Парадокс фансервиса. Fanservice Paradox. Глава 102 (18+)

Захватывающий.

Столкнувшись с насмешками своих товарищей по группе, Пэй Тинсун не показал никаких изменений в выражении лица, и он не показал никакой тревоги. Он просто поднял брови. «Это все еще Fire Ge, который знает счет».

Несмотря на то, что он сказал это, чтобы не смущать Фан Цзюэся, он все равно разлил всем по тарелке супа, показав редкий пример хорошего диди.

Блюда были и свежими, и разнообразными, и эти ребята, которые привыкли просто небрежно решать проблему питания на работе, теперь получили редкий шанс насладиться и смаковать свою еду. Они ели, общаясь, и эта еда длилась долго.

Они договорились покататься на лошадях во второй половине дня, поэтому персонал сначала отвез их обратно в их комнаты. Жилая зона была большой, с виллой с горячим источником, выделенной каждому из шести человек. В каждом дворе был частный источник, окруженный камнями, деревьями гинкго и коричными деревьями, и то, и другое было уединенным и красивым.

Переодевшись в конную одежду, предоставленную персоналом, шесть человек вышли из жилой зоны и поехали на парковке к месту для верховой езды. Пэй Тинсун был тем, кто в прошлом серьезно занимался конным клубом, поэтому он был знаком со всем. Выбрав лошадь, которая ему понравилась, он перевернулся, сел на лошадь и потянул за поводья, чтобы она сделала несколько шагов вперед.

Фан Цзюэся посмотрела на него снизу и увидела, что он был одет с головы до ног в бежевую конную одежду. Под шлемом его брови были прямыми и красивыми, и он с легкостью ехал на лошади. Они летели по трассе, а ветер даже обдувал его тело.

Такое изображение действительно радовало глаз.

Хотя обстановка была хорошей, в конце концов, это был не профессиональный конный клуб, поэтому лошадей было недостаточно. Цзян Мяо, который всегда немного боялся крупных животных, отказался от участия в этом мероприятии и просто сидел под зонтиком, наблюдая, как они развлекаются. Хотя он и контактировал с лошадьми во время последних съемок для альбома «Break Through», это все равно отличалось от такого рода скачек на них. Фан Цзюэся тоже немного боялся, и он тоже сделал перерыв с Цзян Мяо.

«Действительно страшно». Цзян Мяо поднял бутылки сока со стола, открутил одну из них и отдал ее Фан Цзюэся, а другую бутылку оставил себе. «Выпей что-нибудь».

Фан Цзюэся подумал о Цзян Мяо, снимающемся в фильме, и уголки его рта слегка приподнялись. «Мяо Гэ, если они захотят снять тебя в древнем костюме и верхом на лошади, что ты сделаешь?»

Цзян Мяо был озадачен этим. Он сделал паузу, пока пил сок. «Эн… если это для фильма, то никуда не денешься, мне придется стиснуть зубы и выдержать».

Фан Цзюэся видела, что ему очень нравится играть. В прошлый раз, когда они были на съемочной площадке, он стоял у монитора около камеры и наблюдал, как он играет, и это было очень эмоционально.

«Вы так преданы своему делу, в будущем у вас определенно будет больше возможностей проявить себя», — сказала Фан Цзюэся.

Цзян Мяо поставила стеклянную бутылку. «А что насчет тебя? Как только групповая деятельность достигнет определенного уровня, и ты сможешь свободно развивать свою собственную карьеру, что ты хочешь делать?»

Фан Цзюэся серьезно задумался об этом на некоторое время. «Это все еще будет пение и танцы ба, и быть композитором песен тоже хорошо. Я просто люблю сцену». Затем он снова посмотрел на Цзян Мяо и заявил с ясным взглядом: «Но мне все еще нравится быть с вами, ребята. Если у кого-то есть определенная работа, то они могут пойти и сделать ее, а когда они вернутся, мы вшестером сможем стать полной группой и снова стоять на сцене. Через десять лет я все еще хочу, чтобы было так».

