расскажи мне историю
По щеке проходится что-то мокрое, оставляя неприятный след. Он хмурится, поднимает руку в попытке отогнать и попадает по пустоте. Придётся всё-таки открыть глаза.
И когда Шив их открывает, он резко вскакивает. Перед ним стоит конь. Склонив голову, Шиммер тревожно дышит. Ноздри расширяются и сужаются – беспокойство непонимающее. Он облизал его языком, пытаясь разбудить.
Рыцарь сидит на траве. Вроде, обычной. Зелёной, не красной. Осматривается – ничего странного не находит. Ни кирпичных заброшенных зданий, ни увитых плющом статуй, ни цветочных полей. В носу стоит запах лилий, но кроме этого нет никаких намёков на его недавнюю попытку сойти с ума. Шив тянется к талии – ножны на месте. И меч в них лежит не причастно, спокойно. Он всегда здесь висит и никуда деваться не собирается.
Шиммер снова лижет его щёку. Просит подняться. И Шив поднимается. Шиммер. Шив. Море, как здорово снова помнить имена. Но если здесь только его конь и больше никого, то кто его звал?
— Кое-кто очень раздражительный, скажу вам по секрету, – знакомый голос раздаётся раньше, чем рыцарь успевает закончить свою мысль. Он резко разворачивается и скорее всего ломает несколько шейных позвонков.
— Кто вы? – перед ним стоит мужчина, с виду лет пятидесяти. Его золотые волосы собраны в косы, достигающие пят. В каждую из кос вплетена лента – разнообразие цветов и материалов. Он выше рыцаря – причём на много. На нём свисает белое одеяние, расшитое красной вышивкой. Причудливые узоры вполне могли быть сюжетами из историй. Историй.
— Сказитель? – он сам отвечает на свой вопрос. В уголках губ мужчины рождается улыбка.
— Да, это я. Приятно познакомиться, рыцарь, – в живую его голос звучит тише и спокойнее, но не менее приятно. Весеннее солнце, обманчивая теплота – остриём ножа у горла милая улыбка.
— И мне, – он поправляет меч и шепотом добавляет “пожалуй”.
— Как вам мой храм? Впечатляет, правда? – спрашивает Сказитель. Его руки сокрыты рукавами, и сомкнуты друг с другом.
— Вы про этот странный сон? – на слова рыцаря Сказитель опасно хмурится. – Какая его часть конкретно?
— Истории, конечно же, – фыркает – детская обида, неоцененная картина, раздавленная игрушка – Бог Историй. Что ж. Можно было догадаться.
Рыцарь вспоминает незамысловатый сюжет, который преследовал его во снах. Он решает называть их снами, потому что других слов подобрать не мог, а принимать их за реальность отказывается. Мальчик, сбежавший из замка. Было что-то про озеро, но может то метафора к полю цветов? Красивое сравнение, он видел такие в книгах.
— Какой смысл несли синие анемоны? – этот вопрос волновал его во время падения-подъёма. И когда он сорвал глаз. Море, ему правда приснился глаз в цветке?
Рот Сказителя искривляется в улыбке. Больше похоже на оскал – акулье очарование. Но рыцарь не шевелится. Только пальцы на рукояти меча сжимает крепче. На всякий случай.
Никто из них не двигается, не стремится стереть расстояние. Шиммер в предупреждающем жесте машет хвостом. Чувствует опасность. Пропасть над обрывом – кто-то обязательно толкнёт вперёд.
— Всё зависит от смотрящего, – отвечает Сказитель. Он поправляет рукава и вышивка теряет свой узор. – Что видели вы?
— Цветы, – рыцарь пожимает плечами. Он всегда говорит правду, какой бы она не была, – для меня они не имеют смысла.
Сказитель – секунда поднятых бровей, волны морщинок и трепет ресниц – разражается смехом. Закидывает голову и подносит руки к груди. Рыцарь не помнит, чтобы говорил что-то смешное, но пусть. Боги странные. Это ему лучше всех известно.
Ему приходится положить руку на гриву коня; тот пытается вырваться и познакомить смеющегося с его копытом. Не стоит, шепчет Шив. Гладит. Успокаивает. Убеждает. Он не боится богов. И Шиммер не должен.
— Уж не думал, что ты действительно окажешься таким, – он вытирает у глаз несуществующие слёзы, – таким…прямолинейным, пожалуй.
Он подбирает слова, как люди подбирают соус к запеченному мясу. Небрежно, невнимательно, непринципиально. Им всё будет вкусно – ему всё будет равно. Какое бы слово, выражение, фразу он не использовал – аккуратности в этом не чувствуется. Особого отношения. Странно. Рыцарь думал, что мастер историй должен обладать чем-то противоположным.
Охранять и лелеять каждое слово, будто это самое ценное сокровище. Размышлять и пробовать на вкус – разрезать язык печалью и поднимать губы в радости. Так о нём говорят немногие верующие. Они часто терпят разочарование.
