эонизированная нежность.
3. садизм-мазохизм.
яоши выглядит крайне довольной: она осматривает трусливого эона, прослеживает каплю лимфы, текущей с левой руки вниз, к аккуратным и крайне длинным пальцам. страх существа напротив, созданного отчасти ее стараниями, отчасти – потенциалом самого существа, она считает успешным доказательством теории о полнейшей неспособности существа к мыслительной деятельности.
санктус медикус думается, что эон распространения действительно был создан исключительно для размножения.
она усаживается в кресло напротив ванны, наблюдает. нефриты-цветы тихонечко ударяются об пол, и эон в ванне замирает, но потом продолжает бесцельно ворочаться.
его тело изнутри сжавшееся, как будто бы становящееся все меньше и меньше. яоши обязана сказать, что тайззиронт неприлично красив по меркам человеческим, будучи в этом самом человеческом виде: шея, запястья и сами по себе конечности тонкие, тем не менее выглядящие мягкими. пальцы длинные и сухие, талию изобилованная может обхватить собственным поясом, и на том не будет нужного пробитого отверстия. тайззиронт был красив настолько же, насколько и странен. тело неуклюжее, частично неказистое (конечности слишком длинные), но многорукой так красота и представлялась – в жалком ее и крайне уязвимом проявлении.
возможно, эон был красив по меркам не человеческим, а ее собственным.
обычно обезопашенный собственными жесткими пластинчатыми крыльями и туловищем, эон жмется и трясется в кафельном коробе, совершенно не понимая происходящего. яоши могла бы дать ему и глаза тоже, тем не менее ограничила слухом и подобием рта – рта красивого и тонкого, какой она видела недавно на картинке вога. тайззиронт слеп и практически нем, он чувствует, что что-то явно плохо, однако интеллекта для понимания трагичности ситуации ему не хватает, он даже не пробует как-либо сбежать, только инстинктивно вертит как бы головой, тщетно пытаясь уловить волны шума рогами-локаторами.
— нелепо, - констатирует. — вы выглядите крайне нелепо.
у яоши голос глубокий, он кутает и успокаивает почему-то, и «нелепый» усмиряется медленно, оборачиваясь к вибрациям. трус все еще, он по натуре стремится забиться в дальний-дальний угол, однако в нем просыпается любопытство. любопытство, к слову, погубило если не половину, то треть всего его потомства.
— вы, я думаю, самый-самый низ эволюции.
белое платье в пол с непышной подкладкой тихо-тихо звенит цветами-аппликациями и каплями поразительно чистых камней полуночного нефрита. эон образованный присаживается на табуреточку рядом и укладывает руку на чужую как бы голову. второй она гладит по покатому плечу, и ногти чуть царапают непривычно нежную кожу. третья рука берет откуда-то из тазика рядом жесткую веревку и разматывает в пятой. четвертая и шестая спокойно жестикулируют.
— буквально ведь ни вы, ни ваш род, ничего, кроме размножения и не признаете, разве нет? единственное, чем вы могли бы отличиться от своих потомков – тем, что я могу сделать вас человекоподобным, даже если убого и наскоро слепленным. – она умолкает, сама же над своими мыслями задумывается. – и то скорее только по причине того, что вы мне интересны с разных ракурсов, а не только как источник ресурсов репродукции.
тайззиронт поддается влиянию извне – он успокаивается аккуратно и, кое-как освоив технологию всего двух ног, укладывается в ванне, соскальзывая по собственной крови-лимфе и снова, снова, снова поднимаясь, укладываясь заново. в какой-то момент эон увлекается собственными же членом и руками, пальцами. трогая и наблюдая за непонятной и достаточно для него странной реакцией в виде странно-неприятных ощущений в низу туловища, эон ничем особо-то и не преисполняется, но продолжает.
он ерзает в ванне, находя это более занимательным, пока яоши не говорит подать ей руки и не подкрепляет слова тем, что сама же руку себе и протягивает – третьей поднимает худую конечность к пятой. вторую эон дает сам, понимая. яоши уверена, будь у него хвост – повилял бы. в конце концов растянутая улыбка, неумелая и такая же нелепая, почему-то заставляет усмехнуться.
