Тульщина - Орловщина. Ч.1. Масква мая.

Какое-то время назад мне было ещё интересно вдумчиво и внимательно разбираться в своих переживаниях по любому поводу, собственно говоря, рефлексировать. Так многожды мне приходилось обращаться ко внутреннему миру с вопросом: «Люблю ли я Москву»»? Каждый раз мир отвечал замысловато, требовал дифференцировать вопрос по опциям, отследить динамику воспоминаний и всякую другую муть. И вот в пятницу поздно вечером, выйдя из Сапсана на Ленинградском вокзале, опустившись в это чортово маасковское метро, ответ пришел сам собой, отчетливый и внятный. НЕТ.

Я люблю отдельные клочки, локусы этого огромного, суетного мегаполиса (главным образом, тихие), причем такие, в которых я ранее уже бывала. Вот, например, квартира наших друзей – Оли и Сережи, куда мы и направились. Ещё я поняла, что в Москве я чувствую себя провинциалом, но сколь сладостно, приятно это состояние спокойного снисходительного отчуждения от шумной, хаотичной, агрессивной разноголосицы! И ведь никто в метро не встанет, не уступит место двум женщинам похилого вику!
В первый день, субботний, мы пошли, вспоминая Веничку Ерофеева, рассматривать соборы Московского кремля.

Женя там впервые, я в последний раз была около тридцати лет назад, как-то даже страшно стало от такой цифры. Место тяжелое – это сразу понятно, историческая память сразу картинки подсовывает, образы и напевы. Тут и усыпальница Иоанна Грозного, и убиенного Димитрия, и молитвенное место царей и цариц, знаменитые иконы в стеклянных ящиках – и все-таки очень много людей, там везде тесно, даже на открытых пространствах между храмами. Есть впечатление сгустков пространства, людских эмоций, культурной памяти, собственных эстетических переживаний – душно.

Ходить здесь можно только по заданным людьми в форме траекториям, чуть что – окрик, разворот; тут машины по центру правительственные шуршат, людишкам надобно передвигаться по боковым глиссадам.

Фрески, иконы, конечно, произвели и впечатлили до самых оснований души, есть такие, ради которых стоило в Москву приехать, только чтоб посмотреть. Есть и силуэты, на которые я раньше и внимания не обращала (на Царь-колоколе, например).

Думали зайти внутрь храма Василия Блаженного, да не сдюжили – красота больше не лезла ни в глаза, ни в сердце. Захотелось чего-то попроще, попошлее, подешевше, а уж с этим в Москве все в порядке –

идем по Варварке и с отрадой, многим незнакомой, наблюдаем зеркальный полукруг парка Зарядье,

поднимаемся, но дальше не идем, пьем чай из пакетиков в полиэтиленовом павильоне-палатке ровно у подножия церкви.

Удушье от красоты отступило. Домой!
На следующий день в планах – Андреевский монастырь у Воробьевых гор,

я хочу посмотреть знаменитые росписи надвратной церкви, выполненные современными иконописцами Ириной Зарон и Сергеем Антоновым.

https://affresco.livejournal.com/170634.html
Не тут-то было! Храм закрыт, охранник похамливает, сверкает золотыми зубами, подхихикивает, ерничает. Очень жаль. Гоним от себя досаду, идем вдоль Москвы-реки,

наблюдаем Москву советскую – Университет, Лужники, знаменитый мост – мне все нравится.

Почти через неделю опять в Москве – на этот раз друзья и гиды Сережа и Оля предложили нам отсмотреть все постройки Льва Кекушева, на машине, естественно. Кто ж от такого откажется? Дом Носова

и особняк Листа (первый по времени модерн в Москве),

доходные дома (сильно перестроенные) –

Кекушев не пожелал меняться в сторону модного Северного модерна, а затем и вовсе сошел с ума. Привлекали меня во всей этой многочасовой экскурсии на машине не столько сами постройки, сколько описание образа жизни интеллигенции и богатого купечества конца 19-начала 20 века – читать об этом можно бесконечно, что Оля и делала в переездах от одного объекта к другому. Как музыканты в доме Листа обучали дрозда выводить нужные трели, как женщины менялись мужьями, мужчины женились на деньгах. Советские власти в этом особняке (он принадлежал тогда Алексею Мещерскому)

в октябре 1918 года устроили засаду, чтобы впустить вымогателей, советских же комиссаров, – они требовали денег с гражданской жены Мещерского Елены Гревс за то, чтобы вызволить его из застенков ВЧК, а она, не будь дурой, тут же сдала взяточников-комиссаров советским властям. Позже преступников расстреляли, а Мещерского под это дело выпустили, чем гражданские супруги и воспользовались – незаконно пересекли финскую границу. В общем, страсти кипели.
Что интересно в Москве – так это, не побоимся банальностей, знаки эпох, не всегда эстетически привлекательные, но интересные безусловно. Наблюдаем помпезную, пафосную лужковскую Москву, знаменитого Петра, менее известные, но вполне уместные памятники, но самое сильное переживание – проклюнувшийся собянинский стиль под кодовым названием «все тут ляжем». Эстетика крематория в самом центре, на Большой Дмитровке.

(Фота не моя, припарковаться на улице невозможно).
Скамейки повернуты к проезжей части, отдыхающим предписано с упоением вдыхать ароматы выхлопных газов и обтекать многочисленные надолбы. Тут же, на Дмитровке хороший, на мой взгляд, памятник Майе Плисецкой – недавний, по-моему.

Удивительно, как правители, градоначальники, эпохи расписываются на московских пространствах, демонстрируют свои вкусы, пристрастия, а столица все терпит – она привыкла. В воскресенье вечером двинули на экспрессе до Тулы – там нам предстояла одна ночь перед отъездом в Одоев и Белев. В Ясную Поляну двум учителям русской словесности не хотелось совсем. И не то чтобы из принципа, а просто.