April 7, 2017

Масква и акрестности. Ч.2. «Березы подмосковные шумели вдалеке»

Из Серпухова Сережа гнал машину, как Нина Заречная лошадь перед восходом луны: он спешил показать нам знаменитый храм в Дубровицах до заката – и преуспел, церковь Знамения Пресвятой Богородицы (самый конец 17 века – начало 18) согревали последние лучи солнца.

Я, конечно, видела это диво дивное на картинках, но все равно рот раскрыла: ни на что это строение не похоже – и одновременно напоминает все барочные западноевропейские причуды.

Цвингер в Дрездене – да, пожалуй, а менее всего эта штуковина смахивает на церковь. Скульптурные украшения грубоваты и понамешанны, но эффектны, тут ничего не скажешь!

На следующий день, воскресный, в планах было нарышкинское барокко на окраинах – там, где Макар телят когда-то гонял, а теперь фешенебельные районы раскинулись.  Вначале – Фили. Великолепное барокко (1690 – 1694), и вполне в национальных традициях, в отличие от Дубровиц.

И все-таки выскажусь: смотреть церкви в Москве – это ни с чем не сравнимые переживания: иногда кажется, что ты разглядываешь яркого, блестящего жука в спичечной коробке (это, например, Троицы на Никитниках, зажатая современными постройками), подчас весь пейзаж напоминает компьютерный фокус: мигнешь, «делит» – и нет ничего. Возможно, мое петербургское происхождение сказывается: мне трудно воспринимать объекты вне ансамбля, вне органичного постройке пространства. Подчас, правда, рождаются причудливые эффекты, любопытные сами по себе.

Нечто подобное обоим храмам Петр Первый (он любил или, по крайней мере, бывал и в Дубровицах, и в Филях) мог бы заказать в новую Северную столицу, и стояло бы оно на месте Петропавловского собора. Нет, наш город пошел другим путем, все национальные реплики оставив Москве (до поры до времени).
Поехали в Троице-Лыково, там Бухвостов – полулегендарный, но и реально существующий архитектор, бывший крепостной Михаила Татищева – мэтр Нарышкинского стиля. Церковь Троицы Живоначальной в Троице-Лыкове была построена тогда же, когда и предыдущие два храма (1698 – 1704) и примерно вровень с остальными шедеврами.

Как-то не думала раньше, что «нарышкинский» взлет был таким коротким (лет 10), что пришелся он как раз на начальный период царствования западноориентированного Петра Первого. В дальнейшем государь отряхнул прах нарышкинского барокко с ног вместе с национальной традицией и в новой столице шагнул в Петровское барокко, а это уже совсем другое дело.
А в Троице-Лыково только что закончилась реставрация – там богато, там даже респектабельно.

Страж порядка подошел к нам и вежливо (ничего не могу сказать, мог бы и в асфальт закатать) попросил не фотографировать на территории.  Мы, честно сказать, не вняли. Храм белый, и это удивительно само по себе, белокаменного нарышкинского барокко я не видела и не думала, что бывает, а декор ещё и с «затеями», и мы прямо-таки влюбились.

Поехали в Тропарево.  Храм Архангела Михаила (1693 – 94) попроще силуэтом, но декорирован богато, а окрашен в странный цвет – я бы назвала его цикломен с тосканским солнцем (это термины).

Последний объект нашей программы – церковь Бориса и Глеба в Зюзино (1688 – 1704), авторство приписывается Бухвостову. Наверное, так оно и есть, уж очень хорош храм, и каждый ракурс открывает новую картину, изящную, но не изысканную, праздничную, но без излишеств.

На территории за нами тоже ходил мужчина, по виду охранник. Приблизился ко мне, заглянул в глаза, задержался взглядом на фотоаппарате  - я приготовилась к достойному отпору. «Как у вас с цветопередачей»?  Все-таки в Москве не соскучишься.
Напоследок нас завезли в Крутицкое подворье – там нет никакого нарышкинского барокко, но место действительно замечательное, очень московское, как я это понимаю. Свои впечатления там я описала бы как «ностальгия по старой Москве».

Возможно, ностальгические чувства томили Бунина, написавшего «Чистый понедельник» в 1944 году на юге Франции, в то время как и Москвы-то патриархальной давно уже не было.  Тишина,  строгий красный кирпич, атмосфера старинного благочестия – все располагает к сосредоточенному уединению, даже аскезе, особенно на контрасте с открытой, яркой, шумной Москвой за пределами Крутицкого подворья.

А в Марфо-Марьинскую обитель, куда удалилась от мирской суеты героиня рассказа «Чистый понедельник», мы с Женей попадем завтра.