Он неосознанно высказал слова, звучавшие в его сердце, и, вытянув ноги поудобнее, все еще опираясь на спинку стула, пробормотал: «Не знаю, будет ли кто-нибудь еще слушать наши песни тогда...»

Лин И, который был в десяти метрах от него, не мог контролировать свою лошадь, поэтому инструктору пришлось подойти и скакать вместе с ним, но даже тогда он продолжал кричать: «Аааа, у меня так болит задница!» Остальные трое, которые все еще были на своих лошадях, остановились, чтобы посмотреть и пошутить над ним. Фан Цзюэся сидела на стуле и тоже не могла сдержать смеха.

Цзян Мяо молча посмотрел на Фан Цзюэся. Его лицо, которое всегда выглядело равнодушным к другим, становилось очень мягким, когда он смеялся.

«Цзюэся, ты очень изменилась в этом году».

Услышав эти слова, улыбка Фан Цзюэся немного померкла, и он снова посмотрел на своего лидера, в его глазах отразилось легкое удивление.

«На самом деле, это не «изменилось», — рассмеялся Цзян Мяо. — «Я должен сказать, что ты наконец-то потерял бдительность».

Цзян Мяо был мягким наблюдателем, что Фан Цзюэся знала долгое время. Он не отрицал этого; в этом году он действительно отложил много вещей, которые не мог отложить в прошлом, и научился отпускать, а также научился принимать вещи.

«Эн», — Фан Цзюэся посмотрела на Пэй Тинсуна, который скакал вдалеке. «Люди — это движущиеся объекты, которые влияют друг на друга».

Цзян Мяо проследил за его взглядом, и уголок его рта изогнулся в улыбке. «Да, ах».

«Но как десяти лет может быть достаточно? У нас впереди еще столько десятков лет».

Фан Цзюэся повернула голову назад, улыбнулась ему и отпила маленький глоток сладкого абрикосового сока.

«Я вас научу, ребята?» После трех кругов Пэй Тинсун натянул поводья, чтобы замедлиться до рыси перед Фан Цзюэся и Цзян Мяо. «Мяо Гэ, ты идешь?»

Увидев приближающуюся лошадь, Цзян Мяо рефлекторно откинулся назад, избавляясь от желания спрятаться. «А как насчет «нет»? Ты можешь нести Цзюэсю, чтобы она проехала два круга, ба».

Видя, что он так напуган, Пэй Тинсун также не пытался его заставлять, а просто потянул Фан Цзюэсю на лошадь, обхватив его сзади руками, чтобы удержать. Нехватка лошадей была хорошим оправданием, так как это был единственный способ, которым он мог ехать на той же лошади, что и Фан Цзюэсю. Сначала Фан Цзюэсю все еще был немного напуган, но постепенно он приспособился к ритму.

«Развлекаешься, Гэгэ?» Пэй Тинсун слегка опустил голову, приближаясь к уху Фан Цзюэся. Когда рев ветра и низкий голос Пэй Тинсуна ворвались внутрь, они врезались в его сердце, а спина была прижата к груди. Фан Цзюэся изо всех сил старался держать глаза открытыми, выровнять дыхание и сосредоточить все свое внимание на скачущей лошади.

«Ты ничего не говоришь, значит, это недостаточно весело». Пэй Тинсун сам решил, как интерпретировать молчание Фан Цзюэси. Затем он натянул поводья, повернул голову лошади, изменил маршрут и поскакал прямо к барьеру с перилами. Из-за ветра, дующего прямо на него, Фан Цзюэся практически не мог открыть глаза. Его сердце резко подпрыгнуло, опасность подстегнула уровень адреналина, и он инстинктивно прижался ближе к груди Пэй Тинсуна.

«Боишься?» Пэй Тинсун обнял его и прижал к себе Фан Цзюэся, практически прижав к спине лошади.

Он не знал, пристрастился ли он к соревнованию с Пэй Тинсуном или его доверие к нему возросло, но хотя изначально он боялся, Фан Цзюэся на самом деле больше не боялся. Перила были прямо перед ним, и их расстояние от них постоянно уменьшалось. Фан Цзюэся открыл глаза и посмотрел на неровное и сокращающееся расстояние. Пэй Тинсун надежно обхватил его тело, и они стали одним целым.

