Глава 5: Ты — проклятие моё или дар?
Прошло еще полгода, время от времени я писала стихи, и потихоньку стала замечать, что когда моя жизнь течет в позитивном ключе, то стихи никак не рождаются. А вот когда негатив прорывается наружу, что сносит все дамбы подсознания, то и стихи разливаются буквами по тетради будто Волга с Окой. Я стала рассуждать на эту тему и вспомнила, что так было всегда. В детстве мне казалось, что вдохновение – проклятие. А как это на самом деле?
С этими мыслями я уснула, а через пару часов меня разбудило лёгкое прикосновение ко лбу. Открыв глаза, я увидела своего «Демона». Он склонился надо мной.
– Ты хотела со мной поговорить?
Я села на кровати, скрестив ноги по-турецки, и предложила присесть ему. Сел он так же, как и я. Взгляд тоже был задумчив. Пару секунд я наслаждалась этой картиной наяву с улыбкой на лице.
– Вот смотрю я на тебя и не верю, что ты – моё проклятие.
– Ну смотри, я пишу стихи, когда мне плохо. А когда все хорошо, вдохновение даже и рядом не пролетает. Мне кажется, судьба специально подкидывает мне горсти страдания, чтобы я писала. А, может быть, это ты посылаешь мне испытания, чтобы я сохраняла твою жизнь.
– Это довольно обидное замечание. Мне больше нравится, когда нас представляют серафимами, которые даруют поэтам дар творчества. «Глаголом жечь сердца людей» — разве это не прекрасная сила?
– Ну пока что я сжигаю только своё сердце каждый раз, когда сажусь писать.
– А что если наоборот? Вспомни свое первое творчество. Я сейчас даже не о стихах.
2003-й год. Мне 6 лет. Моя двоюродная сестра заболевает лейкемией. Однажды вечером ко мне подошла мама и сказала: «Нам нужно поговорить». Моя тётя недавно родила вторую дочку и физически не могла поехать с сестрой в больницу. А Айсуле нужно было жизненно необходимое лечение в Москве. Мама спросила, может ли она с папой поехать вместо тёти Томы, а я пока поживу у неё. Впервые в жизни я приняла взрослое решение. Сказала «да».
Когда мама с сестрой уехали, я начала писать им письма. Много. Рассказывала о своих успехах в школе (о полученных двойках, конечно, речи не шло), желала, чтобы все скорее прошло. Но самое душераздирающее письмо я написала перед Новым годом. И не маме, а дедушке Морозу с пожеланием подарка.
Мне не нужно дорогих игрушек. Единственное, чего я хочу, чтобы Айсуля выздоровела, и все вернулись домой до Нового года. Чтобы мы встретили его вместе, и все стало, как прежде».
Тогда многие вкрадчиво мне объясняли, что дедушка не сможет исполнить пожелание, что у сестры недавно была клиническая смерть, и шансы на скорое выздоровление минимальны. А я продолжала верить в новогоднее чудо. 31 декабря в 23:47 в дверь постучались. Я побежала открывать дверь. Какова была моя радость, когда на вопрос «Кто там?», я услышала голоса родителей. Когда я спросила, где сестра, они ответили, что она дома с родителями, и всё хорошо. Она выздоровела. Это было самое счастливое время моей жизни — тогда произошло настоящее чудо. Желание исполнилось за 13 минут до боя курантов…
– И тогда ты уверовала в силу слова. Верно?
– Мне действительно было легче, после написания писем. Но я просто полюбила Новый год. Так сказать, во мне поселился дух Рождества, как у Диккенса.
– Возможно, но ведь в это время ты также начала писать первые стихи.
– Стихами это сложно назвать. Я просто писала в четыре строчки предложения по типу «Айсуля и Оля пошли гулять».
– Ну тебе ведь становилось легче, да и мнила ты себя уже тогда Пушкиным.
– Это да, болезнью под названием «скромность» я никогда не страдала.
– А помнишь теракт в Нальчике?
– Еще бы не помнить! Но разве я после него писала стихи?
– Да, милые такие стишочки про горы Кавказа.
– Хм… Не знаю, насколько это мне помогло.
– Ну а твои любовные стишки в подростковом возрасте?
– Так, ну это я не хочу вспоминать, а то провалюсь сквозь землю от стыда.
– Зато до них ты грустила, а после – мирно засыпала.
— А вот еще момент. Твой дедушка попал в больницу. После того как вы с мамой проведали его там, ты написала стихотворение о тленности и скоротечности жизни.
— Дааа, меня тогда хвалили, но немного посмеивались над поучительным тоном стихотворения.
– Ладно, смотри. Ты забросила творчество на два года и чуть не отправила себя в могилу, а когда что-то начало писаться, то жизнь сразу выровнялась.
После этого осторожного согласия мой Демон рассмеялся.
— А теперь я открою тебе огромную тайну — продолжил Демон.
