Ч.4. Невьянск, Быньги
Невьянск – город на Неве (Невье, Нейве) можно считать речным побратимом нашего Санкт-Петербурга. В этом месте мы отказались от бездумного шатания по городу и кинулись удовлетворять свои культурные потребности. В общем, суровый был денёк, хоть и праздничный – 7 января. Не меньше, чем столица Горнозаводского Урала, волновало нас село Быньги (7 км. от города) – бывший старообрядческий центр Урала, а именно Свято-Никольский храм, в котором на своём домашнем месте висят себе знаменитые невьянские иконы. В основном эти старообрядческие иконы сосредоточены в частных собраниях, и фиг ты их вообще увидишь, разве что в альбомах немереной цены.
Дело всё в том, что «новую Россию» 18 – 19 века ковали на Урале именно хранители древнего благочестия, ребята сурьёзные, работящие и деловые. После разгона Екатериной Великой староверов в европейской части России, крупнейшие старообрядческие силы сплотились и сосредоточились на Урале, а именно в Невьянске. На это время (18 – первая половина 19 века) приходится расцвет иконописания, и мастера считают себя последними хранителями византийских и древнерусских традиций, отвергая сомнительные новшества С. Ушакова, стремящегося к большей реалистичности изображения, также не принимая декоративности и светскости «Строгановской иконы». Невьянские иконы легко узнать по сплошному золочению, глубоким оттенкам золотого цвета, сложному колеру, экспрессивности, и, вместе с тем, обобщенности образов. Уффф…
В общем, подрулили мы к этой самой церкви в Быньгах (на маршрутке, естественно), и тупо уставились на золотые православные кресты над Свято-Никольским храмом. Мы-то ожидали увидеть по меньшей мере Единоверческую церковь, а эта – точно РПЦ. И, оказывается, уже давно, а Единоверческая стоит чуть дальше, в 10 – 15 минутах ходу. И где же иконы??? Художественный вкус подсказал нам, что точно, здесь, ибо очень уж хороша церковь, оригинальна и как-то по-особому основательна.
Кстати, позже мы узнали (из вездесущего инета), что прочнее здания, похоже, на всем Урале не было: «в фундаменте его под углами заложены чугунные стулья, весом до 300 пудов (около 5 тонн), все стены перевязаны железными связями. Верхние и нижние подушки окон чугунные, рамы оконные в куполе и стропила из железа. Особенной прочностью отличается колокольня: вся внутренняя часть ее состоит из чугуна и железа». Стоит добавить, что внутри находится чугунный литой иконостас.
Вот уж воистину – строить, так строить! Да, открыта, ура! В храме полумрак, сидят две старушки, одна за столом что-то шьёт, другая при лавке, торгует. «Вот она, наша «невьянская икона», - говорит бабушка и показывает нам маленькие иконки на продажу, выполненные местными мастерами. - А в храме? – спрашиваем мы. – Не знаю, девушки». Мне совершенно понятно, почему служительницам при храме не слишком важны художественные достоинства иконы: для них это прежде всего объект культа, но почему специалисты-хранители не объяснили им истинную ценность интерьеров, не попросили хотя бы присматривать за вошедшими? Храм очень большой, и есть в нём два «отделения» (не придела), где человека не видно, если сидеть в центре. Может, я излишне подозрительна, но ведь страшно - сопрут. Правда, справедливости ради надо сказать, что это не просто: наиболее ценные иконы закованы в стеклянные ящики, но у меня опять же вопрос к хранителям – РПЦ: почему в некоторых ящиках зияют дыры в стекле? Иконами – разного времени, сохранности, художественной ценности завешана, заставлены вся (немаленькая) передняя стена храма. Меня это очень тронуло: значит, религиозная жизнь в храме жива, непосредственна. Запрета на фотографирование мы не увидели, но на всякий случай испросили разрешение – выслали для переговоров мою дочь, вид имеющую детский и глуповатый. «Ну, снимай, деточка». Обрадованные, мы защёлкали фотиками, но вспышку включить не решились: знаем, что вредно для икон. Освещение аховое, блики от свечек в стёклах отражаются, так что большинство снимков – убито, но кое-что осталось.
