Физра

Приехав в дальний одиннадцатый корпус и переодевшись, я вышел на поле. Чурки — другие.
Наконец я преодолел ржавые гаражи и перед моим взором предстал спортивный стадион. По сути своей он представлял собой огромное поле примерно в полкилометра длиной, огороженное с одной стороны полосой деревьев и забором, с другой — зарослями сухой травы и белеющими, как кости домино, зданиями корпуса. Чуть дальше от ангара стояли девятиэтажки общежитий — несколько старых и серых и, чуть поодаль, синяя новостройка. За ней — только лес.
Посреди поля сухостоя стоял огромный ангар. Брошенный и высокий, с огромной крышей на этих тонких белеющих ножках, он всегда напоминал мне скелет огромного животного. Кого-то вроде кита. Поле сухой грязно-жёлтой травы, огромный скелет кита и общажные многоэтажки — вот какой вид открывался мне каждую пару по физре осенью и весной.
Со своим зрением не сразу заметил я зелёные тени. Это парни с военной кафедры проводили какое-то своё занятие в сени деревьев. Я шёл мимо, беззастенчиво разглядывая их зелёную форму, как игрок в шахматы, которого перехитрили. Кроме военкафедровых далеко в поле шли три чёрные тени. В самом мелком из них я узнал Кирилла и пошёл туда же, куда ушли они.
Турики
Вызов
Колесо 1979
Мы побежали.
Жизненно
Круги кончились. Преподаватель собрал нас снова и выдал мячи. Маленький парень хотел было играть в футбол, но остальные с насмешками бросили его и присоединились к девочкам. Я и сам думал поучаствовать, но отказался от этой идеи, как только понял, что мяч нужно отбивать запястьем. Терпеть этого не могу. Так что я просто удалился снова на турники.
Пространство
Колос
Львица и тонкая

Я вынимаю батарейку и кладу её к лапкам котика среди горки монет. Утихнув было, он вновь начинает махать от всех этих движений. Я ставлю его на место, глажу по затылку и чуть подталкиваю лапку сзади. Я выгибаю спину, чтобы глянуть ему в глаза, улыбаюсь и машу на прощанье. Он мягко улыбается и машет в ответ, но теперь устало, только инерционно. Его улыбка становится всё тоньше, его движения затихают. Ещё чуть-чуть — и котик затихнет совсем. Я выключаю свет.


1
Утром за окном всё было залито молоком. Все было окутано густым туманом, и трава белела инеем.

В дни такой Серости Я вспоминаю о старой любви, Прежней искренности Милые ветры!
Как всегда я приехал в университет с опозданием. Я прошел вперёд и заметил Заха. Кажется, он сидел с Викой. Я пожал его протянутую руку и сел в другом конце аудитории.
Недавно последние деньги я спустил на несколько японских книг -- советские издания и пара вещей поновее. Всю пару я отслеживал оставшиеся посылки и разглядывал новые объявления. "Piku don — сборник картинок об атомной бомбе. Изображения обнаженных жертв взрыва в Нагасаки. Полностью на японском."

Одногруппник написал мне про курсовую — мы оба волновались о ней последнюю неделю.

весь из себя: Я вообще похоже вынужден съебать с практики konatanta: схуяли весь из себя: На стрижку)))))) konatanta: хыыххыхыхыхы весь из себя: Только такое время было konatanta: с кайфом

Пара кончилась, и я спустился вниз -- Вика, её подруга и Зах стояли у гардероба. Я улыбнулся и подошёл к ним, когда они стояли молча, будто уже пару минут всем было неловко. Все трое тут же впились в меня глазами.
—Ты латынь знаешь?
—...пару фраз.
—jdjdjdjdjhf! Пойдем покурим.

Снаружи промозгло. Он прыгал на месте и в ярости махал руками:
—Бля-а-а-ать, чувак, как же с ней сло-о-ожно! У меня никогда не было такой трудной девчонки. — я широко ехидно улыбался, а он не умолкал — Мне легче эту Иру трахнуть, чем...
—Какую?
—Ну, маленькую,
Он показал рукой высоту где-то по его ширинку. Ира чуть выше.
—Блять с-с-сука!
—Возможно тебе лучше забить. Так ты выглядишь, ээ... доступнее.
Он глянул мне в глаза:
—Чё я буду, заднюю что ли давать, чувак? Интересный факт: у русских танков не было передачи заднего хода!..
Мне не нравились русские танки, и я не мог придумать, как бы поостроумнее их оскорбить.
—...шучу, была.
—АХХААХАХАХАХАХАХА
Мы заметили Вику — она только что вышла и шла теперь на остановку. Мы оба застыли, напрасно боясь, не услышала ли она чего, и без слов проводили её стеклянными взглядами; кажется, она могла это заметить. Она глянула на нас на прощанье. Мелькнул белизной её аккуратный, чуть грубоватый профиль.
—Бля, чувак, для других она некрасивая, но для меня она, бля, Афродита нахуй!
Вообще она, скорее всего, для большинства очень ничего. Я сделал серьёзное лицо:
—На самом деле, ээ... Ты либо понравился с самого начала, либо нет...
—В том-то и дело, что я не понимаю!!
—..на моём опыте так.
Мы попрощались, и я широко зашагал вперёд, ежась на холоде и вглядываясь в туман. Забавно, возможно я случайно встречу её впереди, подумал я.

2
Перед нами открылась огромная площадь, заставленная машинами. Пока я спал, похоже, шёл дождь. В лужах на чёрном асфальте расплескались огни огромной вывески: "ЕВРОПА". Во все стороны от огней, напоминавших гигантского спрута, густела чернота ночи.
—Чё ты, в табачку?
—Нет... хотя рил зайду.
Она купила шоколадный "Чапман".
—О, класс, по сути я украл у тебя пару дней жизни.

—Не, типа... о чём он думал? Я заметил — он спешил. Я подготовил пару тейков, пока сидел там — что я бы мог ему рассказать, ведь мы иногда с ним пиздим. Но сейчас, вижу, он спешит, он прям "чик-чик-чик, пых-пых-пых" пыхтит — ну, думаю, ладно, в другой раз. Спешил он блять. Наспешил!
С этой причёской я был похож на только что мытого кота.
--Я помню как я так ночью классе в пятом отчикнула себе, — она показала пальцами где-то на уровне ушей. — Я тогда жёстко тильтанула. Потом такое было ещё раз, но уже было пох, я так и ходила. Недавно пересмотрела тиктоки с того времени — это треш.
Она что-то говорила, а я уставился влево. Никогда не замечал этот угол. Деревья слева от него, нелепая детская горка справа — а он удивительно самодостаточен в этом окружении. Такой белый. Справа, над гаражами и деревьями, чернеет школа -- из заднего двора виднелось её левое крыло. В шестом классе в четверг мы заканчивали как раз где-то в пять-семь, уже совсем в ночь; спускаешься по коридорам, в которых от темноты становится тише, одеваешься и выходишь вместе со всеми на абсолютно чёрный осенний холод.
Завыли и понеслись мимо несколько сирен. Я обернулся на дорогу: в просвете между домами мигали и выли синие огни.
—Это больница или менты?
—Менты конечно.
—Откуда ты знаешь?
—Ну, "виу-виу-виу-виу"...
—У больнички типа "ууииииии--иииииуууу"...

Мост серым скелетом вновь выныривает из пустоты ночи. Только серый скелет моста, машины, едущие всё реже, далёкие тени людей впереди. Рёбра-столбы, на каждом рекламные баннеры. Но это -- по эту сторону жизни. За перилами -- берег, деревья, гладь реки, которая так красиво серебрится днём на ветру -- не было ничего. Только серый мост -- и за его перилами бесконечная пустота, густой, всепроникающий мрак.
Над нами кольцом нависают дома. Я был здесь однажды, в такой же день неделю назад, не одинокий, а пустой. Я шёл по огромному мосту, я встретился глазами в женщиной и долго смотрел ей вслед, и я оказался здесь же, в тени этих домов.
В этих неумолимых серых многоэтажках, освещённых жёлтым светом, неподходящим и далёким, таким же пустым, как ты сам, таким, который как будто говорит, что он — где-то далеко, но не с тобой и не у тебя, не у тебя внизу, у подножья этой крепости, в которую даже входить нужно через тоннель меж домов, через решётку... во всём есть особенная красота, особый порядок. Иногда, когда я прихожу туда и долго смотрю на этот свет наверху, мне кажется, что на самом деле там тоже никого нет. Яркий и далёкий свет надо мной светит никому, абсолютно никому.
Съеден онигири, и белая банка энергетика тоже уже пуста. Банка такая белая и голубая. Белый и голубой -- лучшие цвета на свете. Я глядел, как Настя говорит и затягивается сигаретой. От неё вот-вот останется совсем немного. От мысли затянуться самому у меня встал член.
—Секунду — я прервал её, протянул руку и двумя пальцами поднёс тлеющую сигарету ко рту. Маленькие огоньки спрыгивали в черноту ночи. — Как? Язык у Насти заплетался, как будто кто-то только что ей признался в любви. —...подносишь, и... ты должен как бы о... одновременно вдохнуть и затянуться... — она вытянула губы и втянула ртом воздух.
Клубок дыма заполз мне в рот. Я подержал его секунду и выпустил — огромное облако развеялось на ветру.
—Офигеть, у тебя с первого раза получилось! -- у неё такой звонкий голос, как будто отдаётся эхом от самого себя. -- Я где-то неделю пыталась..
Я затягивался ещё.
—Ну у тебя как бы он по горлу проходит?
—Да. — вся бежевая часть сгорела, осталось только немного белого. — Это уже фильтр?
—Да.
—Ну, его обычно не курят?
—Да.
Я всё равно вдохнул ещё немного.

