5. Брно. Поле и небо Аустерлица. Праценские высоты.
Брно, конечно, не тот город, в который страстно хотелось поехать, – это не Париж, не Рим, не Стамбул, и при всех неоспоримых экономических достоинствах этого вояжа (о них я рассказывала в начале заметок) меня не покидала мысль: а в чём сверх, не побоюсь этого слова, задачи, культурного все-таки порядка? Я подумала и нашла три: Вена – в 140 километрах, чешская провинция и Аустерлиц. Последняя да будет первой – по силе эмоции, по впечатлениям от посещения Праценских высот эта задача вполне могла бы занять место в первом ряду.
Как мы туда добирались – отдельная история. Сразу скажу, что желала я именно поля, а не города Аустерлиц (Славков-у-Брна он теперь называется), вся мифология пространства связана именно с Толстым, а он там, на поле боевом все главное разместил, весь эпицентр эпопеи. Сгибаясь под непосильной ношей мегатекста с условным названием «Аустерлиц и его небо», мы рыскали вокруг Брненского главного вокзала в поисках остановки 89, вроде, автобуса. На гугл-картах указано, что именно он должен отвезти нас в деревню Праце, а там уж до высот и знаменитого Памятника мира или Памятника трем императорам рукой подать.
Надо сказать, что транспортная система Брна – отдельная песня. Езданки – билеты продаются в незаметных метах, в неприметных автоматах, их надо поискать, приглядеться, почувствовать, да и деньги те принимают только железные. На обычных остановках могут продать билеты и в табачных лавках, но два раза из тех двух, что они нам были необходимы, лавки не собирались открываться. Так дважды мы прокатились на трамваях зайцами, но, слава богу, кондукторы не входили. До Праце мы умудрились купить билеты на 3 зоны в привокзальном автомате, он проглотил все нашу мелочь, не поперхнулся. Затем где-то час мы метались от остановки к остановке, следуя указателям, и в конце концов отчаялись. Тогда я решила обратиться к местным (в Чехии это крайний случай, никто из адресатов светскими манерами поведения не отличается, и хоть не схамит, но радости, активного желания помочь, скорее всего, не выкажет).
Парень вдумчиво посмотрел на эмблему автобуса, номер, стрелки и сказал, что ходит этот бус только ночью, после того как по рельсам перестают передвигаться трамваи. Вот что бы мне в голову не пришло точно. В конце концов мы плюнули и взяли такси на четверых (Тонька пошла встречаться со своей подружкой, с которой она познакомилась на стажировке в Берлине). 16 км. – не так уж и далеко.
«Впереди, далеко, на том берегу туманного моря виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что-то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска». Л.Н. Толстой.
Да туман и перед нами услужливо расстелился, довершив сходство с оригиналом.
В центре площадки мы ожидали увидеть памятник 1911 года – и увидели, но на меня он не произвел впечатления.
Зависли у карт, я вспоминала образ Кутузова таким, как он описан в романе (горжусь тем, что издали в Брно, оно же Брюнне, я узнала его профиль на памятной доске).
Кровь моя разыгралась, воодушевление охватило, думы вознеслись. Захотелось выпить. Горе нам! Позор на седые головы – никто не позаботился о подходящем такому случаю напитке! Но вот – за памятником мы видим небольшой павильон – кафе, там хмурая продавщица исподлобья вглядывается в наши лица – похоже, русских она в этих местах видала, и это не доставляло ей никакого удовольствия. Мы спокойно берем по рюмке моравской сливовицы (сорокаградусная самогонка, вкусная). «И все? – Да!». Поворачиваемся к стеклянной стене, она выходит прямо туда, где стояли Александр Первый, Кутузов, князь Андрей, части под командованием Буксгевдена , отсюда они начали свой гибельный спуск. Не чокаясь, одновременно выпиваем. Ставим рюмки на прилавок, выходим к долине, где погибли около 27 тысяч человек армии союзников и около 12 армии Наполеона, где-то там лежал и князь Андрей, смотрел в небо (отрывок приводить не буду, идиосинкразия).
Гришка тем временем бегает по долине, иногда ложится, впитывает атмосферу и делает селфи.
Л.Н. Толстой смотрит на бой глазами артиллериста (помним, что он был офицером артиллерии) – сверху, он видит диспозицию и, говорят историки, не ошибается даже в мелочах. Все мы знаем концепцию истории графа Льва Николаевича, его представления о роли личности в истории, прекрасно видим контрастное изображение фальшивого, лицемерного Наполеона и естественного, «настоящего» Кутузова. Однако не стоит эти взгляды упрощать и выпрямлять – художественный текст глубже, чем идеи, в него вложенные (жаль, не моя это мысль, жаль, не новаторская). Так вот, Толстой безусловно отдает должное Наполеону как полководцу, он вне всякого сомнения признает, что, помимо всего прочего (помним идею), его расчет решил исход битвы – Толстой как военный офицер не мог этого не видеть. «Его /Наполеона/предположения оказались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Працен, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другою скрывались в море тумана». Да, бездарность командования русско-австрийскими частями и гений Наполеона решили исход сражения. И туман.
Стоя на гребне Праценских высот, я, далекая от стратегии, а тем более тактики боя, думала: как же можно было покинуть столь выгодную позицию, как можно было дать противнику занять её, я бы, без сомнения, на месте Александра Первого и Кутузова действовала иначе.
Три колонны генерала Буксгевдена (наши) спустились с Працевских высот в Гольдбахскую долину, увлекаемые туда корпусами маршала Даву (французы). Он буквально вытянул союзнические войска с высот, медленно отступая и заманивая их в долину. Под давлением императора Александра I Кутузов был вынужден отдать приказ спускаться с высот и четвертой ударной колонне под командованием генерала Коловрата. И тут, когда центр армии был максимально ослаблен, в образовавшийся прорыв, на эту самую Праценскую высоту бросились 50 тысяч воинов Наполеона (и мамелюки).
Они заняли плацдарм и тем самым разрезали армию союзников пополам. Потом окружили и добили. Несколько тысяч русских воинов утонули в болотах Гольдбахской долины. Гораздо раньше и Александр, и Франц бежали с поля боя и какое-то время спасались от возможного плена. По легенде, прослышав, что русский император замерз на Праценских высотах (дело-то было 20 ноября по старому, 2 декабря по новому стилю), Наполеон приказал доставить ему вдогонку ящик бургундского вина.
Вокруг долин близ Аустерлица ещё долгое время расстилалась выжженная земля: моравские дома, скот, провизия пошла на обслуживание армий, по некоторым данным более 100 тысяч крестьян в округе погибли от голода и лишений.
Великое сражение, великая история, великий роман-эпопея. И мы стоим (или лежим), ловим моменты, прозреваем суть вещей.