тайззиронт в это время чувствует себя полезным, в какой-никакой помощи. не понимает ничего – ни слов, ни обстановки, но приятному ощущению от чужого приятно звучащего «благодарю» он рад и принимает его так же, как и что-то округлое из рук яоши. ощущение грубой веревки пугает и неожиданно сам для себя эон дергается, пытается как-то уйти от касаний. как будто бы наитие перед чем-то смертельно опасным, страх пронизывает тело.
— в любом случае, я здесь нас всех собрала не совсем для светских бесед. мне нужно от вас исключительно.. - она вздыхает, когда тонкие руки пытаются вывернуться, и бьет по ним, заставляет обхватит красное яблоко крепче, удерживая чужие руки своими недолго. - ..исключительно семя. ничего больше, верите?
эон изобилия отпускает чужие две руки – они крепко связаны друг с другом, и тайззиронт поднимает на секунду голову к медикус, совершенно, видимо, потеряв нить происходящего, но яоши только скажет, что ему очень идет, и полезет за второй веревкой.
яоши вяжет и ноги тоже – аккуратно и чуть ли не бережно, напевая что-то.
в какой-то момент тайззиронт осознает, что абсолютно точно что-то не так и снова начнет метаться истерично. ноги и руки, крепко зафиксированные жестким плетением бечевки с непонятными ветками, образующими вместе достаточно плотный тонкий канат, чтобы удержать, ранятся, и эон затихает.
изобилованная вздыхает – внутри что-то приятно ворочается, когда она видит эона вот так вот – в собственной ванне и в облике, который она ему дала. абсолютно безвольного и еще более жалкого эона, чем он мог бы быть в обычном своем виде. что-то приятно скребет внутренности и заставляет чужую жалобность и ничтожность воспринимать как вещь возбуждающую.
эон поудобнее усаживается и перегибается через кафельный бортик. тайззиронт настороженно замирает, чуя приближение и в на пару секунд – гнетущее присутствие.
хрупкое и изящное тело изгибает, когда яоши внезапно хватает за бедро, сживает до боли и давит ногтями, пальцами тайззиронт тянется за чужими и кое-как ухватывает за запястье – его ладонь соскальзывает то и дело от слабости хвата, яблоко выпадает, естественно, сразу же пачкается, а в яоши протест вызывает исключительно смех. она отпускает бедро и ведет выше, наблюдая, как человекоподобное в ванне опять гнет, и он стукается рогами о плиточную стенку.
медикус ведет ладонью второй руки по чужому члену, для себя отмечая, что, пожалуй, помимо эстетичности конечностей присутствует в распространении и определенная эстетика, которой подчиняется все тело – эстетика о ровности и длинности, о том, как цвет кожи меняется на плечах и шее на бледно-бледно розовый с больного бледного белого.
тайззиронт, похоже, совершенно теряясь в пространстве открывает-закрывает красивый рот, как будто бы пытаясь сказать что-то. яоши замечает и опять может только посмеяться.
— вы бы, милый, знали, сколько с вашим телом у вас могло быть возможностей, будь вы хотя бы немного поумнее.
она абсолютно, нужно сказать, фригидно и платонически-безынтересно все еще наблюдает: как эрекция постепенно накатывает, пещеристые клетки крупнеют в объеме, как со временем (минуты две) эон начинает сам чуть толкаться в ладонь-кольцо. медикус такое позволяет и даже поощряет, третьей и пятой руками аккуратно помогая, перебирает яички и трет время от времени головку.
эон наконец стонет, отрывисто и достаточно, как для себя находит яоши, хорошо. чужой голос оказывается не слишком высоким и сейчас несколько хриплым после длительного молчания. позже тайззиронт начнет издавать звуки чаще и, как думает девушка, с каждым разом совершенствуясь.
когда пальцы эона нервически сильно сожмут запястье третьей руки, стараясь надавить на головку еще сильнее, до иступленной боли, яоши замрет на долю секунды.
у изобилованной моментом проскальзывает мысль, которая задевает в голове абсолютно все, как бы поворачивая шлифованное временем многогранное сферическое, идеально покатое в множестве ребер, сознание.
в ванной комнате воцаряется тишина, только эон дышит загнанно и с присвистом.
солнце, скользящее по чужому телу, наконец замирает. лучи красиво оглаживают точеные рельефы как худобы, как и мышечно-округлых редких мест.