— Пока что ты лечишь только свои раны, но придет время, и твои стихи будут помогать другим людям. Врачи пытаются залатать тело, психологи норовят залезть в мозг и исправить сознание, и только творец лечит душу, при этом не пытаясь изменить человека.
— Это как? Разве поэты и писатели не вкладывают в свои произведения толику морализаторства и своего мировоззрения, чтобы влиять на людей?
— А ты часто пытаешься так сделать?
— В детстве постоянно пыталась учить других в стихах. Сейчас я делаю это не так открыто, скорее теперь я делюсь своими мыслями и чувствами, ожидая, что другой человек согласится с моей точкой зрения. Наверно, так.
— Ты ведь пишешь о своей боли, ошибках и чувствах?
— Следовательно ты показываешь другим людям, что несовершенна. Придет день, когда люди, прочитав твои произведения, скажут: «Она чувствует то же, что и я, она имеет такую же точку зрения, она понимает меня». И в этот самый момент твои читатели поймут, что не одиноки в той или иной ситуации. Твои произведения хоть немного но залечат их душу, пусть это даже этот эффект будет длиться одно мгновение.
И тут я задумалась. А ведь и правда все мои любимые писатели, поэты и музыканты прославляли людей со всеми их недостатками, страхами, проблемами и заблуждениями. Да и я сама люблю тех, чьи внутренние демоны и мировоззрение интригуют. А вот всем этим «праведникам» с их привычкой осуждать непохожесть, от всего сердца хочется плюнуть в лицо. Но только в первое время. Стоит поскрести такого святошу и узреть всё несовершенство его души, как из блеклой куклы он превращается в моих глазах в нормального человека. Этакий перевертыш крошки Цахеса.
— Есть еще кое-что, что тебе нужно знать. Роль творца в обществе очень сложна — многие сходят с ума от навалившейся на них ответственности. Их участь редко когда бывает завидной. Они призваны в этот мир, чтобы переживать сильные, зачастую негативные эмоции и помогать другим переносить их стойко, поэтому у души перед рождением есть шанс отказаться от этого призвания.
— Ты, разумеется, не помнишь этого момента, но перед рождением в этом мире твоя душа сама выбрала путь поэта. Это было самопожертвование, поэтому не стоит обвинять меня или злую судьбу. Это — не первая твоя жизнь, и ты знала, на что идёшь.
После этих слов Демон привычно исчез, оставив меня наедине с этим грузом откровений. Многие дни провела я в размышлениях о своей судьбе. Я задалась вопросом, смогу ли прожить без творчества, но быстро поняла, что это ничем хорошим не кончится. Все-таки поэт умирает тогда, когда его вдохновение либо кончается, либо губит своего хозяина, не найдя выхода из души. После такого итога своих размышлений я решила во что бы то ни стало творить.
Во мне все еще кровоточила боль по папе, и я твердо решила посвятить ему стихотворение. Оно давалось мне с трудом. Строчка за строчкой я разматывала этот запутанный комок своих чувств, пока не родилось оно:
Дымчатый воздух — предвестник рассвета,
Свежести шлейфом витает по комнате,
Носится эхом в сновидений омуте.
Голос родной, вдалеке приглушённый,
Будит заботливым словом. И нежностью
Веет сей зов. И я в миг пробужденный
Увижу лик блаженной безмятежности.
Помню прогулки: июльское утро,
За горизонтом трепещется зарево,
Капли росы мерцают перламутром,
Степь начинает укрываться маревом.
Помню, как шли и вели разговоры:
Притчи отцовские, факты истории
Ты мне рассказывал, бывали споры —
Наши моменты духовной гармонии.
Времени ход разлучил нас навеки,
Годы проходят и жизнь продолжается,
Но иногда, едва сомкну я веки,
Во сне картина счастья возрождается.
А бывает, в предрассветную пору
Слышу сквозь сна пелену голос заботливый.
Он, как всегда, вкрадчив, словно шум моря,
Терпким ароматом веет отчетливо.
Это было самое трудное стихотворение в моей жизни. Я писала его целый месяц, в несколько заходов. Каждая строка выходила из меня потоком слез. После каждой редактуры готовых кусков я забывалась в мутном сне. В какой-то момент, я хотела бросить его написание и оставить мысль незаконченной. Но в итоге сделала свое дело.
После того, как я выплеснула всю чашу накопившейся тоски на бумагу, мне действительно стало легче. Когда я несколько раз его перечитала и поняла, что это все, как обычно заснула. Впервые с 2016 года это был безмятежный сон. В нём я гуляла на рассвете с папой и Дельтой в степи. После этого стихотворения постепенно боль в сердце начала затягиваться.
Прошло уже немало лет с того разговора. С тех пор не один человек приходил ко мне со словами благодарности за это стихотворение. Многие люди, потерявшие своих родных в юном возрасте, находили утешение в моем стихотворении. Я надеюсь, что оно переживет меня и продолжит излечивать души даже после моего ухода из этого мира…