— Я люблю рассказывать истории, – щебечет Сказитель, читая рыцаря мысли, – и делаю это постоянно. Даже сейчас. То, что тебе кажется небрежностью является мастерством.
Хорошему повару не нужно перепроверять соус, чтобы знать, какой лучше всего сочетается с курицей. Или свининой. Точно также со словами и историями. Хорошему рассказчику незачем перебирать бессмысленное количество синонимов и акронимов. Он знает, какой подойдёт к данной ситуации. Данному человеку. Какой вкус выйдет в итоге. Какой привкус останется от последнего укуса.
И всё же, это не то, что Шив ожидал.
— А мы часто свои ожидания не ублажаем, – напоминает Бог Историй. Качается взад-вперёд всем телом. Встаёт на носочки и медленно опускается на пятки, – в этом нет ничего удивительного.
— Можно не читать мои мысли? – терпеливо просит Шив, чем вызывает новый приступ смеха. Он не любит, когда боги так делали. Каждый раз, когда рыцарь ступал на их земли они норовили пробраться в его голову и вытащить самые неудобные мысли. Это раздражало, бесило даже.
— Я и не читаю, – сквозь смех и восторг отвечает Сказитель, – ну, не мысли. У тебя на лице всё написано. Какой простой и открытый человек.
Рыцарь действительно прямолинейный. Правдивый. Честный. Если задать ему вопрос – он ответит. Не станет изворачиваться и прикрываться лестью. Это нельзя назвать рациональностью – порой рыцарь считает истинной крайне иррациональные вещи. Но он отвечает честно и прямо. Не нагружает свою речь метафорами и намёками. Не понимает, когда так делают другие.
Не понимает самого действия, а не смыслов, скрытых за пеленой. Он умён. Внимателен. Дотошен. Может разгадать секреты человека, может увидеть больше за маской на лице. Правда в том, что ему не всегда хочется этим заниматься. Бывают люди попросту недостойные таких усилий. Скучные и выдуманные. Ни одной искренней мысли за душой.
И рыцарь знает, что многие считают его бессердечным. Грубым. Думают, что ему презренно человеческое общество и вообще не терпится найти укромный уголок в безыменном болоте и остаться там навсегда. Но это не так. Рыцарь – одна из тех самых иррациональных истин – любит людей. Их смех. Их мимику. Их говор. Их истории.
Но некоторые из них не заслуживают этой любви. И это тоже чистая правда.
— Не могу того же сказать про тебя, – отвечает Шив. Он не обращает внимания на смех и неприкрытое снисхождение. Ему встречались люди, смотревшие хуже. Что уж говорить о богах.
— Что я человек или что я простой? – шутливо уточняет Сказитель, показывая пальцем то на себя, то на рыцаря. Эти глупые жесты действуют на нервы. – Расслабься. Я знаю, за чем ты пришёл.
Не удивительно. Если боги действительно общаются между собой, как ему говорил Покровитель Путешественников, – он сам не бог, но считается одним из них – то нет ничего странного в осведомленности Сказителя.
Если он, конечно, не прочитал это по его лицу.
— Раз знаешь, то не медли, – он снова жмёт плечами и продолжает смотреть мастеру историй в глаза. Тот улыбается. Скорее, ухмыляется. На этой щеке у него вырастает ямочка.
— Так вот быстро? Даже на чай не останешься? – в его голосе играет раздутая обида. Не хватает надуть щёки и топнуть ножкой. Есть в нём что-то детское – настолько, насколько взрослый внешне мужчина может подходить под это описание.
— Я в пути уже без месяца год. Я бы не назвал это “быстро”, – вал воспоминаний, поворотов, лесов, полей, гор, деревень, людей, указаний. Почти год. Почти год он не слышал голосов своих друзей, не читал их писем. Почти год, каждый день, листья напоминали ему о них. Листья, дороги, букашки, ветра, песни. – Да и чая испил столько, что хватит на всю оставшуюся жизнь.
Рыцарь хмурится. Безусловно напрягает, когда люди игнорируют его слова. Его правду. Боги, по неведомой причине, делают это чаще, чем постоянно.
— Твоя тётя в это верила, – слово – укол в сердце, намёк на невозвратное прошлое. Кудри, подвязанные жёлтым платком. Иногда красным. Редко – чёрным, – верила и наверняка сейчас ходит где-то ещё.
— Она умерла, – правда. Истина. Горькая, обидная, до тисков в груди и крика в горе, но истина.
— Значит, не веришь, – подводит итог Сказитель и начинает размеренно шагать по поляне. Он рассматривает лес вокруг, но не задерживает взгляд долго – делает вид, не боле. Он может знать эти деревья наизусть, а может просто не питать интереса.
