7. Польша-2. Краков в четырех частях. Ч. 1 "Кудри наклонять и плакать..."
Я не знаю, что написать о Кракове: этот город более чем известен, он знаменит, его наполняют толпы туристов, думаю, он входит в топ самых посещаемых городов Центральной Европы. И совершенно заслуженно – городов такой красоты, такого блеска и такой степени сохранности я знаю немного.
Мы жили в Кракове довольно долго – прибыли 30 декабря поздно вечером, убыли 5 января утром, отлучались только в пригород – Величку смотреть соляные шахты. Я с Тонькой да Женя второй раз здесь оказались – в первый несколько лет назад прожили мы в Кракове два дня и уехали в Словакию в совершенном ошеломлении от увиденного и непонятого толком; меня как обухом по голове треснули – в идиллической Словакии буквально видения накрывали: польские мессы, костелы, Вавель и громоздящиеся, наплывающие друг на друга постройки.
Иоанн Павел Второй – тогда, в 2010, казалось, что весь этот город – о нем.
Краков не похож на ренессансные городки, которые мы видели ранее, и не только размерами, он вообще другой – барочный, краснокирпичный, разнообразный – он вызывает сильные чувства, может быть даже страсти, но скрытые, глубинные, не напоказ.
Бесчисленные стаи туристов не мешают Кракову оставаться собой, самим с собой. Краков вовсе не таков, как ранее виденные прусские города, такие как Познань, Торунь: там – европейская цивилизация, стать и стиль; на Востоке – в Замостье, в Сандомеже, даже в Люблине – немноголюдная и весьма своеобразная провинция. Краков – сердце, воистину, средоточие Запада страны и Востока.
Я воспринимаю Польшу прежде всего через кинематограф – от Ежи Гофмана до Махульского («Ва-банк»), а в центре, конечно, Вайда. Я не помню польских фильмов, где красоты древних городов попали бы в кадр и стали значимы, для меня Польша в кино – это блочные пятиэтажки, поля, заводы, постоялые дворы, просто дворы, как в «Короткий фильм о любви». Дворы и окна, за ними – жизнь, мы её наблюдаем. Герои почти не говорят, все, что нужно, мы читаем в глазах, в походке, в движениях, и даже не читаем, потому что не понимаем до конца, и это тоже очень важно - недопонимание. Помню, как играл Ян Махульский пана Квинту – не словами, он их почти не произносил – плечами, глазами, мелодией. Удивительно красноречивое молчание – сколько слов произнесли герои в любимом фильме моей неранней юности – «Двойная жизнь Вероники»? Впрочем, нет, я помню момент из этого фильма – волнения в Польше, Вероника идет по Рыночной площади, и ветер уносит ноты – они рассыпаются где-то у Суконных рядов, девушка их подбирает и видит в автобусе другую Веронику – француженку, она фотографирует Мариацкий костел
Да, в кадр случайно попадает достопримечательность, и в главную для обеих минуту жизни. Я отлично понимаю, почему удивительная, полная жизни до самого надрыва польская девушка умирает, а её двойник – француженка, «отдергивает руку от печки» (фраза её возлюбленного) и остается жить. Я понимаю, почему Веронику поселили именно в Краков, я понимаю, почему она не говорит, а поет, и откуда у неё такой голос. Наверное, сложная ассоциация может привести нас к той оборванной песне, «срезанной» пулей мелодии трубача. «Когда трубач над Краковом возносится с трубою…».
Польский кинематограф – весь умеет до сих пор вызывать у меня слезы, а уж в юности-то никто не мог пробить меня так, как Кесьлевский тем же «Декалогом», а особенно «Синим» из «Трех цветов», как Вайда смертью Цибульского из «Пепел и алмаз», даже комизм «Ва-банка» немного тот же – «сквозь слезы». В фильмах есть напряжение, которое только так и можно пережить, простым катарсисом, то есть слезами.
И какие смешные комедии – печальные и ядовитые, и всегда «про людей», с отчетливой авторской симпатией к этим бедолагам. «Ва-банк», «Реверс» (Борис Ланкош), «Дежа вю», «Сексмиссия» - люблю.
