Лис с большими ушами
Лис Деллисон мчался по проспекту. Он морщился так, будто его тошнило. Никто из прохожих, верно, не мог понять, что же с этим лисом происходит. А тот крепче схватился за голову и сильнее поджал уши, которые, как можно заметить, были довольно большого размера.
Так, может в этом причина страдания лиса? Из-за величины ушей ему все кажется громким?
Он только и мечтал о том, чтобы поскорее спрятаться от городского шума, словно от холодного ливня. Грохот телег, нескончаемая болтовня прохожих, удары молотами да топорами на стройке были для Деллисона невыносимыми. Звенели колокольчики над дверьми лавок, трубили в трубы сопроводители глашатаев, гремела посуда возле уличных столовых. На центральной городской площади лязгали клинки сражающихся рыцарей.
Чуть поодаль ревел ящер. Видно, ему казалось, что он обладает уникальным певческим голосом.
«Когда же это кончится? – мысленно кричал лис, – Когда я уже увижу тот милый домик дядюшки с тетушкой».
Он приехал в столицу с востока страны. Жилища в тамошних селениях были окружены деревьями. Это были города, перемешанные с лесом. Там Деллисону не приходилось страдать от резких звуков. Самыми громкими были стуки дятла и скрип деревьев в ветреную погоду. А журчание ручьев, пение ансамбля соловьев, шуршание листвы ласкали ухо.
Но лис покинул родной край. На востоке были востребованы обработчики древесины, изготовители мыла, добытчики рубинов. А в каллиграфах мало кто нуждался.
Лис же обожал буквы, каждый их элемент, каждый завиточек. Он жизни без них не представлял. За годы взросления он научился писать так быстро, что окружающим казалось, будто он незатейливо чиркает по бумаге. Однако там, где проходила его лапа, оставались до ужаса красивые буковки. Без зависти и не посмотришь.
Близкие и друзья восхищались его умением. Они просили Деллисона писать за них письма.
По-дружески выполнял он просьбу, но брать плату не мог. Да и не прокормишься. Ведь письма отправляли нечасто — были и другие способы связи.
И каллиграф приехал в столицу — искать свое счастье здесь.
Дядюшка с тетушкой встретили его с радушием. Они заждались его, так как ранее получили письмо, написанное красивым почерком. Теперь им не терпелось увидеть воочию, как же он пишет.
В их доме было тише, чем на улице. Но и тут Деллисон ощущал себя неуютно. Из окон эхом доносились стуки и скрипы. У соседей шла стройка.
«Почему все так громко? Почему никто не спешит это остановить? Им что терпимо? – думал он, – или что-то совсем не так с моими ушами?»
Перед сном он закрыл окно комнаты, которую дядюшка с тетушкой выделили для него. Лишь тогда наступило спокойствие. Так и уснул.
Но вдруг в середине ночи лис проснулся в поту. Оказалось, что в комнате стало душно. Будто, еще чуть-чуть и он задохнется.
Распахнулись створки так, будто это были крылышки бабочки, которую выпустили на волю после долгого заключения. Каллиграф высунул голову и задышал полной грудью. Но вместе со свежим воздухом в комнату ворвался шум. В соседнем доме праздновали новоселье.
Да, что это такое! Перед лисом встал выбор: либо терпеть громкие звуки, либо задыхаться от жары. И после некоторого раздумья, ему не захотелось расставаться со свежим воздухом. Лучше уж как-то укрыться подушками.
Лишь под утро заснул бедный лис. Он утонул в таком глубоком колодце сновидений, что его долго не могли разбудить.
– Ну-ну-ну, вставай, – говорила тетушка, – ты же обычно сразу слышишь, когда я бужу. На собеседование опоздаешь.
На работу Деллисона приняли сразу, как только он показал, как пишет.
– Как же я не люблю писать. Для меня это так мучительно, – жаловался
предводитель предприятия рысь, – а теперь я буду тебе диктовать.
– А вы можете выделить для меня самый тихий кабинет, который у вас только есть? – спросил лис.
– Н-не знаю, – удивленно помотал головой предводитель, – пройдись по
нашим кабинетам и поищи самый тихий, если так надо.
Каллиграф последовал совету предводителя. Но в какое бы крыло здания он не заходил, везде было одинаково шумно. Лишь с северной стороны оказалось потише. Но прямо за окнами возвышалось соседнее здание. Отчего в этих кабинетах было темновато. Деллисон попробовал написать письмо.
