Трагедия воды шумит под небесами!..

Когда-то давно, примерно в прошлые праздники, жил-был на одной из обитаемых планет один опечаленный поэт.

Опечалило его то, что женщины его не любили. Увы, статистика не врёт, женщины не очень-то любят поэтов. И если с поэзией они на одной планете ещё как-то уживаются, то с поэтами... довольно редко. А ведь рифмачи посвящают им стихи, и мечтают, чтобы их за это любили!..

Но однажды опечаленному поэту сказочно повезло! Судьба улыбнулась ему так усердно, что в конце концов он от счастья повесился!

Было это примерно так.

Однажды осенью, когда листья, будто стаи пьяных дикобразов, кружились над аллеей и с тихим грохотом плюхались на лавочки, по парку проходила одна дамочка. Неопределённого возраста, но ещё довольно модная. Лёжа под чугунным забором, опечаленный поэт декламировал глубокие мысли. Он был убит вдохновением! Дама остановилась, прислушалась и... уйти одна уже не смогла! Поэт кричал:

Трагедия воды шумит под небесами!
И все мои мечты летят над полюсами!
Волшебные черты срываю я глазами!
И все свои цветы дарю любимой даме!

Люди быстро проходили мимо поэта и странной дамочки. Жонглируя листьями - и ногами, и руками - он выкрикивал ямбы, смешанные с хореем. Она стояла, разинув рот, и глядела опустошённым взглядом в безмятежное небо. Она была сражена высоким искусством!

"Поэзия не должна замёрзнуть под забором! - сказала себе дама. - Её нужно ненавязчиво возвысить до вселенского масштаба!"

И вот, подмигнув мысленно Пегасу, дама бежит уже вприпрыжку домой! Но не одна, а с поэтом подмышкой!

Три дня подряд, с полным фужером в руке, поэт распылялся поэтической строкою. Лил оды, поэмы, элегии, сонеты, баллады, басни... Барышня подливала ему игристого, красного, белого, розового, прозрачного... Он был на девятом Парнасе! Она готова была забеременеть от Пегаса!

Наблюдал я из окна:
Вышла голая Весна
И пошла к соседу.
Не к Зиме, а к Лету.

- Прекрасно! Чудесно! Гений!.. Читай! Читай! - требовала дама ненасытным голосом, дорвавшись до высокого слога. И счастливый поэт, обласканный восхищением, взобравшись на табурет как на постамент, продолжал надрывать связки.

Солнце светит за окном,
Я шагаю в гастроном!..
В этот день осенний
Ждут меня пельмени!

Слушая его стихи, барышня закатывала глаза и стонала. Сзади у неё отрастали чудные крылья, тонкие и блестящие, как у навозной мухи. Хлопая ими по блаженной ауре, а иногда и по ушам поэта, она порхала над столом, над диваном, над шкафом. Задевала картины, бра, люстры. Изредка сшибала мебель, срывала занавески и била посуду. Казалось, вот-вот и она выпорхнет в окно и улетит в соседнюю галактику! Но, к сожалению, этого не случилось.

На пятые сутки, чувствуя, что вдохновение его уже не просится наружу, а мечтает утопиться в колодце подсознания, поэт собрался сползти с табурета...

- Стой! - прокричала ему барышня теряющая крылья, боясь превратиться в гусеницу. - Ещё не время покидать поле боя!.. Ещё не все затронуты моменты! Не все душой прочувствованы строки!..

- Но... надо сделать перерыв, - предупредил поэт, - или будет нервный срыв! Суета не ко двору! Упаду я и умру!..

- Искусство умереть не может! - запротестовала барышня. - Ты будешь жить в веках! Ты будешь в моём сердце!.. Читай, мой милый друг! Читай!..

И, глубоко вздохнув, поэт прочитал ещё десятка три поэм, сотни две стихов и спел напоследок, когда у него уже закончились все запасы искусства, какую-то похабную песенку. Типа:

Себе подругу я завёл,
Она красива и пригожа.
Куда бы я с ней не зашёл,
Все говорят: "Вот это рожа!"

- О, как мило! - восхитилась барышня. - Никогда не слышала ничего более чудесного!.. Надо же, как повезло тебе с поклонницей! Я теперь всегда, неотступно буду с тобой!.. Вечность! Целую вечность, обещаю!.. Гений!..

Зажмурившись, поэт представил себе вечность, похожую на черновик, вдоль и поперёк исписанный стихами, и эту поклонницу, сидящую поверх черновика, и ему стало страшно!

- Но, - пробубнил он вслух. - Где же мы напасёмся стихов на целую вечность?

- Ты будешь писать их для меня, мой Пегас! - крепко прижала поэта к груди барышня. - А я буду их читать! Жадно! Очень жадно!.. Читать, читать и ещё раз читать!.. Вот тебе твоя первая сотня тетрадей в клетку!

Поэт опять зажмурился и представил себе в клетку почему-то не сотню тетрадей, а небо! Прекрасное синее небо - в огромную, чёрную клетку! И сразу же его стихи приобрели более мрачный оттенок.

Сидела муха на заборе,
Сидела муха и вздыхала.
Вселенское, большое горе
Её, возможно, волновало!..

- Гениально! - трепыхалась в торжественных судорогах барышня. Измученный поэт не знал куда бежать! Его уже так тошнило, и от стихов и от женщин, в виде этой барышни, что он сочинял полную белиберду.

Печально крыльями качая,
Она грустила, втихомолку.
И деревянными зрачками
С тоской взирала на помойку...

Но дамочка, похоже, была готова сойти с ума и от подобной графомании.

- О, это восхитительно! - орала она взволнованным голосом, хватаясь за сердце и заливаясь благодатными слезами. - Пиши! Пиши ещё! Ещё, ещё!..

Поэт уже не мог! Он сгрыз перо и изжевал чернильницу, на манер одного известного революционера. Не помогло! Барышня выбежала во двор, выдернула из первого попавшего гуся ещё десяток перьев, вырубила топором из цельного куска дерева новую чернильницу и вбежала к поэту. Странную записку она нашла на столе.

Гусей немало пострадало,
Да и деревьев, что скрывать.
Моя душа мне приказала
Стихами больше не писать!

Барышня оторвала взгляд от записки. Поэт плавно покачивался над перевёрнутой табуреткой. Глаза его вдохновенно смотрели в потолок. Сзади висело два блестящих и прозрачных крыла. Страдальчески всхлипнув, дама вернулась к записке.

Пока отыщешь рифму к слову,
Испишешь тысячи листов.
Мрёт под пегасовой подковой
Природа... Хватит лишних слов!

"Трагедия воды шумит под небесами... - припомнила барышня. - Да, ты ушёл, мой милый друг. Тебя позвала неведомая сила вселенского искусства. Ты ушёл на поиски новых рифм!.. Но мы обязательно встретимся! Впереди у нас ещё целая вечность. Ты будешь писать свои высокие строки, а я буду их с нетерпением ждать... и читать... Жадно! Очень жадно!.."

🙂😉🙃