Из Кампании в Рим. Гл. 6. MAMA ROMA (Ч.1).
Мы в Риме! Не знаю, сколько раз и как надолго нужно приехать в Рим, чтобы исчерпать его, и не до дна, конечно, не с головой уйдя в культурные древности, а так, хотя бы по пояс? Мысль не новая, но не такая уж и банальная. Чем меньше знаешь, представляешь себе историю Вечного города, тем проще, конечно.
Рим – итальянский город, с итальянской легкостью: здесь можно перескакивать с античных руин в Средневековье, в Ренессанс (он меньше чувствуется), в Новое время. Можно, наверное, и допрыгаться, заболеть той самой неведомой, но так знакомой русскому человеку ещё по «Онегину» хандрой, как и случилось с главным героем фильма «Дольче вита».
Моя дочь Тоня побывала в Риме за пару недель до нас и подхватила болезнь Стендаля, причем во Флоренции этот вирус так глубоко в нее не проник. Тоня нам составила планы двухдневного путешествия, их мы и придерживались неукоснительно. Первым делом – Ватикан и собор Святого Петра. Народу под дождем немного, наши вещи и вино в пластиковой бутылке (за него-то мы особенно беспокоились) преспокойно проплыли по ленте, мы оказались достаточно благонадежны для осмотра собора.
И мы вошли. Я помню свои ощущения перед тем, как погрузиться в наркотический операционный сон: спиралью закручивались у меня перед глазами потолки с «шашечками», с глазками посередине. Примерно то же самое я почувствовала в соборе.
Потолки поплыли вместе с народом, статуями «первого ряда», общим великолепием интерьеров. Людей много, но нет скученности, слишком просторно. В общем, грандиозно и подавляет.
Думаю отдельную новеллу посвятить прихрамовым вертепам (после Рождества же дело было), и если в православных соборах они чаще всего вынесены во дворы, то здесь, у католиков, они прямо там – внутри. Самый офигительный, удивительный и фигуративный, как и положено, в главном соборе мира – Святого Петра. Он ещё и подсвечивается: день-ночь, фигурки оживают, прачка стирает белье, ангел сторожит. Единственное, что вызывает недоумение, причем всегда, перед всеми римскими вертепами: что ж у них там в пустыне многолюдно-то так?
Вышли мы из собора и потопали к Тибру, через Сант-Анджело.
Там закинулись сувенирами, календариками, поглазели на то мемориальное место, где Одри Хепберн дала гитарой по кумполу шпику – именно здесь был установлен дебаркадер-танцплощадка.
Прошли по мосту, и я испытала острый приступ счастья – он рождается, как правило, из сплава эмоций разного ранжира и калибра, не всегда опознанных.
Рим трудно украсить, и не любое ноу хау здесь уместно, но, по большому счету, Рим благородно готов принять все, не так, как Неаполь, с шумами и грязью, но все по-своему интересное, ненавязчивое, невульгарное.
Рим не панорамный город, и потому чрезвычайно интересен именно деталями: мы приглядывались чуть не к каждому дворику, чаше, цветочному горшку – каждая мелочь здесь имеет отсвет благородства замысла.
По сути, весь Рим – это царство, империя деталей, они вкраплены в единое полотно, и каждый фрагмент по-своему прекрасен, как вот этот кусок античной кладки на стене Пантеона.
Я помню, как тяжело мне было ходить по Флоренции – там глазу негде отдохнуть, он никогда не наткнется на что-то непрекрасное, везде – строгие шедевры. Кошмар! В Риме – не то, он не поражает своими эстетическими глубинами, он осторожно приоткрывается навстречу каждому путнику: хочешь – увидишь, не хочешь, мимо пройдешь. В Риме нет ничего «второго ряда», все – первого, и это тоже слегка напрягает.
Но какие фонтаны – в этот приезд именно они вызвали во мне желание не искупаться, нет, но как-то преобразиться, этак закрутиться и воздвигнуться. Каждый персонаж фонтанного действа имеет свой характер, некоторые даже "диалектику души".
Несмотря на дикую скученность, людские потоки, в Риме много воздуха, и потому Рим для меня – это эпос. Как знаменитый щит Ахилла – он состоит из мелких деталей, каждая из которых сама по себе прекрасна, но рассказывать о нем надо неторопливо, вздыхая, останавливаясь, переводя взгляд на мозаики, картины, на птиц, на статуи, на небо, на людей.