«Нет, – подумал он, – так и глаза можно испортить. Может, сейчас я сумею работать с закрытыми глазами?».
Он сомкнул веки, глубоко вздохнул и принялся плавно водить лапой по бумаге. Но миг спустя, лис раздраженно отпрянул от стола. Оказалось, он по-прежнему не мог писать, если не видел процесс появления букв. Он когда-то уже так пробовал, но безуспешно. Ведь на самом деле для него это были не просто буквы. Он, подобно музыкантам, что видят музыку, когда смотрят на нотные письмена, слышал в каллиграфических узорах переливы пения соловьев, многоголосие журчания ручья, нашептывание шелеста деревьев. Посредством почерка он как раз и выражал многообразие звуков, и не мог бы отказаться от удовольствия видеть то, что у него получается. Свеженаписанные завитки словно эхом продолжали музыку, звучащую в его голове.
И сейчас, в этом полумрачном кабинете, он ощущал бессмысленность и даже тяжесть работы, потому что попросту не видел то, что создавал.
Лис предпочел светлое помещение с неблагоприятными звуками. И его сразу же загрузили работой.
Нужно было красиво переписать документ.
Каллиграф, вздрагивая от резких звуков с улицы, пытался сосредоточиться на внутренней музыке. Но его внимание все равно было направлено на шум. Как же быть?
Деллисон осторожно вывел первое предложение. Красиво, аккуратно, но... с опечаткой.
«И как же я на собеседовании сумел сконцентрироваться?» – недоумевал лис. Он заново переписал фразу на новом свитке. Получилось. Но следующая ошибка испортила абзац.
На очередном свитке он дописывал последнее предложение второго абзаца. Вдруг кто-то ударил в колокол. У каллиграфа дрогнула лапа, перечеркнув аккуратный текст. Когда на краю стола накопилась кипа испорченных свитков, лис начал нервничать.
«Почему у меня ничего не выходит?»
Лишь с одиннадцатой попытки ему удалось переписать документ без ошибок.
– Как вы живете с таким шумом? – спросил Деллисон у предводителя.
– Не знаю, – мотнул тот головой, – наверное, у тебя уши слишком э... восприимчивы. Скоро привыкнешь.
Рабочая неделя прошла мучительно. Каллиграф с трудом засыпал лишь под утро. Сосредоточиться на работе ему удавалось лишь под вечер. Его большие уши и правда были отличительно восприимчивы. У дядюшки с тетушкой они поменьше. Может, поэтому они хорошо себя чувствуют в городе?
– Надо что-то предпринимать – думал лис.
В выходной день Деллисон отправился на большую городскую ярмарку. Там продавали как обычные вещи, так и магические предметы. Лис надеялся найти продавца каких-нибудь волшебных противозвуковых куполов, о которых он когда-то мимолетно слышал.
Нескончаемая болтовня между сотнями покупателей и продавцов, шуршание фольги, чей-то визгливый смех утомили каллиграфа в первые пять минут. Адская смесь звуков выпивала из него энергию – жадно, почти до дна. Лису стало казаться, что он находится в шумовом тумане. Он с трудом пробивался сквозь толпу. Ящеры, рыси, лисы, люди издавали свои звуки. Хлопали, топали, шикали, смеялись, плакали, кричали, возмущались, уговаривали.
Невидимая воронка многоголосицы завихрилась вокруг Деллисона все быстрее и быстрее.
В глазах помутилось, воздух перестал поступать в легкие. И каллиграф растянулся на тротуаре.
– Э, молодой рыжий, ты чего? Услышал лис. Он с трудом, почти не сознавая этого приподнял веки. На него глядела огромная пасть с острыми клыками. Это подействовало на Деллисона, как нашатырный спирт.
– Я... я в порядке, – промолвил он, пытаясь подняться на локтях, – Тут очень шумно.
– Может, к целителю доставить? – спросила пасть. Тут она, наконец, закрылась. И лис увидел перед собой ящера.
– Домммой можно? – пробормотал Деллисон.
– Садись! – махнул крылом добродушный ящер. И быстро доставил лиса до дома.
– Может, мне можно было бы как-нибудь работать из дома? – вслух подумал каллиграф.