В тот момент, когда он прыгнул, лошадь под ними откинулась назад. Фан Цзюэся, удерживаемый Пэй Тинсуном, взмыл в воздух, его сердце также подбросило вверх. Это было так опасно, что Фан Цзюэся подумал, что лошадь, должно быть, остановилась на долю секунды.

В мгновение ока Пэй Тинсун, все еще прижимая его к земле, поцеловал его в ухо, и двусмысленность, порожденная этой опасностью, оказала более прямое воздействие, чем любые гормоны. Копыта лошади приземлились на землю, и они благополучно преодолели препятствие и вернулись на землю. Беспокойное сердце Фан Цзюэся также упало назад, яростно колотя в груди.

Пальцы Пэй Тинсуна натянули поводья, и лошадь, которую он приручил, постепенно замедлилась, перейдя от галопа к шагу. «Когда вы прыгаете в воздух, чувства усиливаются, и возникает иллюзия, что ваша жизнь находится в равновесии, как при прыжках с тарзанки».

Это действительно было его жизнью, удерживаемой в равновесии, особенно для таких людей, как он, которые не имели никакого опыта в таких вещах. Сердце Фан Цзюэся не замедлилось от звука ударов лошадиных копыт, и его дыхание было по-прежнему быстрым. Он не мог сказать, был ли прыжок с тарзанки более опасным, или он чувствовал себя более напуганным, вися в воздухе в тот момент.

Рассеянно он услышал, как Пэй Тинсун сказал своим обычным небрежным тоном: «Если подсчитать таким образом, то теперь я тоже дважды буду считать, что держал тебя, умирая».

Эти слова не были благоприятными. Фан Цзюэся, убежденный материалист, все еще волновался и повернулся, чтобы отчитать его: «Не говори так».

Видя его выражение лица таким серьезным и прекрасным, Пэй Тинсун хотел только поцеловать его, но он все же сумел сдержаться, приподняв уголок рта и притворившись наивным. «Что сказать? Умираешь?»

«Ты…» Детей невозможно научить. Фан Цзюэся было лень говорить об этом, поэтому он просто отвернулся и попытался слезть с лошади.

«Чего ты боишься? Ты боишься, что я умру?» Пэй Тинсун удержал его от движения и прошептал: «Я даже хочу умирать в твоих объятиях каждую ночь».

Хулиган.

Фан Цзюэся оттолкнул его, и не боясь, что он упадет или нет, он прямо спрыгнул с лошади. Хэ Цзыянь и Лу Юань, которые сидели плечом к плечу на своих лошадях, стояли там, наблюдая за представлением.

«Что Сяо Пэй сделал с Цзюэсей на этот раз?»

Хэ Зиян покачал головой с улыбкой. «Айя, я не ожидал, что маленький айсберг однажды превратится в раздутый злой воздушный шар».

«У меня так болит задница, ах! Я больше не хочу ездить верхом!» Бедный Лин И все еще ехал на лошади со своими короткими ногами, но никто ему не помог.

К тому времени, как они вдоволь навеселились, и солнце тоже вдоволь навеселилось и тащило свои последние лучи, чтобы спрятаться среди краев и углов далеких гор. Свет оставался совсем недолго поздней осенью, и день быстро темнел. Ветер был прохладным, и лучшего времени, чтобы понежиться в горячих источниках, чем ночь, быть не могло. После долгого дня на конном поле Фан Цзюэся не хотела идти в горячий источник, поэтому они все согласились вернуться, чтобы принять душ, прежде чем понежиться в горячих источниках.

Виллы шести человек были близко друг к другу, но дворы были разными. В середине было несколько тропинок, и между ними было некоторое расстояние. Все шумно входили, и один за другим они проскальзывали в свою виллу. Вилла Фан Цзюэся находилась в самом внутреннем месте, напротив озера, и, помахав всем на прощание, он остался один. Внезапно вокруг него стало очень тихо.

