Парадокс фансервиса. Fanservice Paradox. Глава 96
Единственное, что я могу сделать, это соскоблить яд с кости.
Фан Цзюэся крепко сжал кулаки, его эмоции всколыхнулись, как только он услышал об этом деле, и едва не затопили его.
Но вскоре он стал рациональным. Когда он посмотрел на Чэн Цяна, в его сердце появился след сожаления.
«Прости, Цян Гэ. Я все время пытался подготовиться к тому, чтобы признаться тебе во всем этом, но все это время я не находил подходящей возможности сделать это».
Чэн Цян сначала был действительно удивлен, увидев эту новость, но недавние штормы отточили его выносливость. Он затащил их в офис, заставил сесть, а затем сказал: «Вам также очень трудно говорить об этом личном вопросе, и прямо сейчас они все еще не разоблачили нас напрямую, так что у нас еще есть пространство для маневра. Давайте сначала задержим другую сторону; компания должна обсудить такие большие расходы на связь, необходимые для сокрытия этой новости, поэтому другая сторона не должна объявлять об этом немедленно».
«Цян Гэ», — сказал Пэй Тинсун, — «пришли мне это анонимное письмо, и я попрошу кого-нибудь его расследовать».
Чэн Цян кивнул. «Хорошо, я свяжусь с командой по связям с общественностью».
«Я пойду с вами», — сказал Пэй Тинсун, опуская голову, чтобы послать сообщение. «Если мы собираемся пригласить PR-команду, я приглашу самую дорогую и лучшую PR-команду. В последнее время появляется куча мусора за кучкой, и я уже давно хочу их убрать».
Чэн Цян вздохнул и посмотрел на Фан Цзюэсю. «Цюэся, теперь, когда все уже дошло до этой стадии, я надеюсь, ты сможешь рассказать мне обо всем».
Внутренняя борьба Фан Цзюэся была не из-за того, что он не хотел об этом говорить, а из-за того, что столкнуться с уродством отца было слишком болезненно. Однако сейчас у него не было другого выбора.
Он глубоко вздохнул и посмотрел на Чэн Цяна, пытаясь найти наиболее спокойные и объективные слова, чтобы описать его прошлое.
«Мой отец был многообещающим танцором, но он стал инвалидом из-за несчастного случая на сцене, и его карьера была разрушена. Позже он стал пьяницей, обрушил на нас домашнее насилие и пристрастился к наркотикам. Он бросил мою мать и меня десять лет назад, уехав со всеми деньгами нашей семьи. Не так давно я снова его увидел. Он был наркоманом много лет, и в первый раз, когда мы снова встретились, он пытался вырубить меня, похитить и увезти в обмен на деньги от наркотиков. Позже мы отправили его в реабилитационный центр. Я думал, что после этого все закончится, но не ожидал этого...»
На протяжении всего повествования он говорил ясно, без эмоций, при этом опуская детали. Казалось, что он просто повторял что-то, что не имело к нему никакого отношения. Однако Чэн Цян, который слушал это, чувствовал только, что каждое его слово источало кровь. Он не мог себе представить, как отец вообще мог сделать что-то подобное со своим сыном.
Вырубить, похитить, обменять на деньги.
Все это были реальные переживания Фан Цзюэся, о которых они ничего не знали. С первого дня, как Чэн Цян взял на себя управление Калейдо, больше всего он любил ребенка, стоявшего перед ним. Очевидно, все в нем было лучшим, но из-за того, что он был молчалив и боялся совершать ошибки, он проживал каждый день так, словно находился на канате.
Он не мог не схватить Фан Цзюэсю за плечо, услышав это, но Фан Цзюэсю только покачал головой. «Все в порядке. Мне просто очень жаль, что я не рассказал вам об этом, когда он появился. Теперь, когда все происходит, все становится таким безумным».
Чэн Цян сказал с горькой улыбкой: «Даже если бы вы сказали нам тогда, это не было бы так полезно. Если кто-то действительно хочет связать отца, который пристрастился к наркотикам, со своим сыном, даже если бы мы начали готовиться еще во время дебюта ваших ребят, у нас не было бы возможности сократить наши потери».
Услышав это слово, Фан Цзюэся почувствовал, что его горло полностью пересохло и охрипло, а его лицо словно покрылось десятками тысяч ледяных игл.
Он родился с родинкой на лице, а также страдал куриной слепотой — болезнью, которая делала его совершенно непригодным для выступления на темной сцене, и вдобавок ко всему, он еще и носил с собой бомбу замедленного действия в виде отца-наркомана.
Он был таким человеком, таким он.
«Мне жаль», — Фан Цзюэся поднял голову, его глаза покраснели, и пробормотал: «На самом деле, мне вообще не следовало дебютировать...»
Пэй Тинсун тут же взял его за руку. «О чем ты говоришь? Фан Цзюэся, я повторюсь, ты рожден, чтобы быть на сцене. Если даже ты не подходишь для этого, то никто не подходит».
Он был таким драгоценным человеком, как он мог так себя оскорбить?
Чэн Цян знал, что именно его слова вызвали эту перемену в настроении Фан Цзюэся, и он был полон вины. «Нет, Цзюэся, ты не сделал ничего плохого во всем этом деле. Если бы не ты, Калейдо не был бы там, где он сейчас, понимаешь? На самом деле, это не то, чтобы не было решения этой проблемы, худшее придет к худшему, мы просто заткнем их с помощью платы за пиар, которую они требуют, и большое дело станет меньшим...»
Фан Цзюэся изо всех сил старался успокоиться еще немного и проанализировал все это дело Чэн Цяну. «Поскольку они осмелились шантажировать нас, они сделают это во второй раз. В конце концов, в обелении вещей и представлении ложного мира все еще есть скрытые опасности. С такой большой историей они не остановятся только ради семи миллионов. Если я стану популярнее в будущем, чем сейчас, они только будут угрожать мне снова и снова, принимая это за слабость».
Взгляд Фан Цзюэся был твердым. «Но я не сделал ничего плохого, я тоже жертва. Так что, что касается того, что мой отец принимал наркотики, мы должны поговорить об этом, и это я должен что-то сказать об этом».
Путь, о котором он говорил, был отчаянным шагом.
Первой реакцией Чэн Цяна было полное несогласие. «Как мы можем это сделать? Если вы действительно что-то скажете, вы знаете, сколько наших оппонентов и антиподов воспользуются этим и устроят неприятности? Они даже могут заклеймить вас как наркомана».
«Я знаю». Как только Фан Цзюэся узнал об этом деле, все возможные клеветнические заявления уже появились в его голове. Он был знаком со вкусом грязной разбрызганной воды лучше, чем кто-либо другой.
Эти годы клеветы были словно пятном на его теле; как бы он его ни вытирал, он не мог стереть его полностью. Эти злобные слухи стали шрамами на его теле, которые болели, когда он к ним прикасался. Сколько бы он ни объяснял, как бы он ни старался развеять слухи, все, что он получал взамен, было лишь еще большим количеством плевков и оскорблений.
Сначала он не очень понимал, почему это происходит; почему люди не хотят верить в правду? Затем, медленно и постепенно, он привык к злобе этого круга. Большую часть времени за этим не было никакой причины. Правда была наименее ценной вещью в этой индустрии.
В результате сердце Фан Цзюэся тоже понемногу остыло. Он больше не спорил бесстрашно, и в ответ мог только каждый раз показывать лучшее сценическое выступление.
С тех пор он жил с этими отвратительными шрамами.
«Другого пути нет. Единственное, что я могу сделать, это соскоблить яд с кости».
Он не хотел больше так продолжать; он собирался тщательно выдавить все эти дремлющие язвы.
Фан Цзюэся сказал им, одновременно говоря себе: «Если эта тайна будет храниться все это время, никто не знает, что произойдет в будущем. У меня нет возможности сделать эту бомбу замедленного действия еще более неконтролируемой. Что касается обвинения в том, что я наркоман или нет, мы можем провести тест на наркотики и выложить его в сеть в качестве доказательства».
Пока Чэн Цян размышлял над этим, он услышал, как Пэй Тинсун сказал: «Уже сформирована команда по связям с общественностью, она самая известная в округе».
«Сколько это стоило?» — спросил Фан Цзюэся.
«Вам, ребята, не нужно об этом беспокоиться». Пэй Тинсун продолжил: «Они готовы к видеоконференции, которая может состояться в любое время, чтобы выдвинуть стратегию и обсудить планы реагирования. Однако другая сторона дала нам тот же совет, что и Цзюэся». Он посмотрел на Чэн Цяна. «Они также считают, что нам нужно сделать первый шаг в этом вопросе».
Kaleido была первой группой, которую Чэн Цян официально возглавил и которой управлял. Он пережил всевозможные штормы с Kaleido, поэтому, когда он сталкивался с такими вещами, его первой реакцией всегда было быть относительно консервативным.
«Понятно. Давайте сейчас немного поработаем сверхурочно, а я позвоню в отдел по связям с общественностью компании, чтобы они приехали и проинформировали необходимые отделы».
Прошло не так много времени с момента ситуации с Хэ Цзыянь, и теперь настала очередь официального аса группы. Компания придавала этому большое значение, и даже Чэнь Чжэнъюнь, который только что вернулся из командировки, поспешил обратно в компанию. Команда по связям с общественностью провела встречу с Фан Цзюэся в течение целого часа, и, разобравшись во всем, они дали общий план того, как справиться с этой проблемой.
По видеосвязи ответственное лицо сказало: «На самом деле, идея г-на Фана верна. Прежде всего, мы должны сделать правду достоянием общественности, прежде чем другая сторона сможет ее раскрыть, чтобы избежать того, чтобы другая сторона принимала все решения в этой взрывоопасной истории. Если мы проявим инициативу и позволим г-ну Фану сделать ее достоянием общественности, а затем организуем статьи и направим общественное мнение, мы сможем сместить фокус инцидента с «отец обсуждаемой звезды — наркоман» на «биологическую семейную трагедию, частое раскрытие частной жизни и второй удар». Таким образом, мы сможем минимизировать наши потери».
Предметом обсуждения было сидение за столом. Лунный свет, освещавший ранние часы перед рассветом, светил ему в спину, и вся его персона была в тени. Сердце Пэй Тинсуна продолжало болеть, когда он смотрел на него. В прошлом он, возможно, уже отвечал в сети, но теперь он знал, что это не зрелый способ справиться с этой ситуацией. Он также хотел вырасти и защитить человека, которого любил больше всего.
Пока все здесь говорили об этом и высказывали свои взгляды и стратегию, Фан Цзюэся, находившийся в центре водоворота, молчал. Он только слушал, не произнося ни слова, казалось бы, о чем-то размышляя.
Спустя долгое время, когда команда по связям с общественностью уже начала контактировать с писателями и другими силами общественного мнения, он сказал: «Есть еще один вопрос».
Чэн Цян подозрительно посмотрел на него, а Чэнь Чжэнъюнь тут же остановил собрание. «Говори».
«С самого начала я задавался вопросом, не замешан ли в этом деле мой отец, ведь у него уже есть история вымогательства». Тут Фан Цзюэся покачал головой. «Но я думаю, что вероятность этого очень мала, ведь сейчас он находится в наркологическом реабилитационном центре, изолированный от внешнего мира. Но об этом деле, кроме меня, моей матери и Сяо Пэй, который помог мне разобраться с ним некоторое время назад, никто больше не должен знать. Так как же кто-то раскопал это дело? Вот что меня очень озадачивает».
Это также было то, что Пэй Тинсун снова и снова прокручивал в своей голове. Очевидно, он поместил Фан Пина в самый строго контролируемый реабилитационный центр, а затем также отправил людей следить за ним весь день. Он был полностью изолирован от внешнего мира, так что у него не было никаких шансов выбраться и натворить еще больше бед.
«Когда я встретил его, и он вымогал у меня деньги, я спросил его, и он не признался, что связывался с какой-либо компанией или СМИ, но сейчас я в этом сомневаюсь». Глаза Фан Цзюэся слегка сузились. «Он сказал, что для того, чтобы приехать в Пекин и найти меня, он потратил все деньги, которые у него были. Это странно, потому что за мной уже следили почти неделю до дня попытки похищения. На что он полагался в течение той недели, чтобы поддерживать себя, и особенно с давней зависимостью от наркотиков, как он мог так долго продержаться в одиночку?»
Пэй Тинсун тоже думал об этом вопросе раньше. «Вы подозреваете, что он уже встречался с какими-то другими людьми до вас? Эти люди получили от него некоторую информацию и дали ему денег на поддержание его привычки».
Фан Цзюэся кивнул. «Полагаю, так оно и было. Когда он попадает в плен своей зависимости, его едва ли можно считать человеком. Пока кто-нибудь дает ему немного денег для обмена на наркотики, он может сделать все, что угодно. Будь то продажа моих отношений с ним или продажа чего-либо еще, он может сделать все это».
Чэнь Чжэнъюнь, молча слушавший его, внезапно уловил ключевой момент. «Что-нибудь еще?»
«Да». Фан Цзюэся посмотрел на него. «Вот что мне нужно было добавить. Босс, есть одна вещь, которую я скрывал от всех вас».
Под столом для совещаний его руки крепко сжались, а костяшки пальцев полностью побелели, но внешне он был все тем же спокойным Фан Цзюэся. «У меня врожденная ночная слепота. При тусклом свете мое зрение сильно ухудшается, даже приближаясь к полной слепоте».
Пэй Тинсун был ошеломлен. Он не ожидал, что Фан Цзюэся раскроет этот вопрос одновременно с этим. По сути, он объявил всем присутствующим самый большой секрет, который он носил в себе столько лет. Его выдержка и благоразумие, а также те многие годы кропотливой практики теперь растворились в пене.
Чэн Цян не мог в это поверить. «Куриная слепота? А когда ты на сцене…»
Фан Цзюэся небрежно сказал: «Когда света недостаточно, я не вижу и могу танцевать, основываясь только на интуиции, которую я тренировал. Но на большинстве сцен света предостаточно». После этого он посмотрел на них тусклыми глазами и снова извинился: «Извините, я скрывал это от всех».
Чэнь Чжэнъюнь, с серьезным видом, положил руку на стол. Он был действительно удивлен, но когда он снова об этом подумал, все необоснованные детали прошлого теперь стали ясны. Он вспомнил, как впервые увидел этого ребенка; очевидно, у него был природный дар, и он был рожден, чтобы делать эту работу, но даже тогда вся его личность несла чувство бремени. Его тонкие плечи всегда были тяжелыми, но он не говорил об этом, и он практиковался каждый день. Еще до своего дебюта он спал на полу в комнате для практики много дней подряд.
Теперь он наконец понял почему.
«Это не твоя вина», — улыбнулся Чэнь Чжэнъюнь. «К счастью, тебе удалось это скрыть, иначе мы бы упустили гения».
Фан Цзюэся никогда, даже немного, не чувствовал себя обиженным из-за своих собственных проблем, но слова Чэнь Чжэнъюня заставили его на мгновение защипать нос.
Каждый день с момента его дебюта и перед каждым выступлением у Фан Цзюэся были проблемы со сном и едой. Даже во сне ему снилось, что он совершил ошибку или даже упал на тусклую сцену, тем самым вовлекая в это всю группу. Его сны были наполнены тем, что его все критиковали.
[Почему ты захотел дебютировать? Ты же совершенно не подходишь для танцев на сцене, знаешь ли!]
[Фан Цзюэся, посмотри на себя. Ты родился человеком, который будет совершать ошибки на сцене.]
[Какой смысл в практике?! Сколько бы ты ни практиковался, ты не сможешь не совершить ошибку!]
[Вы хотите утащить всех за собой в воду, ба?]
«Да», — вмешался Чэн Цян, — «остальных сейчас здесь нет, но если бы они были, они бы определенно все сказали тебе спасибо. Цзюэся, ты — опора Калейдо, понимаешь?»
Фан Цзюэся изо всех сил старался заставить себя улыбнуться и кивнул головой, принимая их одобрение. «Этот момент также может стать угрозой, которую используют другие, чтобы напасть на меня. Я предполагаю, что он уже рассказал другим, поэтому, боюсь, у меня нет выбора, кроме как тоже сделать это публичным».
Команда по связям с общественностью на мгновение замолчала. «Все в порядке, это не большая проблема. Генетические заболевания относятся к категории конфиденциальной информации, а ваши не причиняют вреда другим. К тому же, за все эти годы вы ни разу не допустили ошибок».
Фан Цзюэся стиснул зубы и кивнул.
Пэй Тинсун чувствовал себя бессильным и беспомощным. Он явно старался изо всех сил, чтобы помочь Фан Цзюэся избежать страданий, но избежать этого было невозможно. Эти кошмары, которые преследовали его так много лет, теперь вырвались наружу в одно мгновение и превратились в гигантского зверя, который едва поглотил бы Фан Цзюэсю, и спрятаться было негде.
Сразу после того, как он раскрыл этот вопрос, ответственный за мониторинг общественного мнения в PR-команде сказал: «Господин Фан, ваши опасения не беспочвенны. Действительно, есть кто-то, кто начал распространять слухи об этом».
Другая сторона разослала скриншоты разоблачений, хотя их содержание было расплывчатым.
[Недавно у новой знаменитости FJX появилась большая дыня, гарантирую, что это правда. Эту историю раскрыл очень близкий ему человек, и вы все узнаете, кто это был позже. У него болезнь, которую долго скрывали, и она из тех, что повлияют на его будущее. Я жду, когда вы, ребята, выкопаете могилу.]
Сообщения под постом явно провоцировали беспорядки, описывая ситуацию в более злобном ключе.
[Болезнь? Какая болезнь может повлиять на его будущее?]
[Говоря так, возможно, это действительно так. Наконец-то появились доказательства тех слухов о скрытых правилах, которые ходили вокруг; это доказательство, которое скоро появится, слишком уж жестокое.]
[СПИД, чё за фигня, тогда вся их группа... тьфу, тьфу, тьфу, ваш круг действительно беспорядочен]
[Я просто знал, что предыдущий слух о скрытых правилах не был беспочвенным. Иначе почему все говорят, что FJX был в этом замешан, и больше никто не упоминается? Просто потому, что ты красив, ты можешь быть самонадеянным?]
«Неужели все эти люди действительно больны? Неужели они не боятся, что мы вытащим каждого из них и подадим на них в суд?» — Чэн Цян был в ярости. «Свяжитесь с модератором прямо сейчас!»
Пэй Тинсун посмотрел на Фан Цзюэся и увидел, как тот холодно смотрит на злобные замечания, проецируемые на экране, не показывая никаких эмоциональных колебаний.
Но он действительно к этому привык.
Даже если бы сегодня распространился слух о том, что Фан Цзюэся покончил с собой в общежитии, он бы не испытал особых колебаний в своем настроении.
Команда по связям с общественностью объяснила: «Это неважно, теперь, когда мы знаем, что это куриная слепота, все можно прояснить, предоставив соответствующие медицинские записи и сертификаты. Я думаю, у г-на Фана все это есть».
Фан Цзюэся кивнул. Он предоставил им все доказательства, которые смог найти, и даже спросил: «Вам нужно, чтобы я прошел комплексное медицинское обследование?»
Услышав эти слова, острая, пронзительная боль пронзила сердце Пэй Тинсуна.
Настроение людей в PR-команде также стало очень сложным. Они пережили слишком много вещей в этой индустрии развлечений, например, изменяющие пары, пары, которые, казалось, ладили на публике, но были резко разделены в личной жизни, и даже более преувеличенные и кровавые сплетни. Профессионализм позволил им сгладить ситуацию и оставить своего работодателя с приличным лицом.
Но сейчас перед ними стоял явно чистый мальчик, но ему пришлось отскребать руки, ненавидя, что он не может содрать с себя кожу, чтобы показать им, действительно ли плоть и кровь под ней настолько черны и грязны, как утверждает мир.
Если бросить достаточно грязи, часть ее прилипнет, и в конце концов даже его кости расплавятся и разрушатся одна за другой.
«Прежде чем я опубликую сообщение на Weibo, мне нужно сообщить об этом маме». Фан Цзюэся попытался успокоиться и встал, чтобы выйти из конференц-зала.
Как только он ушел, Пэй Тинсун встал и сказал Чэн Цяну: «Я его провожу».
Чэн Цян кивнул и посмотрел, как Пэй Тинсун гонится за ним.
Спина Фан Цзюэся была очень тонкой, и в тускло освещенном коридоре она выглядела как увядший лист. Он подошел к углу лестницы и остановился, его рука, в которой он держал мобильный телефон, неосознанно дрожала.
Пэй Тинсун, который следовал за ним, встал перед ним и схватил его за дрожащее запястье.
Он не осознавал, что его голос тоже невольно дрожал.
Было уже 2:30 утра, и долгое время никто не брал трубку. Фан Цзюэся опустил голову и продолжал нажимать кнопку «вызов» после каждого неудачного звонка. Прозрачные слезы падали на его руки, на экран, а зрение становилось все более размытым.
Он сдерживал слезы всю ночь, но в конце концов они все же хлынули наружу, когда речь зашла о его матери.