яоши убирает руки и одной придерживает связанные, начавшие потихоньку кровоточить, запястья. молчание она прерывает коротким «больше», одновременно с которым на секунд-две возобновляет движения в целом, но, для усиления эффекта, ведет по напряженной коже с нажимом, и эон стукается головой, когда запрокидывает ее от эмоций слишком сильных.
девушка опять замирает на двадцать секунд и опять повторяет цикл, это доходит до пяти минут общего времени. когда двадцать секунд затягиваются до сорока, она слышит нечленораздельное что-то от тела рядом, и внутри опять что-то переворачивается.
она повторяет точь-в-точь, и на краешке чужого, совсем узенького, сознания проскальзывает мысль, что момент просто повторился в больном восприятии. голова-граммофон и так звенела, отчего игла понимания стиралась все сильнее.
за чужими попытками изобилие наблюдает с неким слабым-слабым азартом, раз за разом все тише и тиши повторяя, пока совсем не замолкает. и все же даже не похожее ни на что скуление яоши поощряет, и, кажется, айкью распространения недооценили, когда в какой-то из диссертаций, огромное количество которых за месяц работы с «телом» прочитала яоши, писали, что он глупее собаки.
в какой-то из подобных циклов она слышит что-то совсем похожее на данное техническое задание и приятно удивляется чужому тембру голоса, видимо, доставшемуся по природе, но ранее испытывающемуся только в шипении.
нисколько не глупее, с потаенным где-то очень и очень далеко за инстинктами и формациями возможных рефлексов интеллектом, тайззиронт поражает частично, но яоши поощряет щедрее, даже, вроде как, целуя мокрую шею.
все существо эона напрягается, и яоши с интересом наблюдает, как в ее руках оно содрагается, и длинные и косые пальцы сжимают и тянут веревку. ноги пытаются в судороге согнуться в коленях, тем не менее яоши не дает, удерживает. она подбирает из того же тазика колбу и собирает ранее заявленное семя аккуратно.
тайззиронт стонет чисто и красиво, и изобилованную это манит – она целует чужой рот, ловит звуки и нечленораздельные попытки в человеческое «речь», пока не слышит «нет».
она застывает на секунду, отстраняется. смотрит на чужое лицо с каким-то особым любопытством.
распространение тянется за изобилием на секундочку, пробует еще раз сказать и запинается, когда яоши опять гладит по члену, поощряя. она чувствует, как напряженная ткань снова дергается в конвульсии и наблюдает, как постепенно жидкость достигает риски двенадцати миллилитров. медикус опять обращает внимание на чужое лицо только когда слышит «нет» и «больше» как будто бы вместе. она в какой-то момент осознает – наверняка тайззиронт понял, что слова дают какой-то повод действию, тем не менее, не имея способности их понимать, пытался сказать все, что запомнил.
чужой как бы энтузиазм радует несказанно, и яоши свободной рукой тянется к промежности ниже, подушечками гладит кольцо мышц, но нелепое тело как будто бы и не замечает, сконцентрировавшись на чем-то одном. она мажет пальцы в чужих крови и лимфе, и тайззиронт что-то чувствует только когда он гладит стенки изнутри, случайно или с намерением царапая ногтем.
негромкое «интересно» заставляет распространение вздрогнуть, и яоши этим пользуется, толкая сразу же и второй с третьим пальцы – выясняется, что мышцы крайне податливые, а изнутри стенки секретируют вязкую субстанцию, и тайззиронт как будто бы даже не испытывает дискомфорта. в любом случае мимика, хоть бы какая, сведений подобных не дала, а тело как будто бы стало стремиться к касаниям только больше.
— вы, получается, совершенно универсальны, как я поняла?
яоши хихикает, когда ей в ответ пытаются сказать «нет», но эон опять запинается и, когда санктус медикус понимает, каким конкретно углом оперировать, тело замирает, заново напрягая абсолютно все мышцы, какое имело.
яоши покидает чужое тело в абсолютном соответствии тому, как и начинала все безобразие – спонтанно. она режет бечевку вокруг ног, и еле успевает уберечь колени от керамики тары, удерживая. тайззиронт чуть ли не хнычет, и яоши бесконечно нравится, как ноги приподнимаются, сгибаются-таки в коленях, и все существо распространения выползает наружу в амплуа граничащей с нездоровой похоти. изобилованная, как было замечено, абсолютно фригидная до, сейчас себя ловит на том, что вид ей нравится неимоверно, и чужая ненасытность так же влечет, как и желание узнать, плодовитость и возможности чужого организма.