– Как? – развел руками предводитель, – так не получится. К тому же, я тебя не буду видеть. А мне приятно, когда я вижу столь старательных работников – умельцев, преданных своему делу. Тебе нравится наше предприятие?
– Конечно, но шум... убивает меня. Как же мне сейчас хочется к себе домой, на восток. Сидеть в беседке, среди яблонь и груш. Наслаждаться тихим шуршанием листвы. И писать для этого предприятия оттуда. Знаешь, мой знакомый владеет претворческим даром, который достался ему по наследству. Куда бы он не запустил предмет, тот долетит до нужного места. Может быть, он сможет сюда отправлять мои свитки.
– Но как же тогда я буду диктовать тебе? – возразил рысь.
– Может, тебе стоит побывать в наших краях. Вдруг понравится и ты решишь... – лис не закончил. Предводитель не сдержал смех.
– Ох, наивный, – произнес он и рассмеялся, – Мне жаль, но я ничего не могу поделать. Претворение очень затратно. Скажу лишь, что мне бы очень хотелось, чтобы ты решил свою проблему и продолжал у нас работать.
– Деллисон, да у тебя жар, – воскликнула тетушка, – срочно ложись обратно. Сегодня ты на работу не пойдешь.
– Я сейчас схожу за целителем, – вставил дядюшка, – а потом к твоему начальнику, чтобы все объяснить.
– Мне громко, закрой окно, – промямлил каллиграф.
– А как же свежий воздух? – удивилась тетушка. Но прикрыла створку.
– Надо было тебе на ярмарке посмотреть специальные пробки для ушей. Посмотрим, что скажет целитель.
– Где целитель? – встретила мужа тетушка.
– Он сейчас занят, – объяснил дядюшка, – но с минуты на минуту освободится и будет у нас.
– Работать..., – простонал лис.
– Деллисон, не волнуйся, – поспешил дядюшка успокоить своего племянника, – твой начальник пожелал тебе скорейшего выздоровления. Он даже обещал тебе льготы... Говорит, что ему всегда не хватало такого старательного работника.
Каллиграф сморщился от громкого стука в дверь.
– Скорее, скорее. Вот он наш племянник, – захлопотала тетушка.
В комнату вошел человек со смуглой кожей и черными волосами.
Он поводил ладонями над головой больного.
– Температура высокая, – пояснил он приятным тихим голосом, – сейчас будем выяснять причины.
Целитель принялся расспрашивать дядюшку с тетушкой о том, чем Деллисон занимался, что его беспокоило.
Ему потребовалось не больше минуты, чтобы узнать о боязни шума.
– Так вот поэтому и ослаб организм, – заключил человек, – Таковы последствия бессонницы. Заварите ромашку и простуда с бессонницей пройдут.
– Что я могу посоветовать? – целитель задумался, – только привыкать.
Пусть отдохнет хотя бы два денька…
Человек покинул лисий дом. Дядюшка отправился в аптеку за ромашкой.
А затем томительно прошли два дня. Но ничего не поменялось. Деллисон по-прежнему морщился при громких звуках. Даже звон посуды раздражал, когда тетушка ее мыла.
– Неужели у тебя на родине было тише? – вздыхала тетушка, – А как твоя мама мыла посуду?
На третий день кончилась ромашка и каллиграф пошел на работу. На улице стояла жара. Окна не прикроешь. Лис не выдержал и расположился в кабинете в северной стороне здания. Пусть там темнее, зато тихо.
Работал Деллисон до заката солнца. Сосредоточиться ему удалось. Но он почувствовал опустошение. Буквы ложились ровно, но при этом не приносили ему ни капли удовольствия. Он не слышал в них музыкальные переливы и очень встревожился по этому поводу. Неужели он начал разлюбливать свое дело?
В тихом кабинете он отвык от шума. И выйдя на улицу, каллиграф побежал. Побежал так, будто попал под страшный ливень. Рядом грохотала какая-то длинная повозка с товаром, которую лис никак не мог обогнать. На всю улицу спорили какие-то животные с режущим высоким голоском и давящим низким басом. Это мышь в чем-то обвиняла слона.
Дома Деллисон чуть не упал от изнеможения. Он отужинал вместе с дядюшкой и тетушкой. Их столовые приборы были деревянными, чтобы было меньше звона.