«Что делать…» Фан Цзюэся, который всегда сохранял невероятное спокойствие, наконец проявил слабость перед своим возлюбленным. «Пэй Тинсун, что мне делать… Мне все еще нужно сказать ей, но я…»
Сердце Пэй Тинсуна словно сжалось. Казалось, он снова вернулся в ту дождливую летнюю ночь, наблюдая собственными глазами, как его уже черно-синий возлюбленный снова приближается к пропасти.
Так или иначе, на этот раз ему пришлось сначала обнять его.
Пэй Тинсун прижал Фан Цзюэсю к себе и нежно сказал: «Цзюэся, иди сюда».
Он вдруг почувствовал, что Фан Цзюэся снова похудел. Этот человек, который был явно на несколько лет старше его, теперь был в его глазах сродни ребенку. Он выглядел таким маленьким и таким удручающим. Даже поглаживая его по плечу, он не осмеливался применить силу.
«Разве ты не говорил, что не хочешь, чтобы твоя мама ждала тебя всю свою жизнь? Длительное страдание от боли не лучше, чем кратковременное. Даже если вы скроете это на некоторое время, что вы будете делать в будущем?»
Фан Цзюэся уткнулся лицом в землю и слушал вопрос Пэй Тинсуна, каждое предложение отдавалось откликом в его закрытом сердце.
«Неужели вы хотите, чтобы она путешествовала до конца своей жизни одна, все еще охраняя свое сердце для человека, который не вернется?»
Очевидно, он держал в руках плохой конец этой сказки, но до сих пор не осмеливался рассказать об этом маме.
Он слишком боялся разочаровать свою маму.
Фан Цзюэся молча плакал на плече Пэй Тинсуна. Всю боль, обиды и страх, которые у него были, он отдал Пэй Тинсуну. Он знал, что это несправедливо; он должен быть сильнее и вынести все сам.
Но в этот момент во всем мире ему хотелось только одного — опереться на плечо Пэй Тинсуна.
Даже если это длилось всего минуту.
«Знаешь, — Пэй Тинсун нежно погладил его по спине, — для твоей мамы самое главное — это не ее мертвая любовь, а ты».
Мобильный телефон, который он держал, начал вибрировать, и это была его мама, звонившая в 2:30 утра. Фан Цзюэся вырвался из рук Пэй Тинсуна, вытер слезы и заставил все свои эмоции сдержаться, прежде чем осмелился ответить на звонок.
На другом конце провода голос его матери был встревоженным и обеспокоенным. Фан Цзюэся много лет зарабатывал на жизнь на улице, и что бы ни случилось, он стиснул зубы и довел дело до конца. Он никогда раньше не звонил ей в столь позднее время.
«Что случилось, детка? Цзюэся, ты заболел? Мама уже проснулась».
Фан Цзюэся сдержал рыдание. «Мама, произошло много всего, и мне нужно обратиться к команде по связям с общественностью, чтобы разобраться с этим. Мне нужно сказать тебе одну вещь». Он продолжил, нахмурившись. «В июне папа приезжал ко мне».
«Что...» — голос мамы Фан стал слабым. «Ты... почему ты ничего не сказала об этом раньше?»
«Потому что… Потому что в тот день, когда мы встретились, он все еще был наркоманом». Фан Цзюэся отчаянно пытался сдержать свои эмоции, но правда была именно такой кровавой. «Он держал железный прут и был готов вырубить меня, а затем похитить, и все потому, что у него в то время не было денег, чтобы продолжать добывать наркотики. Но, к счастью, его остановил телохранитель, и он потерпел неудачу. После этого мы отвезли его в реабилитационный центр».
На другом конце провода внезапно все стихло, а грудь Фан Цзюэся все это время сильно болела.
«Теперь кто-то пытается шантажировать нас по этому поводу, и я должен — сделать это публично сам».
Он знал, что каждое его слово пронзает сердце его матери, но у него не было выбора. Он также горячо надеялся, что все это будет просто кошмаром.
Как бы он хотел, чтобы у него не было такого отца, чтобы у него не было этой болезни, которая мучила его больше десяти лет, и чтобы на него не выплескивали эту грязную воду, которую он не мог ни отмыть, ни оттереть.
«Боюсь, ты увидишь это в новостях, так что... Так что я могу сказать тебе только заранее. Мама, прости меня».