яоши уверена, что ребенка выносить тайззиронт точно сможет. не сможет – она поможет.
подобные мысли возникшее как бы из ничего желание только подкрепляют, и эон ведет пальцами от груди к шее, сжимает еле-еле и то ли шестой, то ли седьмой, трогает за соски. колбу с гордыми двадцатью двумя миллилитрами она убирает, говоря себе, что если будут излишки – это только повредит дальнейшему исследованию, а с выжившего распространения и так можно будет собрать достаточно.
яоши придушивает, и тайззиронт на какое-то время умолкает, ловит воздух, стараясь изо всех сил выжить – ради то ли наслаждения, то ли все тех же сношения и размножения.
и все же оплодотворением яоши озадачивается крайне.
она скорее автоматически душит нелепое тело, чем с каким-либо чувством, только периферически ощущая отклик чужих судорог.
яоши садится в ванну – седлает тайззиронта и в широком коробе устраивается удобнее. подол платья сразу же мажется в органических выделениях, и когда запах природно яркий, цветочный ради привлечения кого бы то ни было, пропитывает всю эона, и тайззиронт как будто бы обретает второе дыхание, тянет связанные руки к ветвям изобилия в слепом порыве обнять, жалко прижаться и спастись, но яоши не дает, отпуская только когда чувствует, как дыхание почти стихло.
идея об оплодотворении режет разум заново, как и все идеи сроду гениальным. вид эона с ногами, подгибающимися от собственного веса, будоражит сознание, и изобилованная облизывает тонкие губы. тонкость и хрупкость хотелось сломать.
взгляд потихоньку фокусируется на не двигающемся теле, и яоши хихикает опять, осознавая, что чуть ли не убила впервые в жизни. она уже привычным жестом дарует бессмертие на всякий случай, и тайззиронт как будто бы всплывает из-под толщи океана, сразу же хватая ртом воздух в попытке забрать все, что упустил. слепое и жалкое желание жизни эона изобилия как будто бы отрезвляет, и она переводит дыхание, успокаиваясь. время еще будет. сегодня у них достаточно времени, если не больше.
изобилие оправдывает свое нарицание – ее чересчур много, и тайззиронт в какой-то момент меркнет окончательно и бесповоротно, тонет в магистрском обаянии, тает и пропадает, дезориентируясь.
его тело слабеет, разум ослабел достаточно давно. он чувствует отчетливо, как к задворкам сознания подбираются как бы изнутри, голос явно чудесного и благодетельного существа набатом бьет, вынуждая подаваться навстречу. воспоминание о том, как чужой рот грел собственный приятно отзывается внутри, и на пробу эон пытается сказать хотя бы что-то, как его научили. тихое, совсем неуверенное, как будто бы все заново, прошение заставляет в собственной ничтожности и мелкости по отношении к благодетелю только утвердиться: тайззиронт тянется к ней телом, ограничено и как-то убого, пытаясь почувствовать хоть что-то.
он ощущает тяжесть чужого тела на себе, и это его крайне радует – начиная желанием-благодарностью и заканчивая вполне ему натуральным стремлением либо заполнить, либо наполненным быть, он на пробу дергает бедрами.
он же и пугается, когда тяжесть на бедрах смещается, и руки больно и достаточно жестко заводят за голову. одна из них неестественно выкручивается, но дарованное бессмертие быстро регенерирует тело, и связка зарастает заново, оставляя руке подобное положение в числе теперь вполне естественных. боль прошивает все тело, и тайззиронт кончает сразу же со вскриком-стоном, под чужое «ну же, не расстраивайся».
слюна отделяется неконтролируемо, и "нелепое" существо размножения чуть ли не захлебывается, когда в рот, все еще жаждущий чужой, скользят пальцы – благодетель прижимает язык и вынуждает раскрыть челюсть шире, до, опять резкой и ломящей после, боли.
тайззиронт чувствует, как внутренности дрожат под чужим напором, и это уводит сознание еще дальше в темноту, оставляя его самого на границе явного и сущего, доводя до галлюцинаций.
он видел когда-то давно многорукого эона с тем же голосом, которому сейчас повинуется, видит чьими-то чужими глазами, в очередной акт сношения объединяясь сознанием с кем-то.