У него было сильное чувство цели, и он даже не посмотрел на свою спальню или ее окрестности, прежде чем направиться прямо в ванную. Однако, как бы быстры ни были его действия, он все равно не мог догнать занавес сумерек, который стремительно опускался. К тому времени, как он выключил душ, за окном уже раскинулась тьма.

Когда звук воды прекратился, снаружи раздался стук. Фан Цзюэся встал босиком на черную плитку, достал сложенный на полке халат и накинул его на тело. Открыв дверь ванной, Фан Цзюэся надел тапочки, завернулся в халат и пошел по коридору, который был рядом с частным источником. На небольшом мостике с карнизов висели фонари, и он почти ничего не мог видеть. Наступив на листья гинкго, лежащие у входа, он открыл дверь.

За деревянной дверью, кроме Пэй Тинсуна, больше никого не было. Он был одет в чернильно-черный халат, а его волосы были полусухими, уложенными в свободный и небрежный стиль. Он был как деревья гинкго за дверью, содержащие интригующую атмосферу пребывания между юношей и зрелым мужчиной.

Фан Цзюэся не произнес ни слова и не был почти удивлен. Он просто поднял руку, чтобы откинуть назад мокрые волосы, открыв тем самым свой яркий и белоснежный лоб.

Он был так красив, что Пэй Тинсун не мог отвести взгляд. Лунно-белый халат свободно сидел на его теле, открывая длинную белоснежную шею. Изгиб его губ был очень тонким, а капля воды на кончике его мокрых волос упала на его плечо и растеклась в крошечную тень.

Свет бумажных фонариков падал на Фан Цзюэсю, и в его холодных и далеких глазах была едва заметная нежность. Он был прекраснее, чем эустома, готовая распуститься под луной.

Глядя на эту сцену, сердце Пэй Тинсуна дрогнуло. Он просто боялся, что запомнит столь прекрасный образ на всю оставшуюся жизнь.

«Скучал по тебе». Пэй Тинсун шагнул вперед и хотел обнять его. Однако Фан Цзюэся отступила назад, только чтобы наступить на мертвую ветку, издав при этом чистый и четкий звук.

«Пока мы снаружи, нет», — тихо сказала Фан Цзюэся.

На самом деле это не было каким-то намеком; он просто волновался, что кто-то увидит, как они обнимаются. Но для Пэй Тинсуна эти слова изменили свой смысл, став прямым приглашением. Он схватил запястье Фан Цзюэся, потянул его обратно в деревянный коридор, протянул руку и толкнул дверь в комнату, в которую Фан Цзюэся никогда не входила.

Комната, которая была спокойной после погружения в цвета ночи, теперь увидела новые ряби, распространяющиеся от атаки Пэй Тинсуна. Зрение Фан Цзюэся было заполнено тьмой, и рука, держащая его запястье, служила его единственным проводником.

«Включи свет, Пэй Тинсун».

«Не включай». Пэй Тинсун обнял его и крепко прижал к себе. Два тела наконец прилипли друг к другу, и только два халата разделяли их.

Он не мог видеть, но чья-то рука на его щеке приподняла его лицо, а затем теплые губы коснулись его, даруя поцелуй, который мог утащить его в пропасть.

«У…»

Мягкие и хрупкие внутренние стенки его рта были опустошены, а кончик языка Пэй Тинсуна коснулся задней части его зубов. Фан Цзюэся больше всего боялась таких внезапных поцелуев, тех, которые за короткий миг уносили его душу. Когда его защита была прорвана и он вошел, его ноги внизу стали мягкими, и он превратился в длинную иву, готовую упасть прямо в пруд. Пэй Тинсун заставила его шаг за шагом, посреди этого неотразимого поцелуя, пройти глубже в комнату.

Огромные окна от пола до потолка были усеяны точками света, все они падали на Фан Цзюэсю. Никто не мог этого видеть; даже сам Фан Цзюэсю не мог видеть, насколько он прекрасен в этот момент; весь образ отражался только в глазах Пэй Тинсуна.

