4. Переславль-Залесский (1)
Переславль-Залесский – город, в котором я бывала часто и помню его хорошо. Помню, ещё 15- 16 лет назад (то есть не то чтобы и давно) он поражал меня совершенной дремучестью, создавалось впечатление, что между Москвой и Переславлем стоит глухой лес с Соловьем-разбойничком на дороге, и никакая цивилизация сюда носу не кажет.
Первое, что я увидела тогда в гостинице – надпись на двери «Тяни – толкай», через год её, правда, заменили на «От себя – К себе». Любой вопрос, обращенный к местным жителям, приводил их в состоянии ступора, а то и коллапса: глаза расширялись, стекленели, молчание могло продлиться минуту и ничем не закончиться. Даже водитель автобуса не смог нам тогда ответить на вопрос, где выйти у Горицкого монастыря, у Центрального музея; косматый мужик с топором провожал нас в Рыбацкой слободе глазами, полными суровой подозрительности, через несколько метров так же намертво встала бабка в валенках, с охапкой дров, на другой стороне Трубежа.
Помню, как ещё в конце 90-х, начале 2000-х меня поражали разные характеры городов, как, кстати, и деревень, – расстояние между Ростовом Великим и Переславлем – километров 60, а люди как будто с разных планет – в Ростове даже рыбаки болтали охотно! В Костроме пожилая, но бравая женщина при храме с нами разговорилась. «В Переславле обязательно к Никитскому монастырю сходите. – А как добраться туда? – А как из Ростова идешь – он по дороге и направо».
Увы (может, и «ура») – все изменилось. Мне показалось, что в Переславле с нами разговаривали исключительно москвичи – и диалект, и светская манера поведения, и готовность точно и быстро отвечать на топонимические вопросы – ничего не напоминало те «залесские» образы, эх. Москвичи, говорят местные, скупили все и приозерные и далее приволжские земли, и если бы я не знала, что речь идет всего лишь о жителях столицы, многие из которых мои друзья, я бы, ей-ей, поверила в некий мифологический народец, успешный, тороватый и нахрапистый, они везут деньги и отбирают земли. Этакое великое сезонное переселение народов: провинция – в Москву, Москва – в провинцию.
Помню и контраст культовых строений – тогда (в конце 90-х – начале 2000-х) они только ещё возрождались, и очень по-разному. Никольский монастырь, что неподалеку от озера, был и тогда обласкан великим вниманием, золотые купола стояли, ещё не вознесенные, на земле, келейный корпус уже сверкал белизной, а вход в обитель только с благословения – и жестко, нас тогда отшили довольно грубо. Сейчас войти можно (и я, кстати, впервые с 1985 года на территории), но этот самый золотой блеск глаза слепит, да и вид у тихой обители слишком уж ммм…респектабельный.
И Знаменская церковь неподалеку под стать – православный гламур, голубенькое с розовым.
Помню, как тяжко возрождалась монашеская жизнь в Никитском и Даниловом монастырях – туда-то пускали свободно, а насельники ютились в полуразрушенных кельях, с буржуйками, и зимой, в морозы все строили, чинили, возводили – и это производило сильное впечатление. Удивительно, что и сейчас, на уже отстроенной территории, после вливания денег и завершения строительных работ, то, что с трудом определяется как genius loci или дух, или атмосфера, или как-угодно-назови, - та же, религиозная.
В Никитском недавно, как я поняла, закончена роспись внутренних помещений – храма и часовни. В целом интересная, но по мне слишком, что ли, «нежная», не совсем органичная суровому, как я представляла себе по воспоминаниям, месту, Никитскому мужскому монастырю. В храме снимать нельзя – это часовня Никиты Столпника.
У входа в монастырь – информация просветительского толка. Любопытный пример антирекламы местной достопримечательности, так называемого «Синего камня».
Троицкий Данилов монастырь на месте бывшей глухой окраины Переславля, где находились «божедомки» или скудельницы – братские могилы нищих, обездоленных, не имеющих пристанища и крова. Их привечал местный подвижник – Данила Переславский, он же и основал монастырь в начале 16 века собственно для нужд горемычных жителей округи. Слава о Данииле достигла Москвы, он, кстати, по настоятельной просьбе Василия III крестил в Троице-Сергиевом монастыре Иоанна Васильевича, будущего Грозного, а в честь рождения оного был возведен здесь в 1530 году Троицкий собор (который после, в 1662-68, расписала знаменитая костромская артель Гурия Никитина). И всегда, во все годы, в обители было очень хорошо. И очень тихо.
С иголочки смотрится Федоровский монастырь – я помню его почему-то за огромным забором и с желтого цвета галереей-приделом, опоясывающим храм. Сейчас все бело. Гришка там хулиганил и лез в объектив.