галлюцинация или нет, она гладит по рогам и говорит, что он справляется хорошо, и даже если эон вовсе ничего из слов не понимает, интонация его хвалит, и он стонет на чужой руке, еле справляясь с тем, чтобы не дернуться навстречу снова.
благодетели как будто бы слишком много. тайззиронт отчетливо чувствует, как она заполняет все пространство вокруг, и его это нескончаемо теребит душу, вводя в экстаз, чувство эйфории все больше и больше возобладает.
чувство чего-то инородного внутри отторжения не вызывает, эон только жадно толкается навстречу, стараясь как бы насадиться. он действительно хнычет, когда источник мимолетной ласки как будто бы удаляется, и пробует еще раз.
тайззиронт слышит жесткое «попроси», и как будто бы некие мыслительные процессы имели определенный смысл – он действительно просит. сначала говоря «нет», он чувствует, как бедро сжимают до крови, и, полупрозрачная, она течет к остальным жидкостям. после только в голове возникает давно не звучавшее «больше», и этот вариант подходит, что возбодряет и дальше кое-как заткнутым ртом он невнятно просит. он сразу же чувствует то, что как раз и было нужно: несколько жестко, пальцы в неаккуратных фрикциях рвут мышцу, и снова она регенерируется крайне быстро, теперь более растянутая по натуре своей.
эон как будто бы чувствует удовлетворение – его член ласкают, как и внутренности, рот точно занят, и выше него явно нечто доминантное и благословенное, что приятно отзывается в теле желанием если не подчиниться, то как минимум посодействовать.
тайззиронт потихоньку в собственном возвышении кого-то становится частично преисполненным, как будто бы начиная улавливать и связь ментальную с партнером. однако связь насколько бы эфемерной ни была, ощущения обостряются, и он чувствует, как чужая душа подавляет, и тело дрожит непроизвольно, находясь на пределе собственных возможностей, настолько сильно чужой внутренний мир превосходил его собственный – масштабами, структурами и устоями (типичный случай в отношениях интеллигенции и быдла боже извините за такие сравнения).
эон не выдерживает в какой-то момент, теряя сознание.
яоши замечает сразу же, но остается довольна: материала она собрала достаточно, чужое тело узнала и как минимум успела причинить столько страданий, сколько хотела. максимум – доставила столько же и удовольствия.
она слезает с еле-еле дышащего тела, вытирает собственные ноги от телесной органики о чужой впалый живот и кое-как поднимает то же тело. оно опоминается частично и как-то пытается помочь, в целом, что задачу поднять-вытереть упрощает, тем не менее управляются они тяжело.
яоши сейчас старается быть аккуратной.
руки распространения все еще задраны, без какой-либо возможности опустить, и санктус замечает. она только с этого посмеивается, и подзывает к себе. яоши заново рвет связку, и эон кусает услужливо подставленную пятую. эон рядом обмякает прямо-таки на глазах, и она подхватывает нежно, укладывает на пол.
в голове крутится то, что нужно сделать овсяную кашу на молоке и приготовить постель совсем свежему образцу, обеспечить хоть какой-то комфорт. яоши, в целом, заботиться свойственно, даже если по-своему.
она оставляет тайззиронта здесь, сама же уходит на кухню. чужую сперму она предусмотрительно укладывает к образцам крови, лимфы и слюны – в холодильный шкаф, откуда достает молоко, овсянку пятая рука находит в каком-то из ящиков, как и третья – кастрюлю-ковш в духовке.
в голове крутятся мысли о том, как бы чужое сознание приручить и выучить полностью, при этом после или в процессе оплодотворив. сами перспективы завораживали и даже чуть пугали далеко не юный разум собственной экспериментальной утопичностью. тем не менее мешая по часовой какой-никакой завтрак (настенный часы показывали примерно шесть часов утра), эон успокаивает себя тем, что разберется.
когда в коридоре начинает шататься чужая фигура в явном поиске все той же благодетели, яоши опять хихикает непроизвольно – зрелище забавное, даже если и угнетающее сознание здравомыслящего. тайззиронт в ногах явно путается, как и в собственных рогах – он задевает потолок, когда распрямляется и боязливо подгибает колени, когда натыкается на что-то.
яоши все еще учит – помогает усесться и помогает освоить ложку (в последствие она все равно кормит сама).
в рамках нсфв-челленджа !!