3
Темная комната, многие песни роятся, но никогда не играют, и издалека слабый свет; все будто бы в негативе, я точно знаю, какой должен быть фильм, который бы я посмотрел, но я не стану смотреть фильмы. Мне не холодно и не жарко — только довольно темно, и, может, холод чуть-чуть кусает плечи и ноги. Я включил порно — девушку выебали, она завалилась на белые простыни, а я подумал — почему черные вечно ебутся в носках? У неё такая странная кожа — как какао, и так странно быть в этой комнате, когда её ебут — я ничего не чувствую. На стенах свет из окон, я вспоминаю все дни, когда был маленьким. Но всё-таки — ведь я тоже не замечу, как ворон склюёт меня? Когда ворон придет, я тоже не увижу его всего?

4
Прочитав до конца биографии, я оторвал взгляд и посмотрел вниз. Черное пальто было усыпано желтыми точечками — обсыпавшаяся краска. Одна из точечек двинулась. Я разглядел в ней насекомое. У насекомого, размером не больше трёх миллиметров, было вытянутое зелёное тело и, кажется, шесть тонких лапок. Я заметил движение в другой стороне — ещё один такой же полз по груди слева. Я попытался аккуратно ссадить того, что полз по воротнику. Ничего не удавалось; он вертелся в шерсти пальто, цепляясь лапками за ворсинки. Это их место, подумал я. Это их место, и они либо рады мне, либо напротив пытаются прогнать.
Я попробовал вернуться к книге, но маленькое движение не давало сконцентрироваться. Я сбросил одного с затылка: у этого была черная спина и золотое брюшко, блестящее на солнце. У каждого должно быть свое место, подумал я. И у каждого места должны быть свои защитники. Я поднял взгляд наверх: желтыми листьями надо мной нависала немолодая берёза. Почему-то я был уверен, что зелёные малыши — оттуда. Ими дух этого места приветствовал меня. Но для них я был слишком большой. Что бы они не обязаны были мне сказать, я не подходил для них. Даже осторожно опустить их не удавалось, и тогда быстро чернеющие раненые зелёные комочки вертелись на пальцах. Я был слишком большим для этого мира и его обитателей, мне нужно было уйти. Последний малыш, жучок потускнее с болотного цвета спинкой, почему-то казавшийся самкой, залез ко мне в сумку. Я поднялся, аккуратно ссадил его и всех, кого сумел найти, и отправился дальше.

Движение вновь мелькнуло в парке: один малыш остался и теперь боязливо спускался вниз по воротнику, оглядываясь будто на пролетающую внизу плитку. На ходу я поставил палец: жучок, ставя лапку за лапкой, аккуратно перелез на руку. Он испугался, когда я принялся сводить его на скамейку, но и допустить того, чтобы он залез мне в рукав, я не мог. Жаль было оставлять его одного вдали от дома, но с другой стороны — ведь он сам заполз ко мне! И откуда мне тогда знать, чего именно он хотел? Хоть он и меньше мелкого, и у него тоже есть его маленькая воля и ответственность. Он неловко слетел на скамейку; наши пути разошлись.


5
Я думал о том, что расскажу об этом Заху, что он скажет абсолютно невпопад. Омерзительные, кислотные запахи — дымный и масляный дизель, и разливающиеся женские духи, и ещё гнилая листва и пыль этих уродливых улиц, на которых я всегда одинок — вмешивались в моё обоняние гадкими разжижающимися тенями, и опрокинутая улица с двумя высоченными ментовками, и больше всего на свете хотелось провалиться под землю, превратиться в стаю ворон и разлететься, только не оставаться на этих мерзких улицах, в мире, где существует она, где существует прошлое.
Зависшие надо мной облачные небеса были ужасающе голубыми, в этом месте мы стояли с ней на новый год, первый раз когда я гулял ночью, и вечная ночь, встречающая меня ныне — не там ли родился первый ворон, чтобы выстлать собою её покров? Мое лицо похоже на манную кашу, вот-вот я сам рухну в листву и усну, и так даже лучше, так было бы настолько лучше...