Глава 3
Долго-долго он плутал по невидимым тропам, скрывающимся в зимнюю стужу. Плечо изрядно устало нести тяжелое оружье, все чаще давая о себе знать, то немея, то постреливая в суставы резкой болью. Однако через каких-то два часа поисков и выслеживаний Иван напал на след убегающего зверя и взял в руки рогатину. Плечо благодарственно начало покалывать, и он, сгорбившись на аршин, начал переступать аккуратными шагами, стараясь не хрустеть снегом. Кости, конечно, уж были не те… Раньше Иван Осипович мог днями выслеживать добычу, ползая на коленках, а теперь за два часа усталость имеет лютую. Он все шел и шел, взяв рогатину на изготовку, крепко сжимая ее древко обеими руками.
Вдруг лесную тишину нарушил топот тысяч сапог и громкий мужской говор. Иван выругался:
— Ироды, не дают охоту по-человечески провести! Авось пьяные мужики с деревни проснулися и на гулянья путь держат. Не видать мне дичи… — расстроенный и раздосадованный Иван, потративший уйму времени на выслеживание косули, побрел в сторону гвалта. Чем ближе он подходил, тем страннее ему казалась мужская орава. Голоса были будто русские, да в местах походили на иноземные. Старик не мог объяснить, что его смущало, но все же решил зайти за поваленное бурей дерево и притаиться.
Топот копыт нещадно вдавливал снег, превращая его в бесформенную массу. Через некоторое время на лесной поляне появились всадники в латах. А там, недалече, лежало упавшее дерево, служившее Сусанину последним укрытием от свистящей стрелы да звонкого литовского клинка. Затаив дыхание, старик, словно заяц, скрывающийся от хищника, спрятался под корнями дерева, слившись с природой. Снежинки, пытаясь помочь Сусанину, падали на него, покрывая спину снежной пеленой. Наступила тишина.
Сердце у Ивана Осиповича билось все чаще и чаще, ему даже казалось, что его стук слышат всадники, давно раскрывшие его потаенное место. А спина потихоньку давала о себе знать, пронзая старое, но еще не совсем дряхлое, жилистое тело болезненными разрядами.
Воины Владислава спешились, оглядели притихшую поляну и начали устраивать место для привала, разводя костер. Слава Господу, начался бурный снегопад, который припорошил следы старика так, что ни один бывалый следопыт не смог бы его отыскать. Огонь, потрескивая сырыми ветками, уже разгорался в каменном кругу, обогревая замерзших мужчин, не привыкших к суровой костромской зиме…
Иван Сусанин еще долго мог бы скрываться под снежным плащом невидимкой, однако вскоре ритмичный треск костра нарушили шаги молодого литовца, отправившегося в сторону Сусанина, дабы справить нужду. С каждым его шагом Иван напрягался все больше, вновь зажимая рогатину в давно окоченевших руках. И вот, когда до укрытия оставалось всего несколько шагов, он разглядел лицо этого молодца. Беззаботное молодое лицо с русыми волосами, прибывшее в эти места ради своего короля и вознаграждения, обещанного панами, смотрело в белеющую даль.
Взмах, прыжок, удар и безумные глаза ребенка, смотрящие в окровавленное брюхо, навсегда потеряли жизненную искру, притаившуюся в бездонных зрачках молодого человека.
Времени медлить не было, воины заметив бездыханный труп лязгнули мечами и начали медленными шагами приближаться к укрытию. Иван Осипович, несмотря на то, что сумел вонзить рогатину, вытащить ее никак не мог. Бросив тело, он снял со спины лук, вставил древко стрелы в тетиву, натянул его, что было мочи, и выстрелил, попав точно в глаз подбегавшему с криками супостату.
—Я еще и не на такое способен! — прокричал Иван, доставая из колчана новую стрелу. — Я вам покажу, как на русскую землю без спросу ходить! — Иван вновь прицелился, но в этот раз его подвел правый глаз, и стрела сбила шлем с одного воина, разорвав тетиву. Последнее, что видел Сусанин, была рукоятка меча, стремительно приближающаяся к лицу. Удар. Забвение…
Очнулся Иван,в центре той самой опушки. Его руки безумно болели от натуго связанной веревки, сковывающей даже малейшее движение. Сплюнув горячую кровь, он приподнялся на колени и, сделав оборот ногами, присел, сразу же почувствовав последствия удара по голове рукоятью увесистого меча. К нему подошли двое мужиков и начали расспрашивать на инородном языке. Как они не пытались объяснить старику, тот все равно ничего не понимал. Дав отмашку трем всадникам, они присели у костра и о чем-то начали оживленно беседовать.
Вскоре всадники прискакали, однако их было не трое, а уже четверо! Иван Сусанин, прищурившись, не мог разглядеть четвертого. Но когда тот подошел, у старика брови поднялись практически на самый лоб от удивления, перед ним стоял пузатый мужик, носивший имя Степана Кускова.
— Ну здравствуй, Иван Осипович. — лукаво пропел Степан. А ты, я погляжу, хорошо на охотку сходил, — от такой остроты он расхохотался, спеша, сбиваясь от смеха, поделиться шуткой со своими новоприобретенными друзьями.
— Ты…тварь — прошептал Иван сухими губами, на которых уже спеклась кровь.
— Тварь то может и тварь, но жить хочется да зело золотишка не хватает…
— Как свинье объедков, со стола сброшенных, — перебил его Сусанин.
— Ты старик не язви, не то по роже еще разок схлопочешь, а лучше слушай и внимай своему спасителю. Меня нонче из деревни сюда привезли, проведали псы, что по бабке литовский знаю. Говорять мол, убьем старика седого, ежели не скажешь, где Романовых вотчина находится. Так я и покумекал, что это ты на охоту пошел. Деревня у нас маленькая, а из стариков один ты, как младой за живностью прыгаешь. Помнишь, как ты мне грозился, мол, пойдешь с челобитною к Михаилу Федоровичу. Так пришло время, радуйся! А я с тобою, как толмач пойду.
— А эти зачем? — проговорил Иван, мотнув головой на воинов.
— Приказ у них Мишку Романова отыскать да изничтожить весь род его. Авось насолил кому-то важному. — В это время один из солдат подошел к говорящим и что-то раздраженно сказал. Степан ответил и вновь обратился к старику:
— Ты либо веди нас к Романову и будешь купаться в золоте да серебре, али не сносить тебе головы да дочери твоей — Тоньке. Я им скажу, где заветная изба в деревеньке находится, так они воротятся и сделают то, что с людом нашим лисовчики чинили.
— Подлец! — прокричал Иван Сусанин, пытаясь встать на ноги. Как только у него получилось опереться на одно колено, воин ударил его ногой в бок, отчего старик упал наземь под дикий хохот толпы. Степан Кусков присел возле еле дышавшего старика и, ухмыляясь, сказал: