August 6

Жестокость оккупантов не знала границ

В Великую Отечественную войну на территории Беларуси не было и клочка земли, где бы враг не оставил кровавый след…

За помощь сиротам - расстрел

- За время оккупации в Волковысском районе замучено и расстреляно 9328 человек (8233 - в самом райцентре), а также более 20 тысяч военнопленных. Только с сентября по декабрь 1941 года уничтожено несколько сотен невинных мирных жителей, - приводит страшные цифры, зафиксированные в акте Чрезвычайной районной комиссии от 18 марта 1945 года, заведующий отделом Национального архива Маргарита Старостенко. - Тех, у кого еще оставались силы, оккупанты заставляли работать. Когда же человек от изнеможения и истощения падал, его забивали палками.

В специально оборудованном помещении в Волковыске захватчики зверски убили немало жителей: белорусов, русских, украинцев, евреев и поляков. По словам свидетелей установлено, что среди жертв было 27 врачей, 50 учителей, по шесть служителей религиозного культа и техников, по пять инженеров, агрономов и юристов.

Еврейское население райцентра было полностью уничтожено, часть взрослых с детьми вывозили на расстрел в леса западнее Волковыска. В местечке Мстибово застрелен ксендз Марко Бурак за то, что дал хлеба двум детям-сиротам, родители которых погибли при бомбежке. А с 13 семьями представителей кочевого народа палачи расправились в шести километрах от населенного пункта.

С особым зверством гитлеровцы издевались над населением в Шауличах (сегодня там установлен одноименный мемориальный комплекс) на тот момент Бискупицкого сельсовета. Оцепив деревню, фашисты подожгли ее со всех сторон. Пытавшихся спастись крестьян расстреливали из пулеметов. Детей живыми бросали в огонь, закалывали штыками и раздирали надвое за ноги.

В результате кровавого террора были уничтожены все жители - 327 человек. Скот и уцелевшую одежду нелюди забрали с собой.

Такая же участь постигла и местечко Волпа, где 60% населения составляли евреи, - не выжил никто… Там же на кладбище фашисты заставляли мужчин рыть ямы для своих семей.

Детей убивали на глазах матерей

- Вороновский район немцы оккупировали 23 июня 1941 года и наводили там свои порядки до 11 июня 1944-го, - приводит выдержки из документов М. Старостенко. - 14 ноября 1941-го были убиты евреи, привезенные из Вильно. Лишали жизни по 20 человек - женщин с детьми отдельно от мужчин. Каждую группу расстреливали на трупах предыдущей. На глазах матерей расправлялись с их чадами, раненых закапывали заживо. В этот день погибли 263 жителя, среди которых известные художники и деятели науки. На хуторе Мираполь в доме сожгли семью из восьми человек.

В своей жестокости фашисты не знали границ. Кроме массовых расстрелов, ежедневно пытали и издевались над беззащитными людьми. Организаторы всех бесчинств в Вороновском районе - начальник жандармерии обер-фельдфебель немец Раймунд, комендант полиции поляк Шефранский, комендант по хозяйственной части немец Бэлях. Исполнителями их распоряжений были полицаи и другие пособники.

За период оккупации в Вороновском районе расстреляно 1604 человека (из них 492 женщины, 299 детей), в рабство угнано более 60 (данные установлены не полностью).

Из показаний Петра Павловского (Гродно): «Как только немцы заняли облцентр, в бывших казармах устроили лагерь для военнопленных и госпиталь. Находившиеся там люди сразу стали умирать, трупы ежедневно отправляли на кладбище. В октябре - ноябре 1941-го привозили евреев по 15 - 20 повозок в день. Сзади шли военнопленные, которые заранее копали ямы глубиной два метра. В них сбрасывали мертвых и засыпали землей на полметра, добавляли слой хлорной извести и сверху складывали новые тела. На польском военном кладбище было похоронено примерно 14 тысяч военнопленных. Осенью видел, как одного, еще живого, привезли на подводе, и он мотал головой, но его скинули в яму, а сверху положили еще трупы. Убитых хоронили до самой весны 1942-го».