Рыцарь смотрит на своего коня. Он тоже мало что понимает, но ему простительно – он лошадь. А вот рыцарь человек и должен иметь способность к пониманию. Да некоторые вещи для него всё равно остаются загадкой. Мотивация богов – одна из них. Извечная тайна, которую простому смертному в жизни не понять. Даже если прямо спросишь – улыбнуться туманно и отмахнуться; мол, ничего особенного.
Сказитель расхаживает между деревьев, иногда пропадает в темноте, но исправно появляется снова. Обходит рыцаря, получает презрительный визг от Шиммер, разглядывает меч и сумку. Останавливается – смотрит в глаза. Рыцарь понимает, что они красные. Кровавые, скорее. Земля, пропитанная свежей кровью. Ещё не высохла и не смешалась чередой следов – но уже никогда не будет такой яркой и насыщенной.
Золото красиво сочетается с кровью. Разлитое вино по золотой плитке. Бургундий, разведенный по залитой солнцем стене. Брошенная роза на расшитые звёздами покрывала.
— Укажи мне путь к Богу Моря, – просит рыцарь. Голос чёткий и звонкий – он не умеет шептать. Да и просить тоже. Все его просьбы выходят требованиями.
Лицо Сказителя морщится. То ли от раздражения, то ли от злости, то ли от обиды. Может, от всего сразу. Он отводит взгляд и предпочитает смотреть на траву под их ногами. Его руки снова сходятся под белыми объёмными рукавами. Он закрывается. Тушуется. Пытается занимать как можно меньше места.
Рыцарь слышал, что они близки. Море и Истории. Ему кажется это довольно логичным. Правильным. На дне морском хранятся тысячи историй. Разбитые корабли, порванные паруса, разрушенные мечты, сплетенная любовь. Кому, если не богу этой стихии дружить со Сказителем? Человеком, эти истории собирающим. Почитающим. Хранящим.
Но близки не значит дружны – ты можешь быть близок с человеком и ненавидеть его всем сердцем. Так говорил картёжник. Рыцарь этого не понимает, но допускает. Будь близок к своему врагу или что-то такое. Картёжник закатывал глаза и отвечал, что он всё понял неправильно.
— Ты когда-нибудь любил, рыцарь? – опять из ниоткуда взявшийся вопрос. Боги действительно их любили, хотя, по распространенному мнению, должны на них отвечать.
— Да, – отвечает он, потому что и это тоже правда – мать, тётю, друзей.
— Не так, – Сказитель мотает головой и его косы поднимают ветерок. – любил ли ты?
Шив вдыхает. Воздух здесь чистый и ничем не нагружен. Сосновой корой и зелёной травой, разве что. Любил ли он? Он считает, что любовь – тяжёлое бремя. Он считает, что ещё не встречал тех, с кем хотел бы разделить больше одной ночи. Он считает, что любое желание ведёт к стагнации. Он считает, что стремление называть что-то; кого-то “своим” делает людей уязвимыми.
Он пережил утрату. Много раз. Родительницы, друзей, товарищей по оружию. Это груз, который он несёт с собой по сей день и будет нести до конца этого мира. Но утрата любви – это совсем другое чувство. Это боль, несравнимая ни с чем. Это пустота, которая разрастается в сердце и никогда не восполняется. Это чувство нескончаемой неправильности, нереальности. Это отрицание и иллюзия. Это сны счастья и улыбок, после которых просыпаешься в слезах и с сорванным криком на губах. Это шрам, неспособный зарасти. Это бесконечная мука воспоминаниями.
Это убьёт его. Ему не нужно пробовать, чтобы знать.
Ведь правда в том, что он не боится Смерти. Он не боится монстров, превосходящих его в размере в десятки раз. Он не боится богов. Но он боится любви. Он боится потери.
— Нет, – рыцарь закрывает глаза. Выдыхает, – не любил.
Сказитель смотрит на него с горечью во взгляде – зависть и сочувствие. Задумывается о чём-то своём. Кивает.
— Хочешь услышать ещё одну историю? – спрашивает он. И добавляет, когда видит хмурое лицо рыцаря: – Последнюю. И тогда я тебе всё расскажу. Если это потребуется.
Шив смотрит на бога перед собой. К этому, пожалуй, невозможно привыкнуть. Выглядят они как люди, – кроме, пожалуй, Войны, – а в самом деле ими не являются. Но тем не менее они хранят свои тайны, оплакивают свои утраты, приносят цветы на безымянные могилы в память кому-то забытому. Они смеются долгими ночами, перебирают чьи-то кудри, пьют вино из искусно вырезанных кувшинов. Почти как люди.
Но не лучше людей; боги несли бремя долголетия и ответственности. Люди же были свободны от жизни и размышлений.
— Хорошо, – отвечает рыцарь. Вдалеке раздаётся пение птиц, – расскажи мне историю.