год
Зимний Берлин заполнен солдатами из провинции, которые едут на Восток. Полгода назад Гитлер думал, что справится с Россией еще до наступления зимы, но война затянулась. Многие из провинциальных рядовых видят Берлин первый и последний раз, и они совершенно очарованы. Берлинки посмеиваются над этими крестьянскими парнями – Берлин всегда считал себя обособленным от всей остальной Германии. Во всех кинотеатрах идет кино о солдатах, а улицы заполнены влюбленными парочками – те, кто приехал в увольнение или впервые отправляется на фронт, стараются как можно больше времени провести со своими возлюбленными. Пока город готовится к Рождеству, на фронте солдаты в тридцатиградусный мороз спят на голой земле в летнем обмундировании. В каждом немецком полку как минимум пятьсот человек погибли от холода, а Красная армия уже начинает контрнаступление. Однако в Берлине кабаре и театры переполнены. «Мы танцевали всю ночь и думали о наших солдатах-победителях. Они скоро приедут сюда», – напишет одна берлинка в своем дневнике 1 января 1942 года.

1942 год
После нескольких военных удач Германии берлинцы пребывают в праздничном настроении. В пригородах работают гигантские заводы, где трудятся тысячи рабов из оккупированных стран. В центре города много русских и польских женщин, которые попали в домработницы к обеспеченным горожанам. Согласно дневниковым свидетельствам, у либералов отношения с русскими домработницами складываются почти родственные: они постоянно приглашают их за стол и заботятся как о членах семьи. В магазинах появились русская икра и водка, а также греческие маслины, датское сливочное масло и югославские консервы – со всех оккупированных территорий в Берлин прибывают деликатесы. Бакалейные лавки в Берлине теперь встречаются каждые сто метров. «Партия столько раз сообщала горожанам плохие известия, столь многого требовала от них, что будет только справедливо, если на сей раз она сделает для них что-то приятное», – говорит Геббельс по радио. Но ситуацию омрачает то, что в газетах извещения о погибших солдатах занимают целые страницы. Правда, сейчас, во время подъема патриотизма, многие считают, что тысячи погибших – справедливая цена за возможную победу.

1943 год
После Сталинграда сообщения о погибших в газетах становятся очень лаконичными. Люди, которые в начале войны при встрече знакомого на улице использовали приветствие «Хайль Гитлер», перестали его употреблять.

Осенью англичане начинают первые бомбардировки Берлина: каждая воздушная тревога длится примерно полтора часа. Люди берут с собой в убежища постельное белье и все необходимое – неизвестно, сколько придется там просидеть. При этом в театрах все еще собираются полные залы, но заметно, что из всех жанров берлинцы все больше отдают предпочтение черному юмору. Все рассказывают друг другу байку про человека, которого откопали из-под обломков в центре города: у него не было правой руки и левого глаза, но левую руку он выбрасывал вперед с криком: «Хайль Гитлер! Германия потеряна, но мы еще удерживаем Данциг!» Примерно сто тысяч берлинцев потеряли жилье и питаются бесплатным супом, который раздает на улице Армия спасения. При этом в западной части города, которая меньше подвергается бомбежкам, молодежь танцует ночи напролет прямо в бомбоубежищах – лишь бы не думать о том, что творится над головой.

1944 год
Ежемесячный паек для берлинцев составляет 400 г мяса, 500 г зерна и 200 г хлеба. В спортивной школе, где занимаются пятнадцатилетние подростки, унтер-офицер в черной униформе кричит: «Кто первым пойдет в атаку?» Мальчики в один голос отзываются: «Мы!» Они знают, что того, кто промолчит или ответит с запозданием, на сутки посадят в карцер без еды и питья. Бомбы падают на город все чаще: люди сгорают на станциях метро заживо. Лейпцигштрассе, которая всегда была одной из самых оживленных улиц в городе, теперь превратилась в гигантский кратер, и во время бомбежек некоторые прячутся прямо внутри него. В редакции газеты «Фелькишер беобахтер» один из сотрудников обнаруживает на своей пишущей машинке руку английского пилота, по локоть оторванную от тела. Она прилетела туда после того, как в соседнем здании выбило все стекла во время бомбежки.

Грабежей в городе не происходит: какой смысл грабить, когда не знаешь, будешь ли ты жив завтра? Многие, наоборот, проматывают все, что у них есть. Адольфа Гитлера теперь уже не называют фюрером, его новое прозвище – Blutsauger, вампир. Весной и летом 1944 года погода очень плохая – все время сыро и холодно, и шансонье, которые продолжают выступать на концертах в уцелевших зданиях, пускают в обиход слово Führerwetter – «фюрерова погодка». Эсэсовцев можно встретить повсюду: они внимательно прислушиваются и присматриваются ко всем. Каждый, кто подозревается в участии в заговоре против Гитлера или в пораженчестве, подлежит пыткам и смертной казни.

При этом в бараках в восточной части Берлина все, несмотря на запреты Геббельса, слушают московское радио – только так они могут что-то узнать о немецких военнопленных в России, где в последнее время целые дивизии все чаще сдаются врагу. В Москве есть специальные радиопередачи на немецком языке, где зачитываются списки тех, кто жив и находится в плену, иногда зачитывают даже их письма. Немецкие солдаты все меньше боятся сдаваться в плен.

1945 год
Если в 1940 году 60% населения поддерживали Гитлера, то теперь – всего 5%. Прихода русских ожидают со дня на день, громкоговорители хрипло орут: «Уезжайте из Берлина как можно скорее». Но многие просто не могут уехать, потому что им не на что купить билет. В госпиталях тяжелобольным людям, которых не могут увезти из города, выдают гранаты, чтобы они могли защититься, не вставая с коек, когда советские войска войдут в Берлин. Газеты постоянно пишут о случаях насилия, совершаемого русскими в восточных провинциях. Они уже объявили о национализации частной собственности и крадут все подряд, даже железнодорожные рельсы. Геббельс продолжает по радио говорить, что со дня на день Германия одержит «тотальную победу». Те, кто остался в городе, стараются не покидать бомбоубежищ – туда перетащили все имущество, которое уцелело во время бомбежек. Когда советские войска входят в город, район Тиргартен в центре Берлина весь превращается в поле битвы, нетронутым стоит только здание министерства пропаганды.

Трое русских задерживают адъютанта Геббельса, и тот уверен, что сейчас его расстреляют. Но вдруг он видит бар, в подвале которого он припрятал алкоголь, и бросается туда с криками: «Шнапс! Шнапс!» Русские бегут вслед за ним, и они напиваются все вчетвером. Русский младший офицер задерживает немецкого солдата и спрашивает: «У тебя есть невеста?» – «Да». – «Красивая?» – «Да». – «Хорошо, тогда давай быстро сматывайся».

Фрау Берхен, которая в начале войны организовала сеть убежищ для евреев, все еще жива. Она находит тушу убитой лошади и варит из нее суп, чтобы раздать на улице всем желающим. А потом приходит домой и видит там нескольких раненых русских солдат – и садится перевязывать им раны.

via