Немцы, говорившие по-украински

Гродненец Сидор Садовский вспоминал: «Занимая Гродно, Красная армия вытеснила фашистов за Неман. Тогда немецкое командование собрало остававшихся на оккупированной территории мирных граждан и заставило следовать впереди фронта. В этот день мы с тремя сыновьями и женой ушли из дома за город, переночевали и еще затемно под утро вернулись обратно. Спрятались в подвале, дожидаясь прибытия советских солдат. И вот 17 июля 1944 года в шесть вечера увидел стоявшего у дверей подвала эсэсовца. Угрожая автоматом, он по-украински сказал выходить всем мужчинам. Арестовал меня и детей - 19-летнего Леонтия, 15-летнего Виктора и 10-летнего Валентина, оставив около караульного помещения. К семи утра следующего дня нас собралось 10 человек. Всех посадили в подвал, в полдень двери и окошко засыпали землей. Не было воздуха, мне стало плохо, я снял рубаху. Люди кричали, чтобы их отпустили. Фашисты сказали, мол, сделают это позже.

Так и получилось. 18 июля в 10 вечера они открыли дверь и стали по одному выводить на расстрел. Жертвам пускали по две пули в затылок из автомата.
Когда настала наша очередь, вышел с тремя сыновьями. Немцы взяли старшего, а нас бросили обратно. Услышал два выстрела, после позвали меня. Сыновья стали плакать и говорили: «Папа, бери нас с собой». А эсэсовцы им отвечали по-украински: «Не плачьте, отец будет вас дожидаться, вместе идти нельзя, а то большевики вас застрелят».

Когда отошел на несколько шагов от подвала, увидел шестерых фашистов, один из которых расстреливал. На месте казни у меня забрали советский и немецкий паспорта. Попросил казнить любым способом, но отпустить младшего сынишку. Они ответили, что пленные уничтожаются.

Тогда кровь во мне замерла, язык стал колом во рту. Хотел напоследок сказать перед палачами: «Да здравствует героическая Красная армия, прощай, любимый Сталин». Но они прозвучали только шепотом... После услышал слова палача, чтобы шел прямо. Сделав шаг, увидел перед собой трупы. В этот момент раздался выстрел, пуля просвистела возле уха - я упал и затаил дыхание.
В меня прицелились еще раз, но мимо. И я остался невредимым лежать на трупах.

Затем услышал всхлипы подошедшего сына Виктора. Раздался выстрел - и он упал рядом, однако продолжил плакать. Хотел сказать, чтобы он перестал, но в него пустили еще одну пулю, и мой мальчик замолк
навсегда...

Раздался плач третьего сына, по которому выстрелили сразу два раза. Не знаю, через какое время я поднял голову и не увидел рядом фашистов. Тогда пополз к развалинам домов, где заметил соседа Домбровского. Тот говорил со мной, но что произносил, я не понимал. Он за руку отвел в другой подвал, где находились люди, уложил на холодный песок, снял рубашку и сделал компрессы. Через пару часов очнулся, почувствовал холод. Соседи спрашивали, что со мной случилось. Сказал: сыновей больше нет. В эту минуту знакомый Жода привел к нашему подвалу немца, который сказал: всех мужиков с караула погнали на работу, оставив только женщину с маленькой девочкой.

Утром мы, шестеро мужчин, удрали из этого подвала в другой, где просидели несколько часов до вечера. К нам пришла жена Жоды с дочкой и немцем, потребовавшим выйти. Когда все направились на улицу, я схоронился под соломой у стенки, а утром удрал на окраину города и спрятался у знакомого в доме под полом, где и пробыл до прихода Красной армии. А вернувшись домой, нашел трупы трех сыновей, лежавшие в яме. Мы остались вдвоем с женой Анастасией…»

Дмитрий СИНЕНКО, "На страже". Фото из архива «НС», sb.by, интернета.