Фигня какая-то (из дневника: ноябрь, 2018)
В очередной раз прокрутив в голове обстоятельства, свидетельствующие, что я в *опе: финансовой, профессиональной, личной, творческой и психолого-психиатрической, я выкинула свежекупленную коробку антидепрессанта со своего 9-го этажа, устав в довершении от их бесконечных побочек и сомнительного результата лечения.
Увидев, что к коробке побежали дети с песочницы я, изображая в себе переживания, что они проглотят таблы, устремилась к лифту в чем была: в тоненькой пижамной майке и летних коротких шортах. Напялить успела осенние ботинки на босую ногу.
Нажала кнопку вызова лифта и поняла, что он там развозит кого-то на нижних этажах.
Пришёптывая себе под нос: «блять, блять, блять», поскакала через две ступеньки вниз.
Вышла: детей не видно, но слышен их шкодливый визг за углом дома. Прибегаю туда и вижу, что целая шобла пятилеток разбрасывает выковыренные из блистеров мои селективные ингибиторы обратного захвата серотонина стае ахреневших голубей. Наглые птицы размашисто подлетали к мелким таблеткам, скептически склоняли голову к ним, будто рассматривая от чего этот препарат и, неудовлетворительно гукнув себе что-то под нос, отлетали в сторону. Но на халявную раздачу прилетала новая партия «пациентов», что приводило в восторг мелких меценатов.
Мой выход из-за угла спугнул птиц и расстроил детей, особенно после того, как я потирая ладонями свои начинающие подмерзать телеса, попросила отдать мне «случайно» выпавшие из окна лекарства.
Посмотрев на меня как на идиотку, дети отдали мне пачку с оставшимися в ней таблетками и, будто тут же забыв об инциденте, убежали в свой песок.
Убедившись, что меня никто не видит, я, отогнав оставшихся несколько голубей, собрала с асфальта таблетки. Сдула с них пыль, положила в карман шорт. Ну мало ли, пусть будут.
Тут меня будто голубь в макушку клюнул: я подняла голову и увидела на третьем этаже курящего мужика на балконе, смотрящего на меня. Он помахал мне рукой и спросил: «А зачем вы у детей корм для голубей забрали-то?».
Объяснять что-то, тем более, задрав голову вверх, было проблематичным. Стоя в середине октября в центре двора в чуть ли ни в чем мать родила, трясясь от холода, я уже ничего не теряя, с мыслью: сгорел сарай, гори и хата! показала мужику язык.
Мужик, затягиваясь сигаретой, невозмутимо спросил не надо ли мне че из одежды кинуть? Я зло ответив: ой, всё! побежала за угол к своей подъездной двери.
Уткнувшись носом в домофон, я чуть не залила его слезами, поняв, что ключ от двери оставила в квартире.
— Мужик! Чего ты там про одежду говорил? — зло спросила я, вернувшись за угол.