Моя дочь - кинестетик

Я тут между делом записалась в фотографическую online школу. А оттуда в качестве первого учебника прислали не учебник по фотографии, а учебник про то, как нужно учиться. Местами увлекательный. И я оттуда узнала ответ на давно терзавший меня вопрос. Известно ведь, что люди делятся в основном на три класса по тому, как они воспринимают информацию. Бывают визуалы (которые в основном смотрят), аудиалы (которые в основном слушают) и кинестетики (которые воспринимают мир через тело и в первую очередь через кинестетическую информацию, то есть на ощупь). Еще есть теории. которые рассматривают редкие случаи восприятия мира через обоняние (как герой «Парфюмера») и вкусовые ощущения (это даже не знаю как), но обычно за редкостью большинство классификаций исключает их из рассмотрения.
     Вопрос, который меня мучал относился к процессу познания. Я в какой-то момент заметила, что хорошая лекция (или доклад – временной формат в данном случае не важен) – это лекция, которая сочетает материал для визуалов (графики, картинки и схемы) с материалом для аудиалов (обычно словами, лучше с разнообразными интонациями). То есть хороший докладчик сразу работает на два типа аудитории и таким образом его большее количество слушателей понимает (отсюда, кстати, следует вывод о необходимости презентаций к докладу). Так вот осознав, что хорошие доклады рассчитаны на визуалов и аудиалов, я задалась вопросом, а как же учатся кинестетики и что должно быть в докладе, чтобы им было легче его понять. Но сама придумать не смогла.
     А в учебнике про то, как надо учиться, был ответ на мучавший меня вопрос: кинестетики учатся, делая. И когда я это прочитала, я внезапно многое поняла. Во-первых, почему у хорошего курса всегда должны быть упражнения. Они как раз для тех, кто «учится, делая», «пока сам не сделает, не научится» - кинестетиков. И поэтому как раз доклады устроены хуже лекций и в них понятно меньше, чем в лекциях – в них не задействована эта часть обучения. То есть в конце идеального выступления докладчик должен был бы говорить: «А теперь обратитесь, пожалуйста, к последней странице хэндаута. Я только что рассказал вам, как обстоит дело с относительными местоимениями в тундренном табасаранском языке. А теперь перед вами данные родственного ему лесного табасаранского языка. Попробуйте самостоятельно определить, можно ли распространить ту же гипотезу на лесной табасаранский язык».
     Еще я вдруг поняла что, то что меня так до этого сердило в том, как чему бы то ни было учится моя дочь (а после того, как я ей что-нибудь объясню и покажу, чего для меня было бы более, чем достаточно, нужно еще несколько раз, пока она это проделывает, стоять рядом с ней и подсказывать ей следующий шаг, если она его забыла) – это как раз нормальный способ обучения для нее. То есть она учится включать магнитофон, не когда я ей говорю на какую кнопку нажать, и не когда я при ней нажимаю на эту кнопку, а когда она сама под моими руководством на нее нажимает. И это не издевается она надо мной и не требует лишнего внимания, как мне иногда раньше казалось, а просто учится она так, и это для нее лучший способ понять, как это нужно делать.
     То есть в том, что она кинестетик, никто никогда не сомневался. В возрасте двух-трех лет она была больше похожа на природное стихийное бедствие, чем на ребенка. Выглядело это так: мимо тебя с огромной скоростью и громкими непонятными звуками что-то проносилось и исчезало до того, как ты мог разобрать, что это было. И потом с такой же скоростью появлялось снова. И еще меня всегда завораживало, как она применяла тактильные способы восприятия в таких местах, когда мне бы и в голову не пришло их там применить. Как-то в одном полупустом и тихом аэропорту я ее отправила в туалет, объяснив, что туалет будет, если пойти вон туда, повернуть налево и по правой стороне. Каково же было мое удивление, когда мой ребенок повернув, прикоснулся рукой к стене и отправился вдоль нее, не отрывая пальцев от стены, внимательно читая надписи на всех встречающихся дверях. Я решила посмотреть, что будет дальше. Я пошла за ней и увидела, как она вдруг заметила табличку со значком туалета, и только тогда отпустила стену и радостно побежала вперед.
     Я знала, что она кинестетик, но раньше я не знала, как учатся кинестетики, и как нужно учить кинестетиков. И только теперь я осознала, что тот способ, который выработался уже сам собой, когда я, уча ее чему-нибудь новому, стою рядом и помогаю исключительно тем, что иногда подсказываю, что дальше, а она все делает сама, он не случаен. Что это не способ получить моего внимания в том месте, где оно не так уж необходимо, с чем я уже успела смириться, а просто метод познания мира.