После потопали к Единоверческой церкви, построенной на месте явления иконы, ну, и обратно побрели, по пути домики красивые фоткая. Кстати, в Быньгах, говорят, до сих пор золотишко моют.
В Невьянск более всего хотела попасть моя дочь Тоня, фанатеющая от творчества В. Крапивина. Действие какого-то из его романов происходит как раз в этом городе, и это обстоятельство увеличило для неё ценность места в разы. Мы беспощадно отшили её желание подробно осмотреть город и в кои это веки решили прослушать экскурсию. Но вначале – в храм, Рождество, поди, на дворе, 7 января.
Первое впечатление от интерьеров Спасо-Преображенского собора – санаторий: радостные, светлые ворота, проход из предела в храм весь в изразцах, а там – праздник сердца – огромное помещение, заставленное комнатными растениями в горшках, вазах и с фонтанчиком посередине. Иконы, правда, не вполне вписывались в интерьер, но в конце концов, почему бы и нет? Можно и так понимать «райские кущи».
У Невьянской, не падающей, нет, а наклонной башни мы долго жались, жалея денег на экскурсию, но всё же потащились на эти галеры.
Ну, чего говорить, неплохо. Наш экскурсовод оказался ярым поборником реалистического взгляда на вещи: не успев вкратце пересказать одну из легенд башни, она тут же её опровергала. Чтобы узнать, в чём собственно заключалось предание, приходилось задавать дополнительные вопросы. Итак: никакие узники в подвалах не содержались, никаких фальшивых монет здесь не плавили, башню специально не затапливали, угол наклона возник в процессе строительства потому-то и потому. Под конец, видимо, приписав мой интерес к легендам детской недоразвитости, сжалилась и рассказала две любопытных истории из серии «их нравы». Первая: Акинфий Демидов, сын того самого тульского мастера Никиты Демидовича Антуфьева, на самой верхотуре башни спросил архитектора: «А ещё такое сможешь построить»?
Развязка ясна, интрига только в способе умерщвления. Да просто привлёк заводчик внимание зодчего к какому-то объекту на земле, а потом взял, да и выбросил. А башня от горя накренилась и заплакала: так возник знаменитый наклон и озеро-пруд. По-моему, где-то я читала статейку о разных, отечественных и заграничных умельцах, казнённых «чтоб неповадно» - устойчивый сюжет. Вторая легенда мне тоже понравилась: Акинфий легко принимал беглых в рабочие, но после уже жёстко держал на привязи. Так, один молодой кузнец, что ли, от невыносимого труда вздумал бежать. Демидов, не долго думая, приказал замуровать его мать в стену и оставить место для лица, чтоб кормить. Вернулся, ясно дело, молодой человек, да мать-старушка к тому времени с ума сошла. Тогда его заковали таким же способом и держали, пока тот тоже умом не тронулся. О, времена, о нравы! В общем, если и первый Демидов – Никита – такой изобретательностью отличался, понятно, почему они с Петром спелись.
Надо сказать, что внуку Никиты, сыну Акинфия, Прокофию всё это железо было до лампочки: созерцатель-ботаник (в прямом смысле) – цветочки разные изучал, гербарии собирал. Вот такая насмешка судьбы. Меценат, лежебока, в общем, хороший человек Прокофий завод Невьянский Савве Яковлеву (Собакину) продал, а неслабое наследство отцовское, вроде, потратил. Деятельность Акинфия, конечно, производит впечатление: более двух десятков горнодобывающих заводов на Урале, и при этом – такая сволочь, даже для своего времени удивительная! После того, как я почти в бессознанке (высоты боюсь очень) сползла с последней лестницы, мне, понятное дело, влили коньяку, а потом повели отходить в кафе «Акинфий» сравнительно неподалёку. Пока мы расслаблялись, этот человек (с портрета) всё внимательнее вглядывался в моё уже сильно расслабленное лицо.
Серьёзный и жестокий край – Горнозаводской Урал, это мне после Невьянска ясно стало.