Каллиграф лег на спину. «Шума нет, шума нет, шума нет» – внушал он себе. В таком состоянии он пытался уснуть, но тщетно. Уставшие глаза не закрывались, шум не давал покоя. В полночь лис закрыл окно. Почти уснул. И только начали сплетаться сновидения, как Деллисон проснулся в поту от духоты. Он встал, распахнул створки окна, выпил целый кувшин холодной воды. Это его взбодрило. И снова неприятные звуки с улицы не давали уснуть. В парке неподалеку праздновали ящеры. В соседском доме ведьмы проводили обряд.
«Почему они шумят? – не унимался лис, – Сейчас ведь все должны спать».
В два часа ночи он захлопнул створки так, что задрожали стекла. В три часа ночи они распахнулись. В четыре часа каллиграф снова закрыл окно. В пять утра комнату вновь заполнила свежесть и звуки. Стало тише. Видимо ящеры легли спать.
– А сейчас я буду шуметь, – закричал лис в окно, – вам будет приятно? Чтобы больше я вас не слышал!
Оказалось, что кричал он это в коротком сне.
Утром каллиграф не смог разлепить глаза. Лишь, как в тумане, он слышал над собой голоса.
– Мы уже заварили ромашку, – с волнением произнесла тетушка, – ему что теперь всю жизнь ее пить?
– Почему он не может привыкнуть к звукам? – спросил хмурый дядюшка.
– Вот это мы и будем решать, – спокойно ответил целитель.
Деллисон открыл глаза и приподнял голову.
Человек принялся задавать ему вопросы. Лис отвечал с трудом. Язык его не слушался. Целитель расспросил о том, как лис жил раньше. Когда боязнь громких звуков началась. Выяснил, что шум не дает каллиграфу спать и работать. А еще Деллисон поделился с ним свежими размышлениями. Он рассказал про тот вчерашний день, когда он работал в тихом полумрачном кабинете. Про то, что он вдруг понял, что отсутствие звуков опустошает его душу и навевает бессмысленность того, чем он занимается.
– А там в моем родном краю шелест листвы, журчание ручьев, да тихий свист ветров переплетались с моей внутренней мелодией. Именно это сочетание и вдохновляло меня писать, – закончил каллиграф.
Целитель медленно кивнул, а затем произнес:
– Хорошо, я обязательно что-нибудь придумаю, и в следующий раз появлюсь с решением. А вы пока поите его ромашкой.
– Может быть, мне стоит вернуться на восток, – тихо пробормотал лис, – научиться работать с древесиной или изготавливать мыло и забыть про чистописание...
– Есть несколько вариантов, – произнес целитель, явившись в следующий раз, – можно использовать вкладыши для ушей, но их нынче трудно отыскать. К тому же, как я понял, Деллисону плохо от полного отсутствия звуков. Можно с помощью обряда приглушить слух, но это опасная затея. И самый, на мой взгляд, безобидный вариант – звуковой купол. Но он слишком дорогой и малодоступный.
При этом я все-таки склоняюсь к третьему способу. В куполе Деллисон будет слышать звуки из другого места. Претворяющимся образом звук будет переноситься из тихого края в купол. И таким образом, Деллисон сможет спокойно жить и работать.
– И все-таки есть ли предположения, где его можно достать? – спросил дядюшка.
– Этого я не знаю, – ответил целитель, – возможно, вам помогут колдуны из севера. Я буду искать и другие способы. Но боюсь, их больше нет.
– Я буду привыкать, – еле слышно проговорил каллиграф, – или уеду на восток.
– Мы добудем тебе этот звуковой купол, – решительно заявил дядюшка.
– Я тебя на север не отпущу, – встревожилась тетушка.
– Я слышал, – сказал человек, – что в разгар нашего праздника «Дары лета» сюда приедут жители северной стороны, чтобы закупить необходимые вещи. Вдруг с ними удастся договориться.
Прошло еще три дня. Лис поправился и ему не терпелось работать. На улице похолодало и тетушка закрыла все окна.
Дядюшка с утра отправился на центральный рынок, чтобы встретить жителей севера. Вернулся домой он угрюмым.
– Они так и не появились? – огорчилась тетушка.
– Хуже, – буркнул ее супруг, – они прогнали меня. И слушать не стали.
Деллисон, как бы я хотел, чтобы ты привык к этому звуку. Хорошо, конечно, иметь чуткий слух, но...