Он родился с этим телом, которое можно было увидеть только издалека и которое не должно было быть оскорблено. Чем больше это было похоже, тем больше Пэй Тинсуну хотелось оскорбить его и пофлиртовать с ним.

По мере того, как поцелуй углублялся, Фан Цзюэся, который ничего не видел, мог только терпеть. Пустая комната заставляла его чувствовать себя небезопасно. Когда они целовались, он сделал шаг назад и почувствовал что-то позади себя, что оставило у него слабое ощущение чего-то, на что можно было положиться посреди своего транса. Однако это чувство было на самом деле слишком хрупким; это был всего лишь экран. Как только он оперся на него, он начал падать назад.

Кончики их языков перекрещивались, кончики пальцев ног перекрывали друг друга, а гормоны танцевали в темноте. Желание было невидимой болезнью, и для того, чтобы оно вторглось в тело, был нужен только поцелуй.

Его чувствительный слух уловил какие-то жидкие звуки, похожие на звук, издаваемый кончиками пальцев, когда они прокалывают перезрелые персики. Фан Цзюэся уже не обращал внимания на свое дыхание и сердцебиение. Он держал голову поднятой, и его поддерживал в вертикальном положении Пэй Тинсун, и как раз в тот момент, когда его рассудок был близок к тому, чтобы сломаться, он внезапно услышал какой-то звук снаружи. Это были Лин И и Лу Юань.

«Двор Цзюэся действительно красивый».

«Разве они не все почти одинаковые?» Лу Юань не видел никакой разницы. «Я голоден, можем ли мы замочить и поесть позже в одно и то же время?»

«Наверное, ба». Как только Лин И вошел в коридор, он позвал Цзюэсю по имени, а потом почувствовал, что что-то не так. «Почему свет не горит?»

«Да». Лу Юань тоже почувствовал, что это странно. «Так темно, он вообще может видеть?» Дверь не была заперта, поэтому Лу Юань толкнул ее. Комната также была окутана полной темнотой, заставив Лин И шарить вокруг, пока не нашел выключатель у двери. Он включил его, но обнаружил, что большая комната пуста.

«На самом деле не здесь, йи». Внимание Лин И привлекло окно от пола до потолка. «Ух ты, вид из этой комнаты тоже замечательный, из всей комнаты открывается вид на озеро».

«Конечно, нам следовало бы тянуть жребий». Лу Юань в этот момент почувствовал некоторое сожаление. Как только он взглянул, он увидел наклоненный экран, поэтому он подошел к этому концу и захотел установить его прямо.

Звук его шагов приближался, а экран был всего в нескольких шагах от шкафа. Фан Цзюэся, спрятавшись в шкафу, обнаружил, что его сердце забилось быстрее.

«Как этот экран упал?» Сквозь тонкие деревянные дверцы шкафа голос его коллеги по группе, казалось, наступил ему на сердце. Казалось, они откроют дверь в следующий момент, как и в день первой прямой трансляции, только на этот раз это будет все равно, что застать двух людей за тайной связью.

Пэй Тинсун наслаждался таким возбуждением и хотел поцеловать его, но Фан Цзюэся закрыла ему рот и не отпускала, несмотря ни на что. Все, что Пэй Тинсун мог сделать, это осторожно поцеловать тыльную сторону его руки и проследить форму его пальцев языком.

«Кровать Цзюэся отличается от моей, я хочу ее опробовать».

«Не порти ему жизнь».

В данный момент Фан Цзюэсю совершенно не заботился о своей постели. Пэй Тинсун, который не мог его поцеловать, нашел новый источник веселья и опустил голову, чтобы охватить его мочку уха. Этот маленький кусочек, мягкий и липкий, можно было легко отсосать. Звук глубокого дыхания распространился в его ушах, еще больше напугав Фан Цзюэсю. Могли ли они услышать это? И если могли, то что?

Прячась прямо под носом у своих товарищей по группе, чтобы украсть поцелуи, он дрожал еще сильнее, чем когда расхаживал и делал непристойные вещи средь бела дня.

Пэй Тинсун просто доставил ему слишком много острых ощущений.