– Я вынужден вернуться на восток, – отрезал каллиграф.
Сколько ни уговаривали молодого лиса дядюшка с тетушкой, но он быстро собрал вещи и поспешил к выходу, будто его предупредили, что скоро в здешних местах ожидается природный катаклизм.
– А как же твой начальник? – спросила тетушка.
– Я с ним попрощаюсь и попрошу прощения, – сухо отвечал Деллисон.
Он поблагодарил родственников за прием и вышел.
Дядюшка охал, тетушка вытирала слезы. Каллиграф обернулся и как будто чуть не потянулся обратно, но сделал вдох и зашагал прочь.
– Ох и сгниет твой потенциал. Кому он там нужен? – огорченно пробормотал предводитель рысь.
– Вот бы для твоих необыкновенных ушей разработали специальные затычки. Но где найдешь таких умельцев? Здорово, что есть такая способность – хорошо слышать, но когда это мешает...
– Прощай, – сказал Деллисон и покинул кабинет.
Он шел по улице и пытался представить тишину. Но уши не могли перестать слышать то, что гремит, звенит, кричит... Превозмогая боль, лис дошел до края города. И только здесь наконец, он смог остановиться и вздохнуть.
Несмотря на то, что был полдень, вся окраина города утонула в тумане. Казалось, что весь мир застыл. Лис присел на скамью возле огромного камня с надписью и стал слушать тишину.
«Наконец-то, – думал он, – мне хорошо». Даже вставать не захотелось. Сидел бы так вечно. Деллисон облокотился на камень и немного вздремнул.
Но только веки его разомкнулись, как в сердце возникла тяжесть. А в следующий миг страшная мысль уколола лиса.
«Что со мной? – взволновался его внутренний голос, – Неужели я получаю удовольствие от покоя? А ведь покой – это смерть. Неужто я сам добровольно решил пойти к ней навстречу? Ведь восток мне и правда не сулит никакой жизни. Да, я буду дышать, ходить и шевелиться, но я не буду жить – не буду жить по-настоящему… Я буду мертвецом, способным каким-то чудом обрабатывать древесину или варить мыло. И неясно насколько мир ощутит пользу от этого равнодушного труда. А затем я сгину, и никто не вспомнит… Ах, как же мне теперь жить-то по-настоящему?».
Деллисон обернулся к камню и вдруг сердце его радостно затрепетало. Сквозь туман, что постепенно рассеивался, он увидел… Нет, он услышал переливы каллиграфических строчек. Каждая буква искусно перетекала в другую, каждый завиточек, застывший на камне, блистал своим изяществом.
«Живи, – кричали эти строки на камне, – ведь жизнь дана тебе. Мечтай, ведь для чего еще дано воображение? Твори, ведь всё, что ты представил, ты воплотить сполна способен. И знай, сейчас имеешь всё, что сам же раньше создал и к чему своим умом пришёл».
«Лама Линсий – путешественник и первооткрыватель Рубиновой долины. Основатель города Линсия».
«А ведь и правда, – подумал лис, – что я с собой делаю? Иду туда, где я буду бесславным мертвецом. Это насколько надо было устать, чтобы так легко отказаться от настоящего себя».
Туман исчез совсем, и чуть поодаль показалась каменная фигура. Это был памятник ламы, что гордо глядел в сторону своего детища – города Линсия.
Солнце выглянуло из-под тучи и осветило широкую дорогу, что вела в сторону строений.
Лис встал со скамьи, поглядел на памятник ламы, поводил лапой по буквам на камне, а затем собрался с духом и бодро зашагал обратно к городу.
Спустя час, лис Деллисон уже мчался по проспекту. Он морщился так, будто его тошнило. Никто из прохожих, верно, не мог понять, что же с этим лисом происходит. А тот крепче схватился за голову и сильнее поджал уши. Его страдания были невыносимыми.
Так, выглядело снаружи. Но внутри он ощущал силу. Второе дыхание позволило ему смело шагнуть в гущу звуков. И он бежал вперед из страстного желания жить.
Рынок сегодня оказался тихим. А быть может, лис просто попал в удачное время. Он вознамерился отыскать здесь жителей северной окраины Рубинии. Вдруг они еще не уехали?
– Опоздал ты, – прокряхтела старая попугаиха, торговавшая помидорами, – накупили они всякого барахла и укатили.
– Эх, неужели я упустил последнюю надежду? – подумал лис вслух.
Тут лавочница снова поглядела на него.
– Может, и нет, – произнесла она, – вдруг они напоследок решили на центральную площадь заглянуть. Весь город сейчас там. На представлении в честь празднования «Даров лета». Так, не теряй времени. Спеши туда. Помидорку возьми. Подкрепись.
Лис поблагодарил попугаиху и кинулся бежать к площади. А за ним пчелиным роем еле поспевали его сомнения. Ну вот одно все-таки догнало и ужалило его.
«А ежели они там, как я их в толпе-то отыщу. Может, затея и пылинки рубиновой не стоит?».
«Ох, и куда я бегу. Там же сейчас средоточие разнообразного шума» – ужалила его вторая пчелка опасения.
Вот уже и скопление Линсийцев показалось в конце улицы. Как раз там и начиналась главная городская площадь. Глаза у Деллисона расширились. Народу было столько, что отыскать здесь северян просто не представлялось возможным.
Здесь и знакомых-то, наверное, не встретишь.
– Здравствуй, молодой-рыжий, – услышал лис. Он поднял голову и увидел пасть. Неужели это был тот самый ящер? Ящер захлопнул рот, приземлился рядом с Деллисоном и спросил:
Каллиграф протер глаза, чтобы еще раз убедиться, что видит знакомого, а затем выдохнул:
– Да, ищу здесь северных колдунов. Может, ты их видал?
– Нет, как в дыму глаза мои. Тут столько существ. Как ты вообще собрался их искать?
– Не знаю. Но я не остановлюсь. А если не найду здесь, то отправлюсь за ними на север.
Тут ящер расхохотался. Он смеялся так сильно, что мелкие струйки огня выплескивались из его ноздрей, а лису приходилось прижимать свои уши.
– Знаешь, а ты смелый и самонадеянный, конечно.. Неужели ты не слышал, что север – это сплошные топи. Не будешь знать правильной дороги, так и уйдешь на дно какого-нибудь безымянного болота. И народ там дружелюбием не пышет. Могут и в трясину толкнуть, если не понравишься им. Поэтому тебе нужно всем сердцем надеется, что северные колдуны еще тут.
Садись на спину – давай их поищем вместе. Сверху виднее будет.
Деллисон обрадовался и тут же запрыгнул на ящера. Тот взлетел, и они оказались над площадью, что бурлила ликующей толпой.
Лис снова сморщился от громких звуков и у него закружилась голова. Однако толпа вдруг смолкла. Их шум сменила музыка. А на сцене показалась пара танцующих фламинго.
Каллиграф чуть было не засмотрелся на них, но ящер произнес:
К счастью, лис знал, как выглядят жители северных окраин страны. Их темно-зеленые мантии любили обсуждать, поскольку в Рубинии было принято носить всё красное или близкое к этому цвету. И заметить колдунов сверху не должно было представлять трудности.
Но на глаза лиса, куда бы он не поворачивался, не попадалось ни одного зеленого пятна. Он внимательно оглядел каждый край площади, каждый балкон, каждый кусочек улицы и переулка, которые подобно рекам, впадали в площадь.
Деллисону не хотелось отвечать. Лапы его задрожали. Нос защипало от досады.
– Может, мы еще сможем догнать их? – Промолвил он вслух, – Ой, ну не мы, а… то есть я сам. Хотя уже прошло столько времени… не догоню, наверное…
– А может, и не нужно? – ответил ящер, – мне почему-то кажется, что ты уже привык к нашим звукам. Сейчас же тебе не дурно?
– Так, сейчас играет прекрасная музыка, – возразил каллиграф.
– Ах да, – ответил ящер и поглядел на выступающих. Он почти что замер в полете. То, что было на сцене вмиг заворожило его.
«Неужели решения нет? Неужели я смогу так взять и бросить дело, в котором живу я настоящий? Я же недавно уже почти смог… А вдруг это вовсе и не мое дело, а так… надуманное?»
Тут его взгляд тоже скользнул на сцену, да так и прилип к ней. Там под медленную музыку исполняли танец пара фламинго. Они грациозно перекидывались с ноги на ногу, взмахивали крыльми, изгибали шеи, подпрыгивали, совершали плавные кувырки. Взгляд оторвать было невозможно. А позади них кружила дюжина других фламинго с розовыми ленточками в клювах. Эти ленточки извивались на ветру и, казалось, будто бы они отображают собою музыку. Нет, Деллисон увидел в них письмена.
В застывших глазах лиса отразились изгибы, завитки, петельки – те самые элементы, из которых складывалась музыка его души.
Деллисон жадно внимал то, что сейчас видел и слышал. Ему неистово захотелось поводить лапой по воздуху и что-нибудь написать. От нахлынувших чувств в его глазах все размылось. Горечь и радость накрыли его одновременно.
«Это точно мое» – подумал лис с таким упоением, будто его уже вот-вот должны были казнить, но в последний момент позволили жить.
Он вдруг ощутил такое расслабление, какое не являлось к нему с тех пор, как он попал в этот город.
Тут сквозь слезы он увидел, как одно розовое пятнышко стало увеличиваться. Он поспешно поморгал глазами – оказалось, что навстречу ящеру летел фламинго.
– Деллисон? – крикнул он. А музыканты как раз закончили играть композицию.
– Да, – отозвался каллиграф и наморщил лоб.
– Тот самый, который нуждается в звуковом куполе?
– Мой друг был рядом, когда твой родственник пытался поговорить с северянами. И он передал мне, что лису с большими ушами по имени Деллисон нужен звуковой купол, а я как раз искусник по сферам, переносящим звук из одного места в другое.
Каллиграф чуть не свалился с ящера. Вот так судьба!
Гостиная утонула в тихом восторге, когда фламинго демонстрировал купол.
– И правда, звук другой, – проговорил дядюшка, побывав внутри сферы первым. Каллиграф не решался туда войти, потому что боялся, что это окажется сном.
– Деллисон, – произнесла тетушка, – ну давай же!
Как только Деллисон переступил невидимую границу сферы, его уши наполнились тихим мелодичным журчанием ручья. По телу прошла теплая волна расслабления. Лис сладостно зажмурил глаза, задышал так, будто его окружает благоухающий аромат цветов.
– Я не хочу отсюда выходить, – произнес он.
– Так и не выходи, – подмигнул фламинго, просунув голову в сферу.
– А как я буду слышать предводителя, когда он будет мне диктовать? – спросил каллиграф.
– Сферу можно расширить еще в три раза. Если он не великан, то поместится в нее. Мне сказали, что ты умеешь работать быстро. Так?
– Ага, – настороженно кивнул Деллисон.
– Тогда я приглашаю тебя в свое дело. Мне очень нужны услуги закорючкописцев. Будешь быстрее заканчивать там, где ты работаешь сейчас, а потом бежать ко мне.
– Я с радостью, – скромно улыбнулся лис, – а как мне вознаградить тебя за купол?
– Так, я же как раз и приглашаю тебя помогать мне в моем деле. Ты меня разве не слушал? – обиженно произнес искусник по сферам.
– Так, ну всё. Вы обо всем договорились, – серьезно сказала тетушка, – а теперь пошли обедать.
С тех пор Деллисон спал крепко и вставал полный сил и энергии.
В куполе он слышал сладостные переливы пения соловьев. Они радовали публику в его родном крае, а еще чудесным образом переносились и сюда – в Линсию, к Деллисону. Эти звуки переплетались с музыкой его души и рождали легкость, с которой каллиграф выводил новые петельки и завитки.
Когда он желал, купол сжимался до размера маленького мешочка. Так, его можно было носить в кармане на работу. В том предприятии каллиграф успевал сделать больше, чем ранее мог себе представить. Управившись с дневными задачами до полудня, он бежал помогать фламинго. При этом он все же учился получать удовольствие и от здешних звуков, и постепенно большинство их них тоже стали частью его внутренней музыки.
Каллиграф больше ни разу в жизни не усомнился в том, что писать – это его призвание.
– У меня есть и другие чистописцы, – признался как-то искусник по сферам, – но они не настолько страстно любят свое дело.
Дата авторской редакции: 1 окт. 2019
Другие рассказы читай, подписавшись на мою авторскую рассылку вконтакте
Или на мой телеграм-канал, посвященный Мистифии — https://t.me/mistifia
© Олег Сунцев (под псевдонимом Олег Гласон), 2021 — публикация рассказа «Лис с большими ушами» целиком или его части разрешена только с указанием автора